И кроме тех, кто, будучи слугами и друзьями Диего Веласкеса, пожелали покинуть сию землю, были и другие, кто, видя, сколь она обширна и многолюдна и сколь малочисленны мы, испанцы, имели такое же намерение и надеялись, коль я оставлю там корабли, сбежать на них; и когда бы все, лелеявшие такие планы, сбежали, я остался бы почти совсем один, что помешало бы великой службе, совершаемой для Господа и Вашего Величества в сем краю; посему я решил под предлогом, что суда стали негодны для плавания, потопить их у берега, вследствие чего все, кто желали сбежать, лишились этой надежды. А я мог следовать дальше уверенно и не опасаться, что, едва повернусь спиною к селению, люди, коих я там оставлю, меня покинут.
Через восемь или десять дней после того, как суда были потоплены и я выступил в поход из Вера-Крус к городу Семпоальяну, находящемуся в четырех лигах, дабы оттуда продолжить намеченный путь, меня известили из Вера-Крус, что у ее берегов появились четыре корабля и что капитан, которого я там оставил, вышел им навстречу на шлюпке, и те люди сказали ему, что они посланы Франсиско де Гараем, наместником и губернатором острова Ямайка, и пришли сюда открывать новые земли; на что капитан им поведал, что я от имени Вашего Величества заселил эту землю и основал тут селение на расстоянии одной лиги от места, где находятся оные корабли, и предложил тем людям присоединиться к нашим, и тогда, мол, он сообщит мне об их прибытии, и, ежели у них будет в чем нужда, они смогут здесь сделать запасы и что он, капитан, готов провести их на своей шлюпке в гавань и указать, где она находится. На это они ответили, что гавань они и сами видели, ибо прошли мимо нее, и что они согласны сделать так, как он предлагает; и тогда он возвратился на своей шлюпке, но корабли за ним не последовали и не вошли в гавань, а продолжали идти вдоль берега, и было неизвестно, каковы их намерения, ибо в гавань они так и не вошли.
Услыхав такую весть, переданную мне капитаном, я тотчас направился в Вера-Крус и там узнал, что упомянутые корабли бросили якорь в трех лигах от нашего селения и что ни один человек не вышел на сушу. И тогда я с несколькими нашими людьми пошел по берегу, дабы побеседовать с ними, и, не дойдя до кораблей примерно одну лигу, мы повстречали трех человек, один из которых сказал, что он писец, а двух других ведет с собою, дабы они были свидетелями при официальном уведомлении, ибо его капитан приказал вручить мне грамоту, которую оный писец имел при себе, с уведомлением о том, что эту землю открыл он и намерен ее заселить. Посему он, мол, предлагает мне установить с ним границу, ибо его земля должна начинаться в пяти лигах оттуда по берегу, за Наутекалем, городом, отстоящим на двенадцать лиг от селения, ныне называемого Альмерия; на что я сказал — пусть его капитан придет ко мне, и, когда он приведет свои корабли в гавань Вера-Крус, мы там побеседуем и выясним цель их приезда, и, ежели его корабли и люди в чем нуждаются, я окажу посильную помощь, и, поскольку он утверждает, что служит Вашему Величеству, я также не имею иных помыслов, как служить вашему священному престолу, и полагаю, что помощь ему и будет таковой службой.
Они ответили, что ни капитан, ни кто-либо другой из их людей ни в коем случае не сойдет на сушу и не придет ко мне, — и тут я предположил, что они, верно, причинили в сем краю какое-то зло, ежели опасаются явиться ко мне, и, поскольку было уже темно, я спрятался невдалеке от морского берега, напротив того места, где стояли на якоре корабли, и оставался в сем укрытии почти до полудня следующего дня, полагая, что либо капитан, либо лоцман сойдут на сушу, и надеясь от них узнать, что такого они натворили или в каких местах побывали, и, ежели они совершили на этой земле что-то дурное, собирался о том известить Ваше Священное Величество; однако с кораблей не сошли ни они, ни кто-либо другой. Видя, что никто не появляется, я приказал снять одежду с тех, что пришли передать мне их требования, и велел ее надеть испанцам моего отряда, после чего послал их на берег, чтобы они покричали людям на кораблях. Их увидели, и к берегу направилась шлюпка, в которой сидело человек десять или двенадцать с арбалетами и аркебузами, а мои испанцы, призывавшие их с берега, тогда отошли вглубь и укрылись в прибрежном кустарнике, словно бы желая спрятаться в тень; тут из шлюпки выскочили четверо, два арбалетчика и два аркебузира, и они тотчас были окружены моими людьми, бывшими на берегу, и взяты в плен. Один из них оказался капитаном корабля, который прежде пытался выстрелом из аркебуза убить капитана, оставленного мною в Вера-Крус, да только Господь не попустил, и фитиль у него не загорелся.
Оставшиеся в шлюпке отошли от берега, и прежде чем они достигли кораблей, там уже подняли паруса и двинулись прочь, не дожидаясь и не желая что-либо сообщить о себе, но от взятых мною в плен я узнал, что их корабли дошли до реки, протекающей в тридцати лигах от Альмерии, и что туземцы им оказали дружеский прием и в обмен на безделушки дали съестного, и что они там видели на индейцах золотые украшения, хотя и не очень много, и что им удалось выменять золота весом почти три тысячи кастельяно, а что больше они на сушу не выходили, хотя и видели селения на берегу реки, да так близко, что с кораблей можно было хорошо все разглядеть. И что там не было строений из камня, но все дома были из соломы, только полы в них были немного приподняты; все это я потом узнал более подробно от великого правителя Моктесумы и от здешних толмачей, что были при нем, каковых, а также одного индейца, привезенного с той реки на оных кораблях и тоже взятых мною в плен, я отправил с другими посланцами Моктесумы, дабы они переговорили с владетелем той реки, Пануко, и склонили его служить Вашему Величеству. И он прислал с ними ко мне некоего знатного индейца и даже, как тот уверял, правителя города, каковой передал мне от его имени одежду, драгоценные камни и перья и сказал, что он и все люди в его владеньях с превеликой радостью станут подданными Вашего Величества и моими друзьями. Я же взамен дал им вещицы, привезенные из Испании, чему они были весьма довольны, настолько, что, когда увидели другие корабли Франсиско де Гарая, о коих я в дальнейшем расскажу Вашему Величеству, то оный Пануко прислал мне известие, что те корабли находятся на другой реке, удаленной отсюда на пять или шесть дней пути, и что он послал разузнать, не моего ли племени люди, на них приплывшие, и ежели так, то индейцы предоставят все, что им понадобится, и что они уже привели туда женщин и принесли кур и прочее съестное.
По землям и владениям Семпоальяна я, Великий государь, шел три дня, и повсюду здешние жители очень хорошо встречали нас и принимали, и на четвертый день я вошел в провинцию, именуемую Сиенчималем, где находится селение, весьма укрепленное и расположенное в недоступном месте, на крутом склоне горы, и проникнуть туда можно по высеченным в скале ступеням, где могут пройти только пешие, да и то с великим трудом, ежели здешние жители вздумают преградить им путь. На равнине внизу расположено много деревень и усадеб, где живут по пятьсот, и по триста, и по двести земледельцев, которые могут выставить пять-шесть тысяч воинов, и все это — владения оного Моктесумы. И там меня встретили очень хорошо, и любезно снабдили припасами, необходимыми для дальнейшего пути, и сказали мне, что они знают, что я иду повидать Моктесуму, и просили не сомневаться, что он мой друг и прислал им приказ непременно оказать мне гостеприимство, ибо такова его воля; и в отплату за превосходный прием я сказал, что Вашему Величеству известно об их государе и я послан его повидать и иду лишь затем, чтобы с ним встретиться. Затем я прошел через перевал на границе этой провинции, который мы нарекли перевалом Ном-бре-де-Дьос[120], ибо он был первый, пройденный нами в этом краю, причем он столь высоко расположен и труден для путников, что в Испании такого не найдется, но мы прошли его спокойно и без помех, а при спуске с оного перевала увидели усадьбы другого селения-крепости, называемого Сейкснакан, которое также принадлежало Моктесуме и где нас встретили не менее радушно, чем жители Сиенчималема, и поведали нам о благосклонности Моктесумы то же самое, что говорили те, и я их также отблагодарил.
Оттуда я шел три дня по земле пустынной и непригодной для обитания по причине бесплодия, и отсутствия воды, и чрезвычайного холода — одному Богу известно, сколько натерпелись мои люди от жажды и голода, особенно когда попали под ливень и град, обрушившиеся на нас в той пустыне; я опасался, что многие у меня умрут от холода, и действительно, умерло несколько индейцев с острова Фернандина, которые были плохо одеты. После этих трех дней пути мы одолели другой перевал, уже не столь трудный, как первый, и на самой высокой его точке стояла небольшая башенка, похожая на придорожное распятие, а в ней какие-то идолы, и вокруг башни лежало множество срубленных деревьев, на тысячу повозок с лихвой, уложенных весьма аккуратно, в честь чего мы назвали этот перевал Пуэрто-де-Ленья[121]; спустившись же с этого перевала посреди очень высоких скал, мы вышли в долину, густо населенную, и, по всей видимости, людьми бедными. Пройдя две лиги среди селений и нигде не задерживаясь, мы достигли более ровного места, где, по-видимому, проживал владыка той долины, — у него были самые добротные, самые красивые дома из всех, какие мы повидали в этом краю, все из отесанного камня, с виду совершенно нового, и в домах много огромных красивых зал и нарядно украшенных покоев. Эта долина и селение называются Кальтанми. И владетель здешний, и его люди встретили нас весьма радушно и разместили в своих домах.
