Кстати, пьесу написал Сергей Карташов. Он, как и многие тогда интеллигенты с «несоветскими» мыслями, попал в лагеря. Вот как описывает встречу с ним писательница Екатерина Судакова в повести «Крутые ступени»:
«Первое мое знакомство с Сергеем Карташовым произошло так: Я встретила в зоне Любу Говейко (она уже работала врачом), и Люба подвела меня к какому-то бараку, открыла дверь и тихонько пихнула меня туда, сказав: «Иди, там ты увидишь то, что тебе нужно». Я вошла, присмотрелась, но вокруг – ни души. Только на верхних нарах сидел небольшой человечек, по-турецки скрестив босые ноги. Я вскарабкалась к нему на нары и спросила: «Вы кто?» Он ответил: «Карта-шов». Я спрашиваю: «Писатель? Понятно. А пьесу «Наша молодость» вы написали, да?» – Он кивнул головою. Тогда я процитировала из этой пьесы:
Она: — А мировая революция когда будет?
Он: (злобно) – В среду!
Карташов и я рассмеялись. Он спросил меня: «В каком году вы ее видели?» Я сказала: «В 1932 году, один раз…» – «Сейчас 1942 год. Hу и память же у вас!..» – Это верно, память у меня была феноменальная, но на далекое прошлое.
Ее крылатые фразы
ПРО БОГА. Я верю в Бога, который есть в каждом человеке. Когда я совершаю хороший поступок, я думаю, это дело рук Божьих.
Мы разговорились. Карташов оказался крупным эрудитом по многим и многим вопросам в искусстве. Память же у него тоже была необъятная! Только потом я встретила Сергея в клубе на репетиции, где он ни в чем не принимал участия. Изредка потом я встречалась с Сергеем – поболтать о литературе. Мне запомнилась на лице его – на щеке – крупная родинка, а когда он говорил, то сильно грассировал букву «р». Вот по этим двум приметам я узнала Сережу много лет спустя в поселке Маклаково (на Енисее). Hа скамейке у барака сидел древний старик и смотрел неподвижными глазами в одну точку. Я остановилась и крикнула: «Сергей Карташов! Ты ли это?» – Он повернул ко мне лицо, долго смотрел на меня, потом сказал: «Уходите, я вас не знаю». Как я узнала потом, Карташов страдал тяжелой формой паранойи.
И еще много лет спустя я слушала эту пьесу по радио, и как раз я снова слышала этот диалог: «А мировая революция когда будет?» – «В среду!» – Только по окончании диктор сказал: «Пьеса «Наша молодость» написана по мотивам…» – и все! В это время Сергей Карташов давно уже покоился на маклаковском кладбище».
Истории из ее жизни
«Мне вспоминается горькая моя обида на всех окружавших меня в моем одиноком детстве», – говорила она.
На первый взгляд непонятно, в чем было дело, ведь ее семья была вполне состоятельной и любящей.
Трудно в это поверить, но Фаина не любила даже самый волшебный праздник, который весь год с нетерпением ждет вся детвора, – Новый год. Причина крылась в ее старшей сестре Изабелле. Она была признанная красавица, поэтому и наряжали как принцессу. В шикарном наряде Белла становилась еще прекрасней. Гости восторгались красоткой. Фаине же – некрасивой и неуклюжей заике – оставалось только завидовать сестре, скрываясь от посторонних глаз за ширмой. И только мечтать о похвалах, внимании, аплодисментах. С детства девочка считала себя несчастной и никому не нужной. Однако не исключено, что именно жажда внимания, признания и восхищения стала главным стимулом для Раневской стать не просто актрисой, а знаменитой актрисой.
РазговорыСамуил Маршак впервые услышал о Раневской, когда она играла в Бакинском театре в пьесе «Наша молодость». Вдова Кина вспоминала: «Никогда не забуду, как уговаривал Виктор Самуила Яковлевича поехать с ним в Баку посмотреть этот спектакль. Маршак сказал: „Очень хочу в Баку, а еще больше посмотреть актрису Раневскую. Я так наслышан о ней…“ Он даже просил Виктора взять билет и для него. Не помню уж, почему, но поездка эта не состоялась».
Тип женщины: Дурочка с сексуальной внешностью
Психологический портретМногие мужчины не против пофлиртовать с такой крошкой, но строить серьезные отношения с таким типом женщин просто невозможно, так как кроме секса в серьезных отношениях присутствует еще и общение. А общение в данном случае их слабая сторона, так как ничего умного они сказать не могут, Умеют только улыбаться, кивать, нести всякую чушь.
Спектакль«Патетическая соната».
РольПроститутка Зинка.
История спектакляКамерный театр под руководством Александра Яковлевича Таирова в сентябре 1931 года предложил Раневской роль в спектакле «Патетическая соната».
Почему после Уайльда и Юджина О’Нила Таиров вдруг решил поставить советскую пьесу о Гражданской войне, его коллегам было непонятно. После классики взяться за военное произведение, да еще и жестко раскритикованное за мелкобуржуазность и украинский национализм?
Коллеги предполагали, что, возможно, таким образом режиссер решил изучить революционный романтизм, которым была пронизана вся пьеса. А может, решил угодить советской власти? Но если хотел именно этого, то не получилось.
По сюжету героическая украинская девушка Марина, дочь ярого националиста, руководит революционным коммунистическим подпольем. В Марину влюблен талантливый поэт Илько, а в Илько влюблена проститутка Зинка, живущая по соседству. Классический любовный треугольник, в котором роль Зинки сыграла Фаина Раневская.
По ходу пьесы драматург Николай Кулиш пытался разоблачить украинский национализм, но, по словам партийных товарищей из худсовета, недостаточно сгустил краски. Поэтому был обвинен в пропаганде того, что намеревался разоблачить. Спектакль пришлось снять с репертуара, иначе театру грозили серьезные репрессии.
Но все же, несмотря на то что пьеса выдержала всего несколько представлений, а самой Раневской на репетициях все время казалось, что все актеры удивляются, зачем Таиров пригласил эту бездарную артистку, после «Патетической сонаты» ее имя прогремело на всю Москву. Режиссер и профессор ГИТИСа Борис Гаврилович Голубовский в своих мемуарах писал: «Я следил за каждой работой артистки после давно забытого спектакля Камерного театра «Патетическая соната» М. Кулиша… Такую реалистическую, жесткую манеру игры на сцене Камерного театра, пожалуй, не видели ни зрители, ни актеры. Как богат контрастными красками ее образ!.. После спектакля зрители говорили только о Раневской».
Истории из ее жизни
Говорят, любовь приходит с молоком матери. У меня пришла со «слезами матери». Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, – она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери – газета: «…вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов». В газете – фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу Чехова. Нахожу, начинаю читать. Мне попалась «Скучная история». Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом закончилось мое детство. Я поняла все об одиночестве человека.
Это отравило мое детство. Прошло несколько лет, и я опять услыхала страшный крик матери, она кричала: «Как же теперь жить? Его уже нет. Все кончилось, все ушло, ушла совесть…» Она убивалась, слегла, долго болела. Любовь к Толстому во мне и моя, и моей матери. Любовь и мучительная жалость и к нему, и к С. А. Только ее жаль иначе как-то. К ней нет ненависти. А вот к Н.Н. Пушкиной… ненавижу ее люто, неистово. Загадка для меня, как мог он полюбить так дуру набитую, куколку, пустяк…
ИграРаневская играла роль одинокой неприкаянной женщины Зинки. Она носила яркую безвкусную одежду: какую-то нелепую смесь розового, голубого, зеленого. Огненно-рыжие волосы были собраны в неаккуратный хвост и перевязаны большим бантом. На лице – кричащая косметика: много румян, пудры, помады. При пении фальшивила, но сама этого недостатка не замечала, старательно напевая: «На берегу сидит девица, она узор шелками шьет, работа чудная такая, но шелку ей недостает».
Фаина Георгиевна была счастлива, что участвовала в «Патетической сонате».
Преклонялась перед Алисой Коонен, тоже игравшей в этом спектакле. Коллеги вспоминают, что когда на репетициях в зал входила Коонен, то Фаина даже теряла дар речи. Да и на репетициях она робела, чувствуя себя громоздкой и неуклюжей.
Ее крылатые фразы
ОБ УНИТАЗЕ. Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем «баттерфляй».
«Вспоминая Таирова, мне хотелось сказать о том, что Александр Яковлевич был не только большим художником, но и человеком большого доброго сердца, – вспоминала Раневская. – Чувство благодарности за его желание мне помочь я пронесла через всю жизнь, хотя сыграла у него только в одном спектакле – в «Патетической сонате». «Я «испорчена» Таировым», – так всегда говорила актриса, поясняя, почему ей не нравится тот или иной режиссер.