30 августа поход Корнилова почти без единого выстрела провалился, а генерал Крымов, приехавший на аудиенцию к Керенскому, через час после этой аудиенции застрелился. Корнилова арестовали, но остались вооруженные отряды рабочих и Красная гвардия большевиков. Тот, кто их вооружил, не был теперь в силах их разоружить. Свою двуединую задачу – разгром Корнилова, чтобы разгромить Керенского – большевики выполнили только в отношении первой части. Теперь на карту была поставлена судьба самого Керенского. Вполне естественно, что ЦК большевиков постарался извлечь из своего участия в подавлении похода Корнилова на Петроград максимальный политический капитал. В решающем пункте – в вопросе об изменении партийного состава столичных Советов – этот капитал был уже извлечен: на перевыборах Советов в Петрограде и Москве большевики вместе с сочувствующими им левыми эсерами получили большинство. Председателем Петроградского Совета решением ЦК от 24 сентября 1917 года был выдвинут Троцкий («Протоколы ЦК», стр. 69), которого Совет и утвердил 25 сентября (председателем Московского Совета был утвержден другой член ЦК – В. Ногин). Этой своей победой большевики были обязаны поражению Корнилова.
Однако как ни была важна такая победа сама по себе, воспользоваться ею для захвата власти было трудно, пока во главе ЦИК Советов сидели меньшевики и эсеры. Поэтому ЦК большевиков ищет методов и путей оторвать ЦИК Советов от Временного правительства и заставить его образовать чисто советское правительство, хотя бы и без большевиков. Даже представился и случай для такого оборота дела. Так, когда после подавления «корниловского восстания» стал вопрос о реорганизации Временного правительства, в которое должны были войти три партии – кадеты, меньшевик и эсеры, – то меньшевики и эсеры заявили, что они не войдут в правительство вместе с кадетами. ЦК большевиков решил воспользоваться создавшимся положением, чтобы предложить меньшевикам и эсерам компромисс: меньшевики и эсеры согласны образовать свое, чисто советское, правительство, а большевики согласны отказаться от требования немедленного перехода власти в руки «пролетариата и беднейшего крестьянства» (диктатуры пролетариата).
ЦК большевиков специально обсуждал данный вопрос на своем заседании от 31 августа (13 сентября) 1917 г. По докладу Каменева была принята резолюция «О власти», которая была предложена ЦИК Советов, Петроградскому и Московскому Советам. В резолюции выдвигались следующие требования:
1. устранение Временного правительства и создание «власти революционного пролетариата и крестьянства»;
декретирование демократической республики;
передача помещичьей земли без выкупа крестьянам;
4. введение рабочего контроля;
объявление тайных договоров недействительными и предложение немедленного мира;
прекращение репрессий против большевиков;
отмена смертной казни на фронте и выборность комиссаров;
осуществление права наций на самоопределение (Финляндия, Украина);
роспуск Государственного Совета и Государственной думы;
10. уничтожение всех сословных (дворянских) преимуществ (Протоколы ЦК РСДРП (б), стр. 37-38).
1-3 сентября Ленин написал специальную статью об этом компромиссном предложении ЦК большевиков. Эта статья так и называлась: «О компромиссах». Ленин пишет, что обычное представление о большевиках сводится к тому, что большевики не признают никаких компромиссов. Ленин говорит, что как бы лестно ни было для революционеров такое представление о них, но все же оно неверно. В истории большевизма бывали вынужденные и добровольные компромиссы, но при этом большевики оставались верными своим принципам. Ленин писал:
«Компромиссом является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков… Компромисс состоял бы в том, что большевики, не претендуя на участие в правительстве… отказались бы от выставления немедленного требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 134-135). Резолюция ЦК «О власти» была принята на заседании Петроградского Совета (за – 279, против – 115, воздержались 50 депутатов). Она была принята также на заседании Московского Совета (за – 354, против – 252). Однако на предшествовавшем заседании ЦИК Советов 31 августа 1917 года резолюция «О власти» ЦК большевиков была отвергнута меньшевистско-эсеровским блоком, как чисто пропагандный маневр большевиков (Протоколы ЦК РСДРП (б), стр. 257).
Когда же была создана Директория (Совет пяти) во главе с Керенским, большинство ЦИК Советов поддержало ее. После этого Ленин писал:
«Меньшевики и эсеры не приняли, даже после корниловщины, нашего компромисса, мирной передачи власти Советам (в коих у нас тогда еще не было большинства), они скатились опять в болото грязных и подлых сделок с кадетами. Долой меньшевиков и эсеров. Беспощадная борьба с ними» (Ленин, там же, стр. 262).
Лозунг «Вся власть Советам!» оставался, но этот лозунг теперь рассматривался как лозунг восстания. ЦК большевиков и Ленин решили, что уже наступает время, когда в порядок дня становится вопрос о восстании.
Одновременно с ростом влияния большевиков в Петроградском и Московском Советах росла и численность самой партии. Следующие официальные данные показывают это:
Время Число членов партии
апрель (конец) 1917 80 – 100 000
август (начало) 1917 240 000
октябрь 1917 350000
(Источник: «История КПСС», т. 3, кн. 1, стр. 244).
География распределения большевиков была следующая:
Москва и ее область – 70 000 (20%);
Петроград и губерния – 70000 (17%);
Украина, юго-западный и румынский фронты, Чёрное море – 60000 (17%)
Прибалтика, Северный фронт, Балтийский флот, русские войска в Финляндии – 30 000 (8,5%);
Белоруссия и западный фронт – 30000 (8,5%); Поволжье – 20000 (5,5%);
Кавказ, Кавказский фронт, Дон 20 000 (5,5%);
Сибирь и Дальний Восток – 15 000 (4,5%); Другие – 10000 (3,5%)
(Источник: там же, стр. 247).
Росла и Красная гвардия, руководимая Военной организацией ЦК. Перед октябрьским переворотом красногвардейские отряды насчитывали в Петрограде свыше 20 тысяч бойцов, в Москве – около 10 тысяч, тысячи и сотни красногвардейцев были и в других городах. Всех красногвардейцев из рабочих было 200 тысяч человек (там же, стр. 264). Быстро росло влияние большевиков и в армии. Из 12 армии в ЦК партии сообщали: «Громадное большинство войск на нашей стороне. Примыкают к нам целые полки», из 5 армии сообщали в ЦК: «Большинство армии доверяет только большевикам. Это их последняя надежда» (там же, стр. 272). Официальный историк партии, анализируя рост влияния большевиков в армии, приходит к выводу: «Даже командующие фронтами и представители Ставки вынуждены были признать, что армия выходит из повиновения, не хочет продолжать войну, слушает только большевиков» (там же, стр. 272).
Почему это так? Ответ очень простой: партия большевиков, пользуясь максимальной легальностью и безнаказанностью, твердила каждый день, каждый час одно и то же: любой ценой заключить мир, распустить солдат по домам, а пока это произойдет, немедленно отменить смертную казнь на фронте, а комиссаров и командиров не назначать сверху, а выбирать голосами самих рядовых солдат! Знаменитый «Приказ № 1» по демократизации армии от 1 марта 1917 года, составленный меньшевиками и эсерами, оказался в конечном счете динамичным инструментом в руках большевиков по завоеванию армии на свою сторону.
Суханов ярко рисует общую ситуацию, которая сложилась в России после корниловского выступления: «Никакого управления, никакой органической работы центрального правительства не было, а местного – тем более. Развал правительственного аппарата был полный и безнадежный. А страна жила. И требовала власти, требовала работы государственной машины… О земельной политике теперь не было и речи. Даже разговоры о земле застопорились на верхах, в то время, как волнение низов достигло крайних пределов. В Зимнем дворце даже не было и ответственного человека, не было министра (земледелия), а по России катилась волна варварских погромов, чинимых жадными и голодными мужиками. С продовольственными делами было не лучше. В Петербурге мы перешли пределы, за которыми начался голод со всеми его последствиями. Но никакого выхода не виделось в перспективе. Органическая работа была нулем, но политический курс давал отрицательную величину. Не нынче – завтра армия должна была начать поголовное бегство с фронта, ибо голод – прежде всего. Во всех промышленных центрах не прекращались забастовки, в которых, по очереди, участвовал, кажется, весь российский пролетариат. Положение на железных дорогах становилось угрожающим. Движение сокращалось от недостатка угля… Вся пресса, сверху донизу, в разных аспектах, с разными тенденциями и выводами, но одинаково громко и упорно, вопила о близкой экономической катастрофе. Чисто административная разруха также была свыше меры. Там, где в корниловщину возникли бойкие военно-революционные комитеты, уже не было речи о законной власти, действующей согласно общегосударственным нормам и директивам из столицы» (Н. Суханов, «Записки о революции», кн. VI, стр. 73-75).
