Я не знаю его. Но у него есть Иссинь-камень.
Метель кончилась. Снег мягким покровом лег вокруг старой мельницы. Обвисли еловые лапы. Месяц острым краешком блеснул в окно.
Сбросив шаль и рукавички, Елена стремительно прошла в угол. Там, на поставце, блестели два медных подсвечника каждый на одну свечу. Две свечи, говорят, знак недобрый. Зато магический. Тот, который сейчас нужен. И поначалу нужна только одна свеча.
Свет преобразил горницу. Сразу стало видно, что здесь хоть и не жили, но бывали наездами.
Не снимая шубы, Елена отперла комод. Два полотенца, белых с красными узорами, легли на чисто выскобленный стол. Тонкие девичьи руки поставили два прибора, два кубка из тяжелого серебра.
Теперь нужно сесть и сосредоточиться. Нужно очень ясно представить, что тебе надобно. Нужно безотрывно смотреть на тихое пламя свечи – ждать, пока она вспыхнет резким отсветом. Это и будет Твое Время – от всполоха до того, как погаснет свеча. Так учила бабка. А она понимала толк в ворожбе.
Свеча вспыхнула и зашипела. Пора! Елена распахнула дверь.
Князь ехал один. Места вокруг были пустые и тихие. Сосны поскрипывали под тяжестью белых шапок. Кряжистые ели тяжело оседали под снегом. Вдали угадывалась речка Сосенка, застывшая по зиме. А вот по правую руку от нее имелся ручей Вешний исток. И был тот исток странным – не замерзал по зиме. Недаром поговаривали, что в нем живет нечистая сила. Иначе с чего бы вода била хоть тонюсеньким, но ключом даже в морозы? Видно, и вправду черти суетятся, играют. И пусть себе. Даже хорошо. По крайности, хотя бы разбойников здесь можно не опасаться. Нечистой же силы князь не боялся.
Он смотрел на сухое морозное небо, и ему казалось, что звезды приближаются к земле. И хотя он знал, что это невозможно, мысль, будто сегодня он гораздо ближе к звездам, приводила его в крайнее возбуждение.
Он ничего не пил в этот вечер, но беспечное опьянение все сильнее охватывало его. От этого опьянения он и бежал со двора. В ночь. В мороз. В эти пустынные места, где никто не смог бы его встретить. Он не понимал, что с ним творится. Ему хотелось тишины, покоя, четко хрустящего снега.
А. Саврасов. Лосиный остров в Сокольниках
Сначала Север погнал своего гнедого коня. Возбуждение только усилилось. Тогда князь отпустил поводья. Теперь он плыл сквозь ночь, сбивая снег с еловых лап, окутываясь тишиной и покоем. С ним было все самое дорогое. Верный гнедой – уж лет пять как товарищ по бесконечным странствиям. И заветный перстень на пальце – талисман, оправленный в золото. Кольцо с Иссинь-камнем.
Князь вспомнил… Давно, где-то среди холодных скал, старик с запавшими глазами снял это кольцо в ответ на жадный взгляд Севера. Просто снял, протягивая. И князь со смешанным чувством принял дар – и взять хотелось, и зашвырнуть подальше.
Потом, когда вернулся на родину, взглянуть на удивительный иссинь-свет приезжали не только со всей округи, но и с окрестных земель. Он не давал кольца. Люди требовали. Смотрели – бранились и ахали. Уезжали – возвращались снова. Особенно жадно наезжали двое. Резкий, размашистый княжич, младший сын великого князя Галицкого, и молодой монах из Сергиевской лавры. Север запомнил, как они оба впервые взглянули на камень.
Лосиный Остров
– Синяя Чудь! – нахмурился княжич. Должно быть, камень будил в нем чувство вражды и тревоги. Ведь он называл его так, как когда-то ратные предки Золотую Орду.
Монах ничего не сказал вслух. Только крестился и беззвучно шептал:
– Господи, дай! Дай, Господи!
Много позже Север узнал, о чем он просил. Говорят, он стал богомазом. И Бог дал ему удивительного цвета синеву на иконах. Иссинь-синеву.
Тех святых ликов Северу узреть не пришлось. Но часто потом по ночам мерещился ему шепот молодого монаха: «В ночи звезды частые… в полночь кометы хвостатые…» Видать, синева обожгла тому душу.
И вот сейчас, в лунной ночи, кольцо заворочалось на пальце. Север стянул рукавицу. Буйным пламенем полыхнул Иссинь-камень, словно звезда зажглась промеж пальцев.
«Полночь! – подумал князь, привычно зажмуриваясь. – Самая полночь. А днем синева бледнеет, словно синь разбавляется водой».
Откуда-то из-за горизонта поползло темное облако. Морозный воздух напружинился, словно хотел дать отпор неведомой силе. Ветер взвихрил снег вкруговую. Со всех сторон загудели, застонали, зазвенели ели. И вдруг чернота метели смяла все. Князь так и не понял, то ли конь, угадав чутьем, поскакал на свет, то ли вьюга, подхватив и лошадь и всадника, швырнула их к стенам запорошенной лесной избушки.
Перекрестясь, Север рванул дверь. В сенях высветилась девичья фигурка. Свеча в ее руке тотчас погасла, но Север все же сумел разглядеть, что это – Елена, дочь местного воеводы. Князь видел ее всего раз, и она не произвела на него впечатления. Но сейчас он узнал ее тотчас.
Ветер всхлипнул, словно ребенок. Князь выпустил дверь. Она стукнула – резко и тревожно.
Вмиг Елена схватила другой подсвечник с поставца. Чиркнуло огниво. Зажглась свеча. И воеводская дочь повернулась к Северу. Посмотрела на него напряженно, впригляд. И Север отвел взгляд.
Никогда его, статного и богатого, не смущали женские взгляды. Напротив, ловя их, князь гордился собой. А тут смутился – не пойми почему. И это было впервые.
– Мир дому этому, – сказал он осипшим голосом. – Прости шального гостя, Елена Дмитриевна. На дворе непогода. Позволь переждать?
– Метель кружит, – ответила воеводская дочь и подала свечу.
Север протянул руку и взял подсвечник. Камень в его кольце накрылся алым отсветом.
– Это и есть твой знаменитый камень? – спросила Елена. – Сними, погляжу!
– Неснимаемый он, Елена Дмитриевна, – мотнул головой Север.
– Совсем?
– Зарок дал. Не снимать. Покуда не найду.
– А что ищешь?
– Того не встретил.
– Хоть покажи кольцо. Не хочешь?
– Не хочу! – отрезал князь и сам подивился. Чего вроде? Всем показывал. Никого не жалел. И вдруг эту девчонку жалко?!
«Молода еще, – подумал он. – Жизнь впереди. Многоцветья. Забавы. А этот камень никому еще веселья не приносил. Старик, прежний хозяин, о кольце говорил – не легкое оно. Для всех – нелегкое. А для тебя, княже, может, потяжельше других будет. Долю свою тебе с ним искать. Найдешь – перстень отдай! А кому отдать – не сказал. Да и где ее взять – долю-то? В разных странах был. В заморских княжествах. Домой вернулся. Много чего в жизни нашел: почет, богатство, власть. А вот доли не сыскал покуда».
А вслух князь сказал:
– Заколдован, видно, мой Иссинь-камень. Кто на него заглядится – век смотреть захочет. Покорным для меня станет. Уйти не смеет.
– Не отпускаешь?!
– Зачем не отпускаю? Не колдун я, не ворожейник. В Иссинь-камне Синева запрятана. И тоску по той Синеве камень в людях будит. Увидит его человек однажды – тосковать начинает. Искать всюду ту Синь. Не найдет – ко мне же и ворочается.
– Выходит, и я уйти не смогу?
– Выходит. Зачем тебе это колечко, Елена Дмитриевна? Метель утихнет, я тебе любое привезу – рубин, изумруд, жемчуг.
– Есть у меня. Отец надарил. Покажи это! – Елена потянулась за кольцом, да только князь перехватил руку.
Князю вдруг почудилось – в его ладони не рука, а вся она, эта странная боярышня. А может, и не боярышня вовсе, а сказочная птица – Золото перо. Вспугнешь – улетит. Не сыскать потом…
Как она сюда-то попала? Как из дома вырвалась? Не зря о ней разговоры ходят – огонь-девка!
А может, и вправду – показать? Может, ей так на роду написано – в старой лесной избушке свою тоску-кручину найти? Все находили, с тех пор как бродит Иссинь-камень по свету. Вековая тоска в том камне. Перевернуть ладонь, сказать: «Смотри, Елена! Жарче смотри, обманная Жар-птица. Моей будешь. Не улететь тебе в небо. А взлетишь – ко мне же воротишься!»
– Покажи, Север Романович! Не силой же мне тебе руку разжимать!
– Да и не осилишь ты меня, Елена Дмитриевна. Кончим эту забаву!
– Ну что ж, посидим, вьюгу пережидая. Кончится метель – разъедемся: ты – к себе, я – к себе. Словно и не было встречи.
– Зачем так? Можно и по-другому. К отцу твоему приеду. Вот и свидимся.
– Все равно об этой встрече поминать не станем. Давай за нее выпьем. Вино у меня здесь есть. Еще бабка делала.
– Что ж, если только согреться. Кружку – не больше. Правду про тебя говорят, Елена Дмитриевна. Бедовая ты, не боязливая.
– А чего бояться? Разбойников тут нет – нечистой силы опасаются, ручей незамерзающий стороной обходят. Знаешь, как его в народе зовут? Не Вешним истоком, как в благо-родных-то домах, а Чертогрищем – Чертовым Игрищем. Так что избушку эту все стороной обходят. Ну а забредет какой лихоманец – стукну разок. Рука у меня тяжелая. Да и топор под рукой. В роду у нас боязливых не было.
– А правда ли, Елена Дмитриевна, что бабка твоя ворожеей была? Говорят, для ворожбы эту избушку строила?
