Вот куда в девятнадцать лет вернулся самоуверенный красавец Син. Он нашел работу – рисовал пропагандистские плакаты для американских оккупационных войск и киноафиши для горстки еще не разорившихся коммерческих кинотеатров. Его взяли подручным на крошечную и хлипкую, однако независимую киностудию «Корио» – со своей антикварной аппаратурой, работавшей через пень-колоду, «Корио» смахивала на близняшку голливудских заштатных студий «бедного квартала»[3]. С начала Корейской войны двадцатитрехлетний Син служил в правительственном департаменте военной пропаганды при ВВС – снимал для гражданских документальные фильмы о ходе военных действий и о современном вооружении. На досуге, обильно заимствуя имевшиеся ресурсы – в том числе 16-миллиметровую камеру «Митчелл» и бесплатные киноархивы, предоставленные американской армией в распоряжение южнокорейского департамента пропаганды, – Син снимал свою первую киноленту, фильм «Злая ночь». Чтобы не делить однокомнатную «эвакуационную квартиру» с несколькими сеульскими семьями, при бомбежках лишившимися домов, Син незадолго до того нашел дешевое жилье – в одной комнате с янбуин, «западной принцессой», как называли проституток, которые обслуживали исключительно американских солдат. В «Злой ночи» рассказана история янбуин; крошечный бюджет составили ссуды отца Сина, его брата и его новой соседки. После войны фильм вышел в прокат и заслужил хвалебные отзывы критиков, но денег почти не принес.
Син и Чхве познакомились год спустя; он вернул ей веру в себя, она подарила ему вдохновение. Они полюбили друг друга. Вскоре Ким Хак Сун прознал и пригрозил избить обоих, если роман не прекратится. Он слил историю в газеты; заголовки кричали, что пресловутая распутница Чхве Ын Хи бросает мужа-калеку ради молодого любовника. Сина попрекали черствостью – мол, крадет жену у старшего, что позорно в стране, взросшей на конфуцианских ценностях: семья, брак, уважение к старшим. Весьма консервативное южнокорейское киносообщество держалось с молодым режиссером холодно и не пускало на порог.
Но тут у Чхве наконец истощилось терпение. Когда ее роман с Сином выплыл наружу, она, в общем, вздохнула с облегчением. Прежде она угрызалась, но теперь, когда все раскрылось, когда ее поддерживала неизменная любовь Сина, Чхве готова была за себя постоять. Она подала в суд на развод и выиграла. Прямо из зала суда она направилась к Сину. Журналисты вставали лагерем под дверями у всех друзей, которые могли приютить нашу пару, и они кинулись в первый же дешевый мотель, где нашелся номер.
– Пожалуйста, запомни этот день, – сказал Син, обнимая Чхве. – Седьмое марта пятьдесят четвертого года. Пусть сегодня будет день нашей свадьбы.
Он не верил в общественные институты, но оба цеплялись за этот день, точно за клятву, данную в церкви. Наутро они проснулись все искусанные клопами, но улыбаясь до ушей. Мотель «Тхо Чхве» стал прекраснейшим гнездом их медового месяца, невзирая на матрасы с клопами, тонкие грязные стены и все прочее.
Союз Сина и Чхве оказался не просто счастливым, но профессионально удачным. За первые три года брака они вместе сняли четыре фильма. В четвертом, «Цветке в аду»[4], который Син снимал в традициях итальянского неореализма, вдохновляясь работами Роберто Росселлини, Чхве сыграла янбуин. Критики пришли в восторг и по сей день считают «Цветок в аду» лучшим корейским фильмом 1950-х. Через год, в 1959-м, Син снова снял свою жену в мелодраме «Признания студентки», где Чхве сыграла бедную сироту, студентку юридического факультета: ее привечает семья местного чиновника, и в итоге девушка становится судьей. Фильм пользовался бешеным успехом и шел в кинотеатрах больше месяца. В тот же год Син поставил еще пять фильмов – все мелодрамы с Чхве в главной роли, и все за какие-то двенадцать месяцев добились кассового успеха.
Бесспорными крупнейшими звездами на небосклоне корейской киноиндустрии Син Сан Ок и Чхве Ын Хи стали после «Сказания о Чхунхян», высокобюджетной экранизации популярнейшей корейской народной сказки, которую Син в 1960-м решил поставить, несмотря на то, что Хон Сон Ги, самый кассовый корейский режиссер тех лет, тоже начал снимать экранизацию, на главную роль взяв самую известную актрису страны, свою жену Ким Чи Ми. Хон владел крупнейшим кинотеатром в Сеуле и, пользуясь тем, что их с женой имена обладали весом на рынке, успел забронировать под прокат своего фильма кинотеатры по всей стране, гарантировав тем самым показы на множестве экранов.
Все это Сина не смутило. Он решил, что поставит свою «Чхунхян», и мало того: он снимет ее в «Техниколоре» и «Синемаскопе» – это будет первый корейский широкоэкранный фильм. Он будет стоить почти втрое дороже самого высокобюджетного фильма той поры и сниматься на дорогую «кодаковскую» пленку, которую придется проявлять в Японии. Пусть Хон выпустит свой фильм первым, в день Нового лунного года, в 1961-м – фильм Сина выйдет десятью днями позднее. Неслыханно смелое решение, очень высокие ставки: неудача обанкротила бы «Син Фильм».
Фильмы вышли почти одновременно, и киноиндустрия из кожи вон лезла, пытаясь угадать, кто одержит победу. Всплывали сообщения о саботаже обеих сторон; за несколько дней до выхода фильма Сина в его офис кто-то вломился, а одного сотрудника ненадолго похитили, безуспешно пытаясь заставить режиссера отложить премьеру.
Наступил Новый год. Вышел фильм Хона. Продажи билетов не оправдали ожиданий, и спустя две недели фильм сошел с экранов. Через десять дней после его премьеры на экраны вышла «Чхунхян» Сина – и побила все рекорды. Семьдесят четыре дня подряд она шла в сеульском кинотеатре «Мёнбо» при полном аншлаге. Только в столице его посмотрели почти четыреста тысяч человек – это в десять с лишним раз больше, чем в среднем на киноленту, пятнадцать процентов всего населения Сеула; этот рекорд продержался потом еще семь лет. До конца года вышли еще две работы «Син Фильм» – в том числе мелодрама «Гость в доме и моя мать», и на каждый было продано по 150 тысяч билетов. Как выразился один сотрудник Сина, «мы не могли сосчитать, сколько денег заработали. Каждое утро нам доставляли по несколько мешков налички. Что хочешь, то и делай». Затем Син с заоблачным бюджетом снял исторический эпос «Принц Ёнсан»[5] – за двадцать один день, поскольку хотел снова выпустить фильм к Новому году и повторить прошлогодний успех. «Принц Ёнсан» стал самым кассовым фильмом 1962-го, а Син прославился как Новогодний Затейник. Спустя пять месяцев «Гость в доме и моя мать» получил высшую награду на Азиатско-Тихоокеанском кинофестивале, Син Сан Ок познакомился с президентом Пак Чои Хи, и в южнокорейской киноиндустрии началось десятилетие беспримерного господства одного-единственного короля (Син Сан Ока) и одной-единственной компании («Син Фильм»).
Южная Корея 1960-х – сильно израненное государство. Корея, более тысячелетия сохранявшая суверенитет, имела несчастье оказаться на перекрестке дорог трех великих держав, России, Китая и Японии, и за контроль над ней веками сражались все три. В конце концов в 1910 году полуостров аннексировала Япония – Корея служила ей плацдармом для захвата Китая. Страна восходящего солнца ассимилировала новые колонии бесцеремонно. Корею она превратила в гигантский военный лагерь, сместила корейского короля, а вместо него посадила репрессивное военное правительство, которое тотчас приступило к массовым казням и арестам – чтоб местные быстренько поняли, что к чему. Корейцев обязали взять японские имена, молиться в японских храмах, учить в школах японский язык. Японская армия даже расставила металлические колья на священных холмах, тем самым в глазах корейцев истощая духовную энергию земель. Для финансирования войн, развязанных Японией по всей Азии и Тихоокеанскому региону, крестьянские хозяйства обложили высоченным налогом – более половины каждого урожая. Корейцев и кореянок призывали служить в войсках или на фабриках, а японские солдаты, расквартированные в Корее, не смущаясь ни моралью, ни сопротивлением, угощались корейскими девушками.
Японская военная экспансия продолжалась до лета 1945 года, когда американские ВВС сбросили «Малыша» на Хиросиму и «Толстяка» на Нагасаки, – после этого адская машина, известная своими военными преступлениями и суицидальным фанатизмом, наконец пала. 15 августа 1945 года японский император Хирохито объявил по радио о капитуляции и согласился признать, что он более не божество; в этот день множество японцев рыдало, запершись по домам. Кое-кто совершал ритуальное самоубийство, не в силах жить в мире, где божество смещают с небесного трона по условиям подписанного договора. В Корее же народ торжествовал, кричал «ура» на улицах, а на стихийных демонстрациях размахивал советскими и американскими флагами – корейцы не совсем понимали, кому обязаны освобождением, но их переполняла благодарность. Первые американские солдаты, прибывшие в Сеул, узрели город девятнадцатого столетия – одноэтажные дома, конные телеги, транспорт на угле и ни одного европейского лица. Корейцы до сих пор для удобрения рисовых посадок использовали человеческие экскременты, и в вязком летнем воздухе вся страна отчетливо воняла.
