У других бомбардировочных групп был столь же широкий разброс в выборе цели, если они действительно предполагали бомбить только сортировочные станции Дрезден-Фридрихштадта. Все локализации следов от бомб, как сообщалось, были отмечены в районах на значительном удалении от станций. В отчете 390-й бомбардировочной группы по миссии 266 объяснялось, что экипажи были отозваны от атак нефтяных объектов, чтобы атаковать крупный дрезденский железнодорожный узел, который бомбили недостаточно сильно. 100-я бомбардировочная группа докладывала о «достаточно результативной» атаке «заводского района» Дрездена в качестве второстепенной цели, после неудачной попытки бомбить нефтеочистительный завод в Руланде.
Повреждения были обширными по всему городу, единственным достойным упоминания успехом было потопление теплохода «Лейпциг», приспособленного под судно-госпиталь, чтобы принять тысячи раненых во время налетов на Дрезден две недели назад. Серия бомб накрыла теплоход, разнесла корму; теплоход медленно тонул, объятый огнем, спаслись немногие. В другом случае серия бомб разрушила лагерь русских подневольных рабочих в Лаубегасте.
Немцы все еще вовсю спекулировали на дрезденских налетах, хотя число погибших в списке, который они обнародовали, все еще намеренно занижалось. Несмотря на это, в близких Берлину кругах всего через несколько дней после налета называли цифру более чем 300 тысяч погибших, зарегистрированных в списке. Однако берлинские власти, отвечавшие за материальную помощь в подвергшихся бомбежке городах, исходили из количества от 120 до 150 тысяч погибших в Дрездене. И хотя число сваленных в общие могилы в Дрездене уже перевалило за 30 тысяч, уже в марте 1945 года в немецких пропагандистских листовках, сброшенных в Италии, все еще говорилось о «10 тысячах убитых беженцев из числа детей». На одной стороне такой листовки был снимок, запечатлевший жуткое зрелище двух сгоревших бесформенных детских трупов из дрезденских развалин. Фотографию невольно сравниваешь с появившимися позднее даже еще более ужасными фото жертв рейха, обнаруженных в германских лагерях смерти. На другой стороне изображено вручение ордена Белого пера генералу Дулиттлу и такой текст: «Жители Дрездена, включая военнопленных и иностранных рабочих, настоящим награждают орденом Белого пера и символом Желтого сердца генерал-лейтенанта ВВС Соединенных Штатов Джеймса Дулиттла за выдающуюся трусость – и за то, что он проявил себя как садист».
6 марта германская пропагандистская кампания добилась в Лондоне успеха, о котором доселе не могла и мечтать: таким счастливым случаем была первая полновесная дискуссия о наступательных действиях авиации с февраля 1944 года, когда епископ Чичестера поднял вопрос о воздушной бомбардировке гражданских объектов в Европе.
На этот раз, когда Ричард Стоукс взял слово в 2.43 дня, у него было преимущество более благосклонного отношения к вопросу британской общественности, чем раньше. Хотя было известно, что доктор Белл, епископ Чичестера, получил сотни писем в поддержку своей точки зрения в палате лордов, в феврале 1944 года он вел дебаты на пике бомбардировок Лондона и его общественное мнение было против епископа.
В марте 1945 года, когда на горизонте забрезжил конец войны и с единственной угрозой в виде «Фау-2», общество было более чувствительно к ужасающим описаниям последствий этих налетов, которые пересказывали в британских ежедневных газетах корреспонденты в Женеве и Стокгольме. Когда мистер Стоукс поднялся для выступления, госсекретарь по авиации сэр Арчибальд Синклер демонстративно встал с места и покинул палату. Он ни за что не хотел возвращаться, даже когда Стоукс обратил внимание присутствовавших на его отсутствие. Ричард Стоукс, следовательно, был обязан начать свою речь, одну из самых ярких речей в политической истории наступательных действий авиации против Германии, фактически, в отсутствие самого выдающегося свидетеля защиты.
В своей речи он вернулся к теме, которую последовательно поднимал с 1942 года; его не убедила повторяющаяся настойчивость по поводу точности атак бомбардировочной авиации. Он также сомневался в преимуществе того, что, как объявил, будет называть «стратегической бомбардировкой», и выразил мнение, что обращает на себя внимание, что русские, похоже, не занимаются «ковровыми бомбардировками». Он видел их преимущество в том, что они могли сказать, что именно западные капиталистические страны совершали все эти грязные деяния, в то время как советские ВВС ограничивались действиями бомбардировочной авиации в том, что мистер Стоукс называл «тактической бомбардировкой». Делая эти замечания, он демонстрировал поразительное предвидение, как показали послевоенные годы.
Вопрос состоял в том, было ли на этом этапе войны беспорядочное бомбометание по крупным населенным городам правильной политикой. Он зачитал перед палатой отрывок из отчета в «Манчестер гардиан», в котором за основу было взято телеграфное донесение немцев, содержащее информацию о том, что десятки тысяч дрезденцев оказались погребенными под руинами города и что даже попытка идентификации жертв становилась безнадежной.
«Что произошло вечером 13 февраля? – вопрошала газета. – В Дрездене находилось до миллиона человек, включая 600 тысяч подвергшихся бомбежке эвакуированных и беженцев с востока. Неистовый огонь, который беспрепятственно распространялся по узким улицам, привел к гибели огромного числа людей, оставив их без кислорода».
Стоукс язвительно поинтересовался, не странно ли, что русские демонстрируют способность брать крупные города, не разнося их на куски, а потом задал вопрос, который явно озадачил даже премьер-министра: «Что вы собираетесь найти, при всех городах, взлетевших на воздух, и при свирепствующих эпидемиях? Возможно ли будет остановить или преодолеть эпидемии, грязь и нужду, которые затем последуют? Очень хотелось бы знать, отдают ли себе отчет об этом на данном этапе? Когда я слушал, как министр [сэр Арчибальд Синклер говорил] о «крещендо разрушений», подумал, что за великолепное выражение для главы кабинета министров Великобритании на этой стадии войны.
Стоукс обратил внимание на послание в Ассошиэйтед Пресс из штаба Верховного командования экспедиционных сил и, фактически, зачитал его полностью. При этом оно было записано для будущих поколений. Он опять задал вопрос, который задавал раньше: «Являются ли теперь террористические бомбардировки частью официальной правительственной политики?» Если да, то почему тогда решение штаба Верховного командования принято, а потом отозвано? И почему это, несмотря на донесения, переданные по «Радио Парижа», опубликованные по всей Америке и даже пересланные для германского народа, британский народ «единственный, кто, вероятно, не знает, что делается от его имени?» Это было «совершенным лицемерием» – говорить одно и делать другое. В заключение мистер Стоукс утверждал, что британское правительство проклянет тот день, когда дало разрешение на эти рейды, и что рейды лягут на всех несмываемым «позорным пятном». Эти настроения были вдвойне значимы по той причине, выражаясь более формальным языком, что им суждено было вновь появиться в записке, адресованной премьер-министром своим начальникам штаба, предлагающей командованию бомбардировочной авиации пересмотреть «террористическую» кампанию.
Мистер Ричард Стоукс завершил свою речь к 3.07 дня 6 марта, но ему пришлось ждать до 7.50 вечера ответа от правительства. Командующий Брабнер, помощник министра авиации, ответил за Синклера, хотя последний к тому времени вернулся на свое место. Он указал, что, хотя доклад штаба Верховного командования был получен в Лондоне 17 февраля, его почти сразу же отвергли. Однако он также указал, что ему вовсе не хотелось бы признавать доклад: «Мы не тратим бомбы или время на чисто террористические тактики. Не к лицу достопочтенным членам парламента приходить сюда, в палату, и предполагать, что великое множество маршалов авиации, летчиков или кто-нибудь еще сидят и обдумывают, сколько им убить немецких женщин и детей».
Один любопытный аспект загадки послания штаба Верховного командования остается неразрешенным: когда циркулировало донесение Ассошиэйтед Пресс и в Лондоне появились возражения на его публикацию, первой реакцией штаба Верховного командования было то, что его нельзя отозвать, поскольку оно представляет официальную политику штаба Верховного командования экспедиционных ВВС. На это замечание, подкрепленное обещанием предоставить документальные свидетельства, сам сэр Арчибальд Синклер почувствовал себя обязанным ответить: донесение, конечно, не соответствовало действительности, и мистер Стоукс мог бы получить сведения от него.
Так завершились последние послевоенные дебаты относительно политики командования бомбардировочной авиации; британское правительство смогло уберечь свой секрет с того дня, как первый авианалет на территорию был совершен в отношении Маннхейма 16 декабря 1940 года, вплоть до самого конца войны.
