Пока же, что касается скифов, исходной точкой их истории может, наверное, считаться приблизительно 1700 г. до н. э., когда первые индоевропейские племена достигли Енисея. Возможно, эти переселенцы откололись от индоевропейской группы племен, которые проникли в Грецию и Малую Азию на три века раньше. От Енисея они продвинулись к западу от Алтая до Кавказа, где, как считает Киселев, они развили у себя смешанный тип хозяйства, когда часть племени осела в плодородных долинах и стала земледельцами, в то время как остальные скитались по равнине как пастухи-кочевники и охотники. Поселенцы к тому времени овладели искусством литья и ковки меди, и некоторые их отливки были найдены в земле, причем литейные формы, которые они использовали для изготовления своих серпов, лежали поблизости. Они изготовляли коричневатую керамику, на которой царапали геометрические узоры, и использовали бронзовые орудия для рубки деревьев. Поначалу они хоронили своих мертвых в неглубоких могилах, отмеченных кругом из камней, но к 1200 г. до н. э. они начали возводить большие курганы. Киселев полагает, что различие в размерах курганов, насыпанных один возле другого на одном кладбище, зависело от богатства племени. Но так как под непохожими друг на друга могильными холмами находятся могилы, которые, видимо, принадлежали людям одного племени или рода, возникает искушение приписать различие в размерах курганов появлению классового общества, в котором состоятельные семьи, облеченные властью, могли ожидать, что к ним будут относиться с особым уважением после смерти, так же как и при жизни.
Почти в то же самое время племена на северо-востоке Сибири начали применять железо, а в районе Минусинска, расположенного в бассейне Енисея, появилась новая монголоидная раса, представители которой имели на вооружении ножи с загнутыми внутрь лезвиями, напоминающими ножи времен династии Чу в Китае. Наличие ножей такой формы служит отличительным признаком проникновения китайского влияния в регион, который до той поры подвергался влиянию главным образом веяний из Западной Азии или Восточной Европы. Эти люди либо кремировали своих мертвых и хоронили их прах под каменной плитой, либо – иногда – они клали в могилу тело в скорченном положении. При них не найдено ни одного конского скелета, и поэтому можно предположить, что, как и сами китайцы, эти люди, которые были одними из первых, кто принес ориентализм[4] на запад, к тому времени еще не научились ездить на лошадях. Однако в этот период конные кочевники, в том числе скифы и мейсмирцы с Алтая, были известны в других частях азиатской степи. Наиболее выдающиеся из них были похоронены вместе со своими лошадьми. И хотя в Европе к 1000 г. до н. э. уже появились наездники в Венгрии, возможно принадлежавшие к племени фракийцев, не знавшие верховой езды киммерийцы продолжали контролировать южную часть России.
Из всех племен, знакомых с верховой ездой, которые связаны с Центральной Азией и Восточной Европой, скифы в конечном счете оказались самыми важными и для своего времени, и в Средние века, когда чувствовалось их влияние в искусстве Северной и Западной Европы. И все же спустя столько времени невозможно точно определить, к какой расе принадлежали скифы. Этот вопрос вызывал много разногласий. Одни авторитеты утверждали, что они были гуннами, другие – что они были турками или монголами. Однако в главном большинство ученых согласны: они принадлежали к индоевропейской группе народов, возможно, к иранской ветви или, как предполагает Геса Наджи и некоторые другие, к угро-алтайской. Единственным бесспорным фактом является то, что племена на всей территории равнины говорили на одном языке, как и многие современные кочевники в Азии говорят сейчас на тюркском диалекте турецкого языка. Язык кочевников был в своей основе иранским диалектом, но, возможно, он был ближе к авестскому, чем к древнеперсидскому языку.
Имеется очень мало антропологического материала, который может помочь пролить свет на эту проблему, но то, что есть, похоже, говорит в пользу индоевропейской версии, а это, в свою очередь, не исключает влияния Алтая. Изучение мужских черепов и мумифицированных голов, найденных в Пазырыке, подтверждает эту точку зрения, несмотря на то что вождь, похороненный в кургане № 2, и женщина из другого захоронения были оба монголоидного типа. К этому же типу принадлежал и старик, погребенный в несколько схожей могиле в Шибе на Алтае, которую раскопал Грязнов в 1927 г. На самом деле нет ничего удивительного в случайном присутствии людей с монголоидными чертами среди племен, населяющих восточную часть азиатской степи, так как, вероятно, происходили смешанные браки между ними и местными жителями. Точно так же царские скифы временами заключали браки с греками или фракийцами из соседних западных регионов. Союз слабых и сильных племен, заключенный посредством брака, часто был единственным способом обеспечить безопасность более малочисленного клана. Так, царь Ариапейтс с юга России взял в жены гречанку из Истра, а также скифскую женщину и дочь фракийского вождя Тереса.
Древние греки называли скифами, саками или кахами без разбора всех кочевников евразийской степи, не разделяя тех, которые обитали на землях недалеко от Китая, и тех, которые жили ближе к Карпатам. Не позднее II в. н. э. Птолемей назвал Синерию в Центральной Азии Скифией. Теродот, который, как показало время, был прав во многом из того, что он писал о скифах, полагал, что все они пришли из Азии и в какой-то исторический момент азиатские скифы откололись от тех, которые жили в Эвксении. В России ученые используют термин «скиф» в самом узком смысле слова, применяя его только в отношении сравнительно небольшого числа племен, обитавших по берегам Азовского и Черного морей, а также по берегам Кубани и Днепра. Но так как все конные кочевники скифской эры говорили на одном и том же иранском наречии независимо от того, прибыли ли они с берегов Днестра или с берегов Окса, похоже, есть причина полагать, что по крайней мере большинство из них были связаны между собой узами одной расы. На мысль об их определенном сходстве нас наводит характер их искусства, которое демонстрирует свои почти идентичные черты на территории всего этого достаточно обширного района. Присутствие «сибирских» элементов в западном искусстве оказывает поддержку точке зрения тех ученых, которые полагают, что скифы были родом из Западной Сибири, или, как дают понять Минне и Геса Наджи, именно с Алтая. Окончательное подтверждение этого мнения будет, однако, зависеть от того, предоставят ли последующие раскопки на Алтае более ранний материал о скифах, нежели находки, сделанные на юге России. Пока этого не случилось.
Рис. 2. Физическая карта районов находившихся под влиянием скифов
Таким образом, существует такое же несходство мнений относительно первоначального региона обитания скифов, какое есть и по вопросу их расового происхождения. И тем не менее, если принять версию об алтайском или западносибирском происхождении, которая кажется более приемлемой с этнической точки зрения, то это объясняет последующие миграции племен из этого региона. Более того, у этой точки зрения есть дополнительное преимущество, ибо она не противоречит утверждениям, встречающимся в древнеперсидских документах. Согласно этим источникам – а многие из них современны тем событиям, которые они описывают, – скифы появились внезапно, продвигаясь через Кавказские горы с северо-запада. Это утверждение разделяли греческие, иудейские и армянские авторы; оно представляет собой обоснованное мнение античного мира. К тому же оно совпадает с ходом определенных событий в истории Китая, подлинность которых установлена. О них повествуют летописи времен династии Чу. В них рассказывается о диком племени хиунг-ну, предшественниках, как полагают, самих гуннов, впоследствии опустошивших большую часть Европы, которые уже тогда тревожили мирных земледельцев западных приграничных земель Китая. К IX в. до н. э. они стали наносить такой существенный ущерб, что император Суань (827–781 гг. до н. э.) был вынужден предпринять против них военные действия. Его карательной экспедиции удалось отбросить племя хиунг-ну далеко на запад от границ Китая. Будучи исключительно оборонительной мерой, этой акции было суждено иметь неожиданно широкие последствия для территорий, расположенных на расстоянии многих сотен миль к западу от поля боя, так как отступающие неизбежно вытесняли своих западных соседей с их традиционных мест стоянок. Те в свою очередь столкнулись с другими племенами, которые в подходящее время внезапно напали на племя, обитавшее к западу от них, так что вскоре вся степь пришла в движение: каждое племя нападало на своего западного соседа, пытаясь овладеть новыми пастбищами. Важно еще отметить, что все это смятение совпадает с периодом тяжелейшей засухи, которую Элсворт Хантингтон приписывает приблизительно 800 г. до н. э., и она вполне могла послужить дополнительным фактором для передвижения народов в западном направлении.
