Были и другие подобные случаи. Однажды заделали и сдали конверт без вложения письма, которое осталось незамеченным среди других бумаг на столе чтецов. В другой раз чтецы перепутали вложения двух конвертов, отправив в Нидерландское посольство бумаги на испанском языке из Министерства иностранных дел в Мадриде. По словам Кривоша, согласно поднятой по данным делам переписке, «все это приписывалось австрийскому или германскому “черным кабинетам”, через каковые страны корреспонденция шла транзитом и “черные кабинеты” которых в дипломатических сферах пользовались неважной репутацией из‐за небрежности работы, оставлявшей на письмах довольно грубые следы вскрытия». Ф.Г. Тизенгаузен вспомнил о случае, когда перепутали конверт перлюстрированного письма на имя члена Государственного совета Н.А. Хвостова627.
Общий штат сотрудников, непосредственно занимавшихся перлюстрацией, в начале XX века менялся незначительно. Если в 1908 году он составлял, по моим данным, тридцать девять человек, то в июле 1913 года – сорок два человека, а к концу 1916‐го – сорок шесть человек. Подробнее об этом я расскажу в четвертой главе628. Кроме того, к процессу перлюстрации были причастны руководители почтамтов и почтовых контор, а также особо доверенные сотрудники почтовых экспедиций, занимавшиеся отбором корреспонденции для последующего просмотра, и сторожа при помещениях «черных кабинетов». Ранее я уже говорил, что если примерно до 1902 года на Петербургском почтамте отбором писем занимались с помощью экспедиторов сами сотрудники «черных кабинетов», то затем в связи с огромным ростом масштабов почтовой переписки к этой операции пришлось привлекать значительное число почтовых чиновников. К ноябрю 1915 года количество так называемых косвенных участников составляло, по моим подсчетам, восемьдесят девять человек: двадцать четыре сторожа, семь руководителей почтамтов и почтовых контор и пятьдесят восемь сотрудников почтовых экспедиций. Из них тридцать пять человек (в том числе девять сторожей) – служащие Санкт-Петербургского почтамта, пятнадцать (четыре сторожа) – Московского почтамта, соответственно десять (четыре сторожа), семь (один сторож), шесть (один сторож), три человека (один сторож) и тринадцать (четыре сторожа) – сотрудники Варшавской, Киевской, Тифлисской, Харьковской губернских почтовых контор и Одесской пограничной почтовой конторы629. Отметим попутно, что сторожа, например, в Петербурге не только охраняли помещение цензуры, но также использовались для доставки пакетов в МВД и другие учреждения630. Одновременно на местах чины жандармских управлений и охранных отделений производили «инициативную» перлюстрацию, устанавливая доверительные отношения с чиновниками почтово-телеграфных контор.
Между тем с начала XX века резко возрос сам объем почтовых отправлений. В 1885 году он составлял 281,7 млн. В 1900‐м – 2132,9 млн, в том числе 88,3 млн открыток, 365 млн простых и 34,8 млн заказных писем, 93,4 млн бандеролей и 5,9 млн посылок. В 1913 году уже было 455 млн открыток, 1299 млн простых и 94 млн заказных писем, 265,3 млн бандеролей и 19,4 млн посылок. Рос объем и международной корреспонденции. Если в 1900 году она составила 89,7 млн писем (36,8 млн отправленных и 52,9 млн полученных), то в 1913 году – 143,9 млн писем (59,9 млн отправленных и 84 млн полученных) и 51,8 млн бандеролей (16,3 млн отправленных и 35,5 млн полученных)631. Естественно, количество перлюстрированной корреспонденции также увеличивалось – см. таблицу 1.
Таблица 1
Объем перлюстрированной корреспонденции в начале XX века*632
* В графах 2–4 приведены сведения за январь – сентябрь. В графе 5 для 1900–1911 годов приведены сведения за весь год, а для 1912–1914 годов – за январь – сентябрь.
** Н.с. – нет сведений.
Из данных, приведенных в таблице, видно, что наибольшее количество выписок приходится на 1907 год (14 221), затем идет спад до 1910 года, а потом – опять некоторый подъем. Одновременно растет количество шифрованных и «химических» писем, а также писем, перлюстрированных по требованию министра внутренних дел633.
2. Планы реформирования службы перлюстрации после Первой российской революции (1905–1907 годов)
Российская революция 1905–1907 годов показала неподготовленность органов политического сыска к борьбе с антиправительственным движением такого размаха. Поэтому уже в ходе революции началась работа по перестройке политических спецслужб, создавались планы их реформирования634. Поскольку перлюстрация являлась одним из направлений политического розыска, то деятельность «черных кабинетов» также оказалась в поле внимания руководства МВД и Департамента полиции. Прежде всего вставал вопрос об организации новых перлюстрационных пунктов и об улучшении работы уже существовавших.
По приказу министра внутренних дел П.А. Столыпина старший цензор Санкт-Петербургского почтамта М.Г. Мардарьев (заместитель руководителя всей службы перлюстрации в Российской империи А.Д. Фомина) был направлен 29 мая 1908 года в Киев и Одессу «для переустройства секретного дела на новых началах». 14 июня 1908 года Мардарьев подал Фомину рапорт о результатах поездки. В частности, он отметил, что теперь в этих пунктах, как и в Петербурге и Москве, «корреспонденция будет отбираться и передаваться для досмотра приученными к делу, испытанной верности долгу почтовыми чиновниками при отправлении ими своих прямых служебных обязанностей». Причем «как отборка, так и передача в цензуру писем, смею думать, замаскированы будут довольно удачно, и поэтому толки о досмотре Цензурою частной корреспонденции должны прекратиться»635. Кстати, при представлении Мардарьева в январе 1909 года к награждению орденом Св. Станислава 1‐й степени было отмечено, что поручение министра внутренних дел Столыпина о преобразовании цензурных пунктов в провинции «им было блестяще выполнено»636.
В феврале 1910 года вице-директор Департамента полиции С.Е. Виссарионов провел ревизию трех перлюстрационных пунктов и представил доклад по результатам ревизии. В связи с этим в Департаменте полиции в феврале 1913 года состоялось специальное совещание о постановке перлюстрационной работы в империи637. Естественно, эти материалы следует рассматривать как часть общих попыток реформировать органы политического розыска в данный период. В 1911–1912 годах тот же Виссарионов ревизовал охранные отделения в Варшаве, Киеве, Москве, ГЖУ Волынской и Московской губерний638. В конце ноября – начале декабря 1912 года состоялся съезд руководителей политического сыска. Под руководством Виссарионова была создана рабочая группа в целях переработки и совершенствования нормативных документов639.
Поездка Виссарионова в феврале 1910 года состоялась по указаниям министра внутренних дел П.А. Столыпина и товарища министра П.Г. Курлова, ведавшего политическим розыском в империи. Вице-директор ДП посетил Москву, Варшаву и Саратов, пытаясь получить ответ на три вопроса: по чьим директивам проводится перлюстрация? насколько широки ее пределы? почему при сравнительно больших затратах отдача от «секретного дела» оказывается незначительной? В результате 3 апреля 1910 года он представил отчет товарищу министра Курлову.
В Москве Виссарионов имел беседы с московским почт-директором В.Б. Похвисневым, старшим цензором Московского почтамта В.М. Яблочковым, а также с начальником 1‐й экспедиции почтамта, в которой проводился отбор корреспонденции для перлюстрации, Н.Г. Пезе‐де-Корвалем640. В Варшаве его собеседниками были начальник Варшавского почтово-телеграфного округа М.К. Богуцкий, помощник варшавского генерал-губернатора по полицейской части К.К. Утгоф, начальник Варшавского охранного отделения К.И. Глобачев и старший цензор варшавской цензуры иностранных газет и журналов А.Ф. Шлиттер. Поскольку Глобачев был назначен на этот пост незадолго до приезда Виссарионова, то последний получил также материалы от бывшего начальника Варшавского охранного отделения П.П. Заварзина. В Саратове ревизор из Петербурга получил информацию от начальника Саратовского ГЖУ полковника В.К. Семигановского и начальника Саратовского охранного отделения ротмистра А.П. Мартынова.
Выяснилось, что руководители почтовых учреждений Богуцкий и Похвиснев заботятся о предоставлении цензорам необходимых условий для работы, но не входят в существо этой деятельности. Указания по отбору корреспонденции для просмотра поступали от руководителя «секретной», или «особой», части при цензуре иностранных газет и журналов в империи А.Д. Фомина или его заместителя М.Г. Мардарьева из Петербурга, от начальника Московского охранного отделения, от помощника варшавского генерал-губернатора по полицейской части Утгофа на основании докладов начальника Варшавского охранного отделения, а также (по вопросам контрразведки) от начальника штаба Варшавского военного округа. Кроме этого, вскрытие переписки осуществлялось по собственной инициативе Яблочкова и Шлиттера – с учетом местной политической жизни. Обследование заказной и денежной корреспонденции производилось на основании распоряжения московского почт-директора и начальника Варшавской почтово-телеграфной конторы. Из Петербурга в начале каждого года поступал так называемый «алфавит», т. е., как уже известно читателю, список лиц, чья корреспонденция подлежала перлюстрации. Этот перечень затем дополнялся по инициативе руководителей местной цензуры. В Москве в течение года в него обыкновенно вносилось до 300 адресов. Из них на следующий год по распоряжению из Петербурга переходило около семидесяти, а остальные исключались641.
