24 декабря 1629 года Галилей сообщает князю Чези:
Снова взявшись за перо три месяца назад, я уже почти завершил мои Диалоги и прояснил, наконец, те трудные вопросы, которые временами казались мне необъяснимыми. <…>. Беспокоит вопрос о публикации: может быть, мне самому стоит приехать (se sia bene ch’io mi trasferisca a suo tempo costà), чтобы не утруждать других корректурами (correzzione). К тому же я лелею надежду увидеть моих дорогих друзей и наставников до того, как совсем ослепну, ибо зрение мое с возрастом все ухудшается647.
Судя по всему, речь шла о печатании книги в Риме648. Кроме того, Галилей рассчитывал на финансовую поддержку со стороны Чези. Разумеется, намерение тосканского ученого отправиться в Рим меньше всего было связано с деликатным нежеланием «утруждать других корректурами». Видимо, он хотел заранее предупредить или по крайней мере смягчить негативную реакцию на его труд со стороны оппонентов и недоброжелателей. Кроме того, он помнил, как плохо Accademia dei Lincei издала в 1624 году «Il Saggiatore», Галилей обнаружил там 200 опечаток.
Любопытно, однако, что ни в упомянутом письме Чези, ни в других письмах к людям, с которыми Галилей мог быть вполне откровенен, он не выказывает никакого беспокойства по поводу возможных цензурных осложнений649. Видимо, Галилей считал, что волноваться не о чем, препятствий не будет, поскольку назначенный 2 июня 1629 года новый управляющий Апостольским дворцом (Magistro Sacri Palatii Apostolici), доминиканец Никколо Риккарди по прозвищу отец Мостро (Mostro)650 – именно он имел право давать окончательный Imprimatur, – относился к ученому с большим уважением. Они были знакомы по крайней мере с 1618 года. В 1623 году, когда отцу Риккарди была поручена цензура «Il Saggiatore», он не только дал условную санкцию на издание (так называемый Imprimatur si videbitur Reverendissimo P. Magistro Sacri Palatii Apostolici), но и отметил, что книга «содержит множество тонких замечаний относительно философии природы (tante belle considerazione appartenenti alla filosofia naturale)», и добавил: «я счастлив, что имел честь родиться в одно время с ним [Галилеем] (dell’ autore, nel cui tempo mi reputo felice d’esser nato)»651.
Впрочем, далеко не все корреспонденты и друзья Галилея в Италии и за ее пределами разделяли его оптимизм относительно публикации «Dialogo». Так, например, Марен Мерсенн, узнав (по-видимому, от Пьера Гассенди652) о том, что Галилей завершает работу над книгой о движении Земли, предложил итальянскому ученому опубликовать ее во Франции653. Но Галилей счел это предложение неприемлемым и даже не ответил на письмо Мерсенна.
К январю 1630 года пятисотстраничная рукопись «Dialogo» была готова654, и текст был прочитан в Пизе, в доме каноника Никколо Чини, «под аплодисменты и восторги всех присутствовавших»655. Друзья Галилея – Бенедетто Кастелли656 и Джованни Чамполи [рис. 2.1] – переговорили с Риккарди и сообщили, первый с большим оптимизмом, второй чуть сдержанней, что «можно быть уверенным в успехе дела»657.
Кастелли в беседе с Риккарди добавил от себя, что Галилей, мол, только потому и решил закончить работу над «Dialogo», что узнал о назначении фра Никколо управляющим Апостольским дворцом (Padre Maestro di Sacro Palazzo)658, что, конечно, было неправдой, однако отцу Мостро было лестно услышать эту white lie, и он заверил Кастелли, что синьор Галилей всегда может рассчитывать на его, Риккарди, содействие. Заметим, что ни Чези, ни Кастелли, ни Чамполи, ни тем более Риккарди не были знакомы ни со структурой, ни, подавно, с содержанием «Dialogo», они имели лишь общее представление о тематике книги. Фактически, ведя переговоры с отцом Мостро, Кастелли просил доминиканца, как говорят в подобных случаях англичане, to buy a pig in a poke. А у того не хватило… даже не знаю чего… может быть, устойчивости к лести, а может, решительности и твердости, чтобы ясно заявить – пока рукопись не будет прочитана им лично, никаких авансов никому, даже Галилею, с коим Риккарди был счастлив жить в одну эпоху, он давать не будет. Но не всех можно было так легко дурачить, как отца Мостро. Впрочем, и Риккарди, как показали дальнейшие события, был не столь уж прост и наивен.
В том же письме Кастелли Галилею от 9 февраля 1630 года, в котором фра Бенедетто сообщал о своей милой беседе с управляющим папским дворцом, упоминалось и о другом событии. Как-то на ученом собрании в апартаментах кардинала Франческо Барберини [рис. 2.2], племянника Урбана VIII, речь зашла о причинах морских приливов и отливов. Присутствовавший там Кастелли упомянул, что Галилей написал прекрасную книгу на эту тему. Один из гостей заметил с укоризной, что Галилей допускает движение Земли. Кастелли заявил в ответ, что его учитель «не выдавал это положение за истину, но только указывал, что если Земля действительно движется, то непременно должны иметь место приливы и отливы»659. Перед тем как Кастелли покинул собрание, кардинал Барберини сказал ему в приватной беседе, что если бы Земля двигалась, ее следовало бы считать планетой660, а это противоречит Писанию и теологии (alle verità theologiche). И все заверения Кастелли, что, мол, Галилей сможет доказать, что Земля не планета, не произвели на кардинала должного впечатления.
Рис. 2.1. Оттавио Леони. Портрет Джованни Чамполи. 1627. Marcus Sopher Collection
Рис. 2.2. Оттавио Леони. Портрет кардинала Франческо Барберини. 1624. Рим. Частное собрание
Возможно, Франческо Барберини, говоря о несоответствии идеи движения Земли богословской догматике, имел в виду трудности с экзегезой Писания (на что ранее, в 1615 году, указывал кардинал Беллармино). Но некоторые историки661 резонно замечают, что Барберини имел в виду нечто большее: если Земля – планета и не находится в центре мира, то есть ее природа ничем не отличается от природы других планет, то нет ли и на других планетах разумных существ, а если они там есть, то как быть с концепциями первородного греха, искупительной жертвы Христа и т.д.?662 На эту тему рассуждали в 1611 году теологи университета Перуджи, о чем монсиньор П. Дини сообщал в свое время Галилею, а Урбан VIII, еще будучи кардиналом, коснулся ее в 1615 году в беседе с Чамполи. Но кроме теологов, эти трудные и опасные вопросы обсуждались довольно широко в Риме (да и не только там), что не могло не тревожить курию. Поэтому сказанное Франческо Барберини в его приватной беседе с Кастелли весьма симптоматично: кардинал еще до выхода «Dialogo» в свет ясно обозначил проблему, с которой впоследствии пришлось столкнуться Галилею.
Но вместе с тем до Галилея доходила информация и совсем иного характера. Так, 16 марта 1630 года Кастелли сообщил ему о разговоре князя Чези с Кампанеллой, в ходе которого калабриец рассказал Чези, что в беседе с Урбаном VIII он поведал Святейшему, как однажды чуть было не обратил в католичество двух немецких протестантов, но все его усилия пошли прахом, когда те узнали про антикоперниканский декрет663. В ответ, как уверял Кампанелла, Святейший поморщился и нехотя ответил: «Это (запрещение книги Коперника. – И.Д.) никогда не входило в наши намерения; если бы все дело было предоставлено нам, этот декрет никогда бы не появился»664.
Все мы с нетерпением ждем от вас новых открытий, достойных вашего гения, – писал Галилею Чамполи. – Если вы решитесь обнародовать в печати те мысли, которые доселе пребывали в вашей голове, то они будут самым благосклонным образом восприняты Святейшим Отцом; он не устает восхищаться вашим величием во всех областях науки и питает по отношению к вам те же теплые чувства, что и в прежние времена665.
Бонавентура Кавальери, выдающийся итальянский математик, профессор Болонского университета, в феврале 1630 года убеждал Галилея, что настал самый благоприятный момент для публикации «Dialogo» и его нужно использовать666.
По слухам, которые были известны Галилею, именно вмешательство кардиналов Бонифацио Каэтано и Маффео Барберини в 1616 году удержало папу Павла V от осуждения гелиоцентрической теории как еретической. А если верить Кампанелле, то именно Маффео Барберини сыграл решающую роль в «спасении» учения Коперника от полного запрета667. Из автобиографических заметок Урбана, продиктованных им в конце жизни, следует, что он, еще будучи кардиналом, вместе с кардиналами Каэтано и Беллармино добился, чтобы в декрете от 5 марта 1616 года относительно трактата Коперника была употреблена формула donec corrigatur, то есть трактат изымался из обращения временно, до исправления в нем соответствующих мест. (Действительно, когда на заседании Конгрегации Индекса 1 марта 1616 года Беллармино от имени папы поставил вопрос о гелиоцентрическом учении не в доктринальном аспекте, но скорее как вопрос о, если воспользоваться выражением Беретты, «modalité de proscription» сочинений Коперника и Фоскарини, кардиналы Барберини и Каэтано вмешались и добились для книги Коперника запрета в форме donec corrigatur668, возможно, опираясь при этом на придуманный польским астрономом довод, будто гелиоцентрическая теория необходима для реформы календаря (см. Приложение II).) Но из сказанного, разумеется, никоим образом не следует, будто Барберини воспринимал гелиоцентризм как истинное учение, речь шла лишь о том, что теорию Коперника следует рассматривать как удобную для вычислений математическую гипотезу, не более того.
