В 21 год Готфрид Лейбниц пишет философские и юридические статьи, Джакомо Леопарди создал выдающиеся поэмы, Гульельмо Маркони изобрел метод передачи сигналов по радио, Джоаккино Россини завершил оперу «Танкред», Джеймс Джоуль сделал свое величайшее открытие – экспериментально обосновал закон сохранения энергии.
Одна из максим Блеза Паскаля отстаивает торжество молодой героики: «На мой взгляд, Цезарь был слишком стар для такой забавы, как завоевание мира. Она к лицу Августу или Александру: эти были молоды, а молодых людей трудно обуздать».
Здесь следует сделать паузу, пристыженно помолчать и дать некоторый комментарий к славным деяниям людей, в которых столь рано проявились интеллект и творческая фантазия.
Представленные в рубрике эффектные образцы человеческой породы, отмеченные высокими показателями развития и выразительными успехами, могут вдохновить любого молодого человека на подражание великим: вот с кого следует делать жизнь! Желание это похвально. Линейную последовательность жизни разрушают исключительные натуры, являющие собой превосходные примеры всплесков природы. Дерзайте, юные, творите, вывешивайте свои портреты на «Доску почета» жизни!
Дабы избежать разочарования, тут следует все же по-стариковски несколько охладить пыл. К сожалению, приходится констатировать, что гениальность остается явлением штучным, в равной степени зависящим как от внешних условий, так и от врожденных способностей и особенностей.
Надобно понять, что приведенные примеры ранней гениальности выносят приговор любому, кто возмечтает в возрасте 20–25 лет взять и тотчас хоть чем-нибудь отличиться. Среднестатистический 20-летний не писал оперы в 10 лет, не открывал пятна на солнце в 17, тем не менее он пребывает в силках иной мифологии, в соответствии с которой считается, что творческой натуре систематические знания и культурная рефлексия отчасти противопоказаны. Следовательно, достаточно довериться природе, растормошить ее, пробудить, и она сама все как-нибудь устроит к лучшему.
Подобное заблуждение упрямо доказывается на якобы многочисленных примерах школьной либо студенческой неуспеваемости великих людей. Случайные казусы (У. Черчилль, А. Швейцер, А. Эйнштейн слыли безнадежными и почти необучаемыми школьниками) абсолютизируются в качестве эффектных знаков системы. Подобный жанр самооправдания призван служить объяснением того, почему некоторые юноши пренебрегают своими прямыми обязанностями – учиться и становиться частью культуры. Очевидна уязвимость подобной мифологии: она не учитывает миллионы иных примеров, доказывающих, что не великий интерес к учебе и самообразованию сводил потенциально одаренных людей до уровня анонимных статистов.
Молодость жаждет другого. Быть прекрасным во всем, и чтобы это все как-то само себя проявило. Только самодисциплина делает из зверушки личность. В противном случае судьба любого гадкого утенка предрешена. Как бы он ни надеялся и ни предавался праздным мечтаниям, без труда он непременно станет гадким лебедем. Природная одаренность не менее других качеств нуждается в дисциплине и окультуривании. Праздный молодой человек искажает свою натуру бездельничаньем. Разве не убеждают в том трагичные судьбы сотен людей, коим с нежного возраста пророчили прекрасную будущность, но им некогда было потрудиться над совершенствованием собственной натуры. Где они теперь, презревшие самообразование, а также благие заботы родителей и педагогов?
Лишь сочетание оптимальных внешних условий (включающее не только детский период, но и дальнейшее развитие человека, вовлеченность в культуру) и врожденной одаренности может проявить гения. Толстой излагает одно из главных условий формирования одаренной личности: «Шиллер совершенно справедливо находил, что никакой гений не может развиться в одиночестве, что внешние возбуждения – хорошая книга, разговор – подвигают больше в размышлении, чем годы уединенного труда. Мысль должна рожаться в обществе, а обработка и выражение ее происходит в уединении».
Можно, конечно, списать мысль великого Толстого в графу «моралисты для всех, но не для меня», подверстав туда же упрек Люка де Вовенарга: «Молодые люди меньше страдают из-за своих оплошностей, чем от благоразумия стариков». И все же иногда стоит прислушаться к старшим коллегам по цеху жизни и научиться осмотрительно уходить от прогнозируемых опасностей, которые тем более можно заранее просчитать. Ну как тут не удержаться от полустариковского напутствия тем, кто идет по пути, пройденном тобою и еще миллиардами людей!
Стоит отметить, что не все советы старших приемлемы. Без сомнения, юным может понравиться романтический призыв Марии Склодовской-Кюри: «Никому из нас не легко жить, но мы должны сохранять упорство и, главное, верить в себя. Нужно верить, что ты чем-то даровит и что тебе чего-то надо добиться любой ценой». Мысль красива, ее финал великолепно подойдет к речи на кладбище кораблей. «Любой ценой» – привлекательная и опасная рекомендация. Если ее перевести на язык обыденности, то выглядеть совет будет примерно так: «Усердно трудись двадцать лет по двадцать четыре часа в сутки – и из тебя выйдет успешный физик или гениальный водитель лифтов, растративший здоровье, силы и жизненный азарт».
Как бы то ни было, юноше следует мечтать, дерзать и трудиться. И тогда, быть может, природные дарования как-нибудь великолепно себя выявят, и «Доска почета» пополнится новыми именами.
Приходно-расходная книга жизни
В Древнем Египте мальчики уже в 14 лет становились налогоплательщиками и с этого возраста могли жениться, вести самостоятельное хозяйство, привлекаться к исполнению трудовых повинностей.
Библиотечные штампы по традиции ставятся на 17-й странице.
Кому из взрослых не памятны 17 лет! И запомнились они, возможно, ожиданиями или надеждами, а более – подарками. На семнадцатилетие близкие родственники по устоявшейся традиции обычно дарят часы, костюм или еще что-нибудь недетское, чтобы юноша чувствовал себя почти самостоятельным, готовым к вступлению в большую и манящую светлыми перспективами жизнь.
Освободившись от груза воспоминаний о наивном подростковом периоде жизни, обратимся к нумерологической традиции его восприятия. Пифагорейцы считали 17 лет возрастом презренным, так как число это лежит между полным квадратом (16 = 42) и удвоенным квадратом (18 = 2 х 32). Для большей выразительности языческого неприятия числа 17 следует привести тот факт, что окружающие его числа – 16 и 18 – единственные, которые обозначают периметр прямоугольника, равный его площади. Тождество это указывает на нарушение поступательности, эффект энтропии и первый кризисный период человеческой жизни.
Когда греку исполнялось 18 лет, он выходил из-под опеки отца и признавался граждански и политически совершеннолетним. Расширялись его права и обязанности. Он становился под непосредственный надзор законов, пользовался гражданскими правами и был обязан исполнять повинности, мог самостоятельно вести судебные процессы и призываться на военную службу.
Мишель Монтень в «Опытах» допускает возможность доступа к выборным должностям людей, не обремененных жизненным опытом, однако вероятность этого иллюстрирует парадоксальный пример: «Сам Август девятнадцати лет решал судьбы мира, а в то же время он издает указ, что надо достигнуть тридцати лет, чтобы решать вопрос о том, где установить какой-нибудь сточный желоб».
На восемнадцатом году жизни Аристотель попал в Академию и стал верным учеником Платона.
Юным Гюставом Флобером овладевает странная душевная болезнь, своего рода туманная меланхолия, хандра неясного происхождения, не поддающаяся лечению. Юноша оставляет университет и до конца своих дней поселяется в поместье в Круассе.
В 19 лет Эмиль Золя начинает публиковать свои произведения.
В 408 году двадцатилетний Платон встречает Сократа и становится его учеником.
В 20 лет Альфред де Мюссе выпускает свой первый поэтический сборник.
Двадцатилетний Миклухо-Маклай проводит исследование на Канарских островах.
Отношения юноши со старшим поколением, как правило, складываются по законам, выведенным в репризе Марка Твена: «Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет».
К 22 годам аббат Прево успел побывать дважды солдатом и пару раз монахом. Ни в армии, ни в монастыре он так и не ужился и избрал писательское ремесло.
Сен-Мар – прообраз главного героя романа «Сен-Мар, или Заговор при Людовике XIII» Альфреда де Виньи – был казнен в возрасте 22 лет.
Владимир Маяковский о себе и о лирическом герое: «Иду красивый, двадцатидвухлетний».
В двадцатитрехлетнем возрасте Лев Толстой, иронизирует А. Евлахов, начинает писать «трехтомную автобиографию» – «пример единственный в мировой литературе!».
