— Конечно.
— Так вот и надо было объяснить ему это. А теперь и я послушаю, как вы это сделаете.
Когда вошел приглашенный, Кадыров сказал ему:
— Извините, пожалуйста, надобность в вашем присутствии миновала. Ваш новый товарищ по работе, — показал он на жалобщика, — дал мне необходимую справку.
Новый работник оказался хорошим специалистом, да и человеком неплохим. Он воспринял дух дружбы, царивший в коллективе. Спустя год сам и рассказал товарищам эту историю.
Когда у человека беда, ему помогут в любом коллективе. На Среднеазиатской заботятся друг о друге и тогда, когда никакой беды нет. При мне заместитель начальника дороги Виктор Васильевич Приклонский уезжал в срочную командировку. Ехать предстояло на машине по горной дороге. Прощаясь с ним, Кадыров сказал:
— Я тебя прошу ехать не быстро.
— Да, да, — ответил Приклонский, явно не придавая значения этим словам.
— Нет, Виктор Васильевич, пожалуйста, я тебя очень прошу, дорога горная…
Так душевно можно просить взрослого сына, которому уже не прикажешь, но можно надеяться, что из уважения к отцу он не ослушается. II все это очень естественно, по-домашнему, тепло.
За несколько дней до этого Приклонский приехал в управление после очередного толчка и увидел во дворе связистку, прятавшую слезы. Кто то сказал, что в районе, где она живет, сильные разрушения, и женщина беспокоится о ребенке и муже.
— Садись, поедем, — приказал Приклонский.
Оказалось, дома у женщины все обошлось благополучно.
Приклонский — первый заместитель начальника дороги. Кажется, нет проблем, которыми бы ему не приходилось заниматься. У него уйма дел. Что же, он не мог поступить иначе? Отпустил бы телефонистку с работы и дал машину. Пусть едет.
Но ему даже в голову не пришла такая мысль. А вдруг дома ее действительно ждет удар? В такой момент кто-то сильный должен быть рядом.
Это не жест, не рисовка. И не индивидуальное качество одного-двух человек. Так живут и работают начальники служб Абдулла Азимович Азимов, Иноят Рахимович Шабурдахимов, один из руководителей дороги, которого называют человеком-энциклопедией, Александр Георгиевич Вареник и другие. Такова атмосфера в коллективе, долгими годами создаваемая Кадыровым и его помощниками. Когда люди говорят о его скромности, встает облик коммуниста ленинской гвардии. Его дом разрушен при первом толчке. Четвертый месяц вместе с семьей он живет в палатке, где отдохнуть довольно трудно. Уже отремонтированы десятки домов железнодорожников, уже переселились из палаток сотни семей. Квартиру Кадырова начали ремонтировать в самую последнюю очередь. Так он приказал, отправляя рабочих, когда они пришли в первый день после толчка, чтобы ремонтировать его квартиру. И это тоже не рисовка. Это его существо.
Стиль работы штаба дороги — деловой, творческий, естественно, сказывается па делах производственных участков. Бывший машинист, потом главный инженер тепловозного депо Марк Михайлович Шапиро показал мне свое хозяйство, и стало ясно, почему это депо является школой тепловозников всей страны, почему именно здесь был проведен международный симпозиум по эксплуатации тепловозов: высокая культура труда, большие производственные успехи, дружеская атмосфера.
Вся жизнь и работа ташкентских железнодорожников свидетельствовали: в беде они будут стойки, мужественны, и на каждого можно положиться.
Вот как они встретили беду.
После часа почти на телефонном узле дороги работа идет главным образом с диспетчерами и станциями: служебные переговоры, связанные с движением поездов. Время от времена звонят из Москвы, Алма-Аты, Душанбе… Работы немного, и дежурят всего шесть телефонисток.
Оля Простомолотова сидела за столом заказов. Она заполняла бланки, вписывая в них названия станций. Знала: перед самой сменой одновременно начнут звонить все диспетчеры, заказывая подряд все станции. И будут сердиться, что она занята. Если заполнить бланки заранее, все пойдет как по конвейеру.
— Девочки, откуда эта пыль? — сказала вдруг старшая по смене Маша Астахова.
Она не договорила. Все смешалось. Вздрогнули аппараты, качнулись стулья, затрещали стены, посыпалась штукатурка, погас свет. Стол, за которым сидела Оля, рванулся в сторону, наклонился, с него упала тяжелая застекленная рама с расписанием и со звоном разбилась. Из большого аквариума Олю обдало водой, забились на полу рыбки. Где-то сбоку висели провода, и они ударили искрами, точно при десятке коротких замыкании.
Оля закричала, закричали и другие телефонистки, и все смешалось с общим грохотом, треском, во внутренний дворик летели стекла, валились с верхних этажей кирпичи. Было темно, но багровое зарево струилось в комнате, и, точно кровавые глазницы, сверкали более ста маленьких красных лампочек, сигнализирующих о неисправности аппаратуры.
Неожиданно зажегся свет, и это тоже было как удар, и снова все вскрикнули. Увидели трещины на стенах, смещение аппаратуры. Поняли: землетрясение.
Со всех концов города, оставив во дворах и на улицах семьи, бежали в управление дороги командиры транспорта. Бежали начальники служб, отделов, секторов, участков. Бежали руководители депо, дистанций, околотков.
Через пятнадцать минут после землетрясения на всей Среднеазиатской была восстановлена связь. На коммутатор забежал начальник службы связи Георгий Сергеевич Нахалов. Телефонистки бросились к нему. Пусть скажет, что теперь делать. Впрочем, что делать, и без того, казалось, ясно: немедленно бежать домой. Почти у всех телефонисток дети, семьи. Но мысль — бежать домой — не пришла в голову телефонисткам. Как только ожил коммутатор, сотни абонентов потребовали связи. «Задержите движение поездов через мосты», «Проверьте действие светофоров», «Доложите о состоянии централизованных стрелок» — сотни совершенно неотложных указаний и вопросов. Надо действовать быстро и точно, ни на что не отвлекаясь. Надо немедленно соединять людей для телефонных переговоров. Шесть телефонисток и еще Полина Павленко, находившаяся на бюллетене, но уже успевшая прибежать, работали с нечеловеческой нагрузкой. Для такой нагрузки надо человек тридцать.
Работала с удивительной быстротой Оля. Как только появилась связь, на нее набросилась московская телефонистка.
— Что вы там делаете, почему не отвечаете, землетрясение у вас, что ли?
— Да, землетрясение.
— Неуместные шутки, давайте дежурного по управлению…
Оля работала и тихо плакала. Дома Владик, Валерик, мать да еще Вовка. Вовке полтора года, сестра оставила. Будь дома все благополучно, прибежал бы муж, успокоил бы… А может, и он на службу умчался?..
Плакала, пряча слезы, соединяя абонентов, Галка Пушкарская. Дома мать, отец, два брата. Дом маленький, одноэтажный, разве устоит…
К девяти часам начала подходить смена. Те, кто приходил, сразу включались в работу, но и ночная смена оставалась на своих местах, потому что дела было немыслимо много. В девять явились все телефонистки, которым положено было явиться, и ночная смена поднялась, так как для всех не хватало рабочих мест.
Оля бежала домой и не видела, что делается вокруг. А во дворе своего дома обнимала детей, заливаясь слезами, потому что все были живы и никто не пострадал, и не думала о том, что жить теперь негде, пока не привезли палатку.
Через день Оля снова дежурила. И опять были толчки, и опять треск и грохот, и так изо дня в день, или из ночи в ночь, и были такие ночи, когда толчки повторялись по двадцать раз, и так из месяца в месяц, и уже больше шестисот толчков, точно шестьсот ударов иголки в сердце. Но никуда она с коммутатора не уходит, потому что это ее коммутатор и здесь ее коллектив, где она выросла.
Она ходит на работу, а дома, как и все ташкентцы в эту пору, консервирует персики, виноград, помидоры, потому что из-за этого землетрясения не намерена сидеть зимой без свежих фруктов и овощей, и ходит в универмаг, потому что обувь па ребятах горит, и самой ей и мужу надо сшить кое-что для лета, и не пропускает ни одного фильма, потому что землетрясение и без того приносит ей беды, и не дождется оно, чтобы Оля отказалась еще и от кино.
Счастье поздно пришло в дом старого Алимджана. У него был шлак, и всю жизнь они работали вместе. Всю жизнь они перевозили чужое добро. Жили в перегороженном сарае. Одну половину его занимал ишак, вторую — Алимджан с семьей.
Автомобили всегда были врагами Алимджана. Они настигали его неожиданно, гудели, грохотали, и вместе с шлаком он бросался в сторону, и держал животное, чтобы оно не испугалось, и посылал проклятия вслед машинам.
Машины он ненавидел. Но главным его врагом были поезда. Они внушали страх. Появлялись как вихрь, неслись со страшной скоростью, и земля под ними дрожала. Каждый раз, когда надо было пересечь железную дорогу, он останавливал ишака, подходил ближе к полотну, долго смотрел вдоль линии то в одну сторону, то в другую, прислушивался, а потом с нестарческой поспешностью хватал за повод, хлестал ишака и бежал через пути, уже не глядя по сторонам, боясь, как бы животное не заупрямилось и не остановилось на рельсах. Бежал, подталкивая рукою ишака, подальше от этой проклятой дороги.
