– У нее была очень интересная, наполненная приключениями жизнь. Она часто нам рассказывает истории о том, как они с моим отчимом-корейцем колесили по Китаю. Сам я записать ее рассказы не смогу. Вы, как профессионал, с этим могли бы справиться. А я бы вам заплатил.
Пелагея Ивановна начала свой рассказ с самого яркого в жизни всех эмигрантов события – прибытия на новую родину.
– Мы приплыли в Австралию в 11 часов 11 ноября, в День памяти, когда по всей стране устраивают Минуту молчания, вспоминая солдат, не вернувшихся с войны. Мне этот день запомнился еще и тем, что я остригла и завила свои волосы. А на пароходе с нами плыли и соседи из деревни. Увидев, что у меня с головой, они в один голос воскликнули: «Ну, ты городская п…да!» Именно так меня тогда и называли. А сейчас я – Пелагея Ивановна.
– Давайте все же начнем с начала, с того, как вы жили в Китае, – попросил я.
– Мою мать, даже не спрашивая ее согласия, выдали замуж за Александра Данилова. Он происходил из многодетной семьи, в которой было еще четыре сестры и три брата. Но мой отец был самым ленивым из них. Когда я появилась на свет, дед с материнской стороны дал моим родителям коня, корову, мелкую живность, чтобы они смогли жить отдельно. Но мой батя не смог наладить хозяйство и держал нас впроголодь. Мама вернулась к своим родителям и опять стала жить вместе со своими братьями. Но вначале один брат женился, потом второй. В доме стало много женщин, и, естественно, начались склоки и раздоры. Мне тогда было всего два годика, но я все помню. Однажды тетка готовила на кухне обед, а я сидела рядом на табуретке, облокотившись о стол. А она возьми да толкни меня. Я полетела на пол, хлестанулась и сильно зашиблась грудью. Это место у меня до сих пор побаливает.
– А где вы тогда жили?
– Мы жили в Сибири, в деревне Даниловка, возле границы с оккупированной японцами Маньчжурией. Корейцы там подняли восстание, вернее, это был неорганизованный стихийный бунт. Пошли на оккупантов с топорами, вилами, ножами. Японцы этот бунт подавили, зачинщиков расстреляли. И, чтобы обезопасить себя от будущих беспорядков, реквизировали не только оружие, но и все колющие или режущие предметы. Но разве можно в крестьянском хозяйстве обойтись без топоров и ножей? Японцы сделали так: привязали топор на цепь – один на десять семей. Все, кому нужно было поколоть дрова, должны были пользоваться им по очереди. То же самое сделали с ножами. На каждой кухне оставили по одному, также привязанному цепочкой ножу. Одновременно японцы пошли на смягчение оккупационного режима. Для корейцев на два года открыли границу с Россией, чтобы они могли ходить туда работать. Так корейцы появились и в нашей деревне. Бабушка посоветовала моей маме, которая уже несколько лет жила разведенной, выйти замуж за корейца, – она почему-то считала, что если она выйдет за русского, то отчим будет жестоко со мной обращаться.
– И ваша мать послушалась?
– Да. Вскоре у меня появился отчим – православный кореец Иван Пак, получивший русское имя при крещении. Был он чеботарь, или по-нашему – сапожник. Но он не только хорошо шил сапоги и ремонтировал подошвы, у него в руках любое дело спорилось. Как говорится, от скуки на все руки. Хозяйство у нас было маленькое – коровенка да телка, поэтому отчим в начале Великого поста отправлялся в Пестоновку на золотой прииск и там тачал рабочим сапоги, шил рукавицы, шапки, чинил изношенную одежду и обувь, а к Покрову возвращался домой. Огородом маме приходилось заниматься самой. Там она выращивала лук, огурцы, зелень. Братья помогали ей сеять пшеницу, ячмень, рожь, жать все это также нужно было вручную.
– А вам как жилось?
– В школу я ходила только одну зиму. Заболела корью. А когда выздоровела, то отец не захотел меня больше в школу отпускать. Идти было далеко. Да и не принято тогда было девочек учить: «Зачем им голову забивать? Вырастут, выйдут замуж и будут целыми днями у печи крутиться да с детьми возиться». Так и осталась я малограмотной. Хотя и научилась потом самостоятельно читать, но до сих пор понимаю только печатные буквы, а не написанные от руки.
– Как же вы попали в Китай?
– Когда мне было лет десять, мы переехали в Красную Монголию, в Кызыл. Мой отчим был кореец, но там считался «русским». Когда русских стали в колхоз сгонять, а монголов еще не трогали, он стал «монголом»: отказался от своего японского подданства и принял монгольское гражданство. А когда стали и монголов раскулачивать, он стал хлопотать о возвращении японского паспорта. Паспорт ему вернули, и поехали мы в Маньчжурию. Неделю добирались на подводах до Енисея, потом плыли по нему на пароходе. А когда пошли несудоходные места, перешли на плот. Добравшись до первой станции, сели на поезд и поехали в Красноярск. Помню Красную площадь, на которой всегда было много народа: танцевали, пели, плакали. Когда ехали на извозчике по городу, я впервые услышала колокольный звон. До этого я вообще ни одной церкви в своей жизни не видела. К нам в деревню иногда приезжал священник. Он останавливался в большом доме, куда и приходили все, кому нужно было покреститься или повенчаться. Из Красноярска на поезде мы приехали в Маньчжурию.
– А там вы где жили?
– Прямо в городе Маньчжурия и жили. Тогда там была жуткая безработица. Мой отчим был японцем, поэтому ему давали пособие, а матери, моим братьям и сестрам не давали, так как мы были русские. В семье, кроме меня, было еще четыре брата: Александр, Павел, Прокопий (отец Гавриил в Брисбене – его сын) и три сестры: Нина, Зинаида, Параскевья. Вначале, как мы только приехали, у нас еще было припасено много добра: пуховые подушки, шали, шубы из мерлушек (молодой барашек). Мы все это постепенно и проедали. Потом одна женщина, говорившая немного по-японски, взяла нас с собой в казарму к японским солдатам. Раньше они после обеда все остатки выбрасывали. Но потом стали отдавать нам. Нам доставался и суп, и рис, и бисквиты. Эта же женщина научила нас по миру ходить, милостыню собирать.
– И вам приходилось с протянутой рукой ходить?
– Обычно мы ходили за подаянием вдвоем с Михаилом. Всякого насмотрелись. Встречались хорошие люди. Они либо давали, что могли, либо честно признавались, что у них самих ничего нет. Хуже было, когда мы попадали на злых. Тогда на нас обрушивался длинный поток ругани. Но хороших людей все же больше. Помню, однажды нас где-то обругали, идем мы с братом и плачем. Навстречу нам попадается мужчина: «С чего вы плачете? Обидели? Вы к ним не ходите. Пойдемте ко мне. Я вам дам. У меня есть булка. Правда, она не мягкая». Но нам и такая сгодилась. Этот же мужчина подговорил нас с братом ходить на станцию, собирать дрова, уголь, сухую траву. Мы ждали там, когда начнется разгрузка вагонов, и подходили к подводам, просить. Если попадался добрый человек, он говорил: «Вы мне сейчас не мешайте. Подождите, я все нагружу, а остатки отдам вам». Тогда мы садились и терпеливо ждали. Потом получали по полену или по куску угля. Если же попадался злой и жадный, мы собирались группой с другими попрошайками, потом двое-трое хватали что-нибудь с подводы и бежали в разные стороны. Пока владелец дров за ними гонялся, остальные растаскивали с подводы, кто сколько успеет. А потом делили всю «добычу» поровну.
– А из Маньчжурии куда переехали?
– Японцы перевезли нас на прииск Голдуча. Раньше там жили русские, но потом все больше стало китайцев и полукровок: русских женщин, которые бежали в Китай из Советского Союза, китайцы насильно брали замуж. Если откажешься – выдадут назад в СССР на верную смерть. Помню, однажды перебежала в Китай большая группа – женщины, мужчины, дети. Среди них была и одна молодая семейная пара. И старому китайцу почему-то приглянулась именно замужняя женщина. И ее мужу пришлось согласиться, иначе их обоих выслали бы назад. Потом, когда казаки, которых японцы наняли охранять границу, узнали про эту историю, они забрали эту женщину от китайца и вернули законному мужу.
– В Китае вы и замуж вышли?
– Мы жили на самой границе, отчим рубил амбары для китайцев. С той стороны приходили не только беженцы. Однажды пришла целая банда и вырезала в соседней деревне всех мужчин. Вот японцы и наняли казаков охранять границу. За одного из этих казаков-пограничников я и вышла замуж. Мне тогда было почти 17 лет, а Павлу Козулину на 10 лет больше.
– А он как в Китае оказался?
– Он был беженцем из забайкальской деревни Козулино. Семья у него была зажиточная, поэтому их раскулачили и должны были отправить в ссылку. Но бывший батрак, ставший большим начальником у коммунистов, предупредил. Они собрались артелью в двадцать человек и дали деру. Переплыли пограничный Аргун – и уже в Китае. Поначалу пришлось прятаться по лесам. Чтобы выйти из леса, нужно было купить китайские паспорта. Так они и выходили один за другим. Те, кто вышел первым, возили в лес продукты, поддерживали тех, кто еще был вынужден «партизанить». У многих в России остались жены, сестры, родители. Собралось пять человек. У моего мужа там оставалась семья – девочка маленькая, а без него и мальчик родился. Но получилось неудачно. Его там поймали. Били. Высыпали из сумки сухари на пол, поставили на колени. Давай, говорят, выдавай, где остальные. Он сказал, что знал. Его посадили на лошадь и повезли. По дороге кнутами стегали. А он думал, как бы убежать. Привезли его в деревню. Он постучал в дверь тете, а когда дверь открылась, задул свечку и, пробежав весь дом насквозь, выскочил через заднюю дверь – и в лес. Больше он в Россию не возвращался. Один его брат тоже смог убежать в Китай, а второй остался в России. Он потом на войне погиб.
