Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Их опять арестовали, привезли под конвоем в Румбулу для проверки показаний, и очевидец вспоминал впоследствии: "В Румбуле нас встретил редкий молодой лес с поляной, на которой под тонким покровом мха был рассыпан пепел с маленькими фрагментами обугленных, не сгоревших дотла костей. В некоторых местах он возвышался холмиками. Это, по показаниям обвиняемых, был уже просеянный пепел…"

5

После освобождения Киева в городе появились евреи, и каждый шел прежде всего в Бабий Яр. В сентябре 1944 года в ЦК партии Украины уже докладывали о попытке еврейского поэта Д. Гофштейна и "сионистских элементов организовать… массовую демонстрацию еврейского населения в годовщину расстрела немцами в Бабьем Яре".

Организованной демонстрации не было; евреи шли туда, потому что не могли оставаться безучастными в день памяти, и И. Кипнис, еврейский прозаик, написал:

"29 сентября. Люди идут со всех концов города к Бабьему Яру…

Идут толпой, почти не говорят. Смотришь на изможденные лица и видишь, сколько горя пережили, сколько страданий Гитлер причинил каждому из них. Коснись любого, и боль потечет ручьем.

Подходим… Лица у всех темнеют, становятся строже и напряженнее. Слабые не выдерживают, и раздаются сдавленные стоны и всхлипывания. Песчаные обрывы осыпаются под нашими ногами, тянут вниз и вниз…

Вот лежит скомканный грязный кусок белой ткани. Когда-то это была рубашка… А вон там лежат волосы, которые пережили тех, кого они когда-то украшали… Стоит стоптанный ботинок… Никто не трогает этот ботинок, как не трогают и обломок черепа в другом конце рва… Люди стоят вокруг них с самого утра. Глаза красные от слез, сердца – раскаленные от плача. И ждут. Не хотят уходить. Быть может, кто-нибудь появится и откликнется хоть единым словом…

Братья мои и друзья! Склонившись, мы стоим на коленях, головы наши посыпаны золой, мы обливаемся слезами. Иначе и быть не может. Кто в силах прийти и сказать нам – хватит надрываться, стонать у этих ям, у этой пролитой крови.

И всё-таки, братья и друзья, слушайте меня. Встаньте, дорогие, с земли! Отряхните с себя золу! Окрепните духом! Если у человека отнимают ногу или руку, или даже палец, то он в чем-то сокращается, становится меньше, чем был. Но у народа, если у народа бывает горе, если уничтожают народ даже наполовину или на три четверти, то это как с каплей воды, с шариком ртути: ты отщепил половину, но вторая половина тут же округляется, заполняется и снова становится целой.

Так встанем же с земли и выпрямимся во весь рост".

И. Кипнис написал рассказ, в котором предложил евреям носить на груди магендавид – рядом с орденами и медалями. Критики подсчитали, что слово "еврей" в рассказе повторяется 13 раз; Кипниса зачислили в "буржуазные националисты" и исключили из Союза писателей.

Прошло несколько лет. В Бабьем Яре ничего не менялось, и в 1948 году И. Эренбург получил такое сообщение: "Я вам принес, как своеобразный сувенир, человеческие кости, собранные мною на дне Бабьего Яра. Это место… находится в возмутительном запущении. Там пасутся коровы, а кости, как вы видите, валяются рядом. Прекрасный склеп над Бабьим Яром превращен в уборную. В местной газете поднимался вопрос, не разбить ли парк "на живописных склонах Бабьего Яра"…"

6

Ученый-металлург В. Фундатор, один из создателей танка Т-34, решил увековечить память уничтоженного еврейского населения местечка Червень Минской области. Там погибли его отец и мать, а потому он начал собирать деньги, чтобы установить памятник на месте расстрела и указать на идиш: "Евреям – жертвам фашизма".

По заказу Фундатора на московском заводе отлили сорок чугунных плит с именами погибших (было их около 1000 человек); плиты привезли в Червень, а в минский обком партии поступила секретная докладная записка от комсомольского руководителя – о недозволенной деятельности "группы граждан еврейской национальности":

"Памятник ставится погибшим одной национальности (еврейской), в то время, как там есть и жертвы из белорусов, русских и украинцев. Памятник имеет форму чисто национальной архитектуры, надпись на нем выполнена на еврейском языке. Имеется организация, по-видимому, националистического характера, у которой есть свои филиалы и три-пять организаторов…"

Памятник не установили. Чугунные плиты унесли местные жители. Фундатора уволили с работы. Через много лет в Червене появился стандартный памятник с указанием, что на том месте похоронены советские граждане, убитые немецко-фашистскими захватчиками.

В 1949 году поэта С. Голованивского обвинили в ненависти к советскому народу: в поэме "Авраам" на украинском языке он описал равнодушие многих жителей к судьбе евреев, которых гнали на уничтожение в Бабий Яр.

В том же году осудили симфонию харьковского композитора Д. Клебанова "Бабий Яр". Это была, по мнению критиков, симфония, "наполненная библейскими мотивами и проникнутая трагической обреченностью"; композитор "забывает о дружбе и братстве советских народов и проводит идею полного одиночества советских людей, замученных немцами в Бабьем Яре".

Художник З. Толкачев побывал в Майданеке и Освенциме сразу после их освобождения, сделал множество рисунков с натуры и создал графические циклы "Майданек", "Освенцим", "Цветы Освенцима". В 1949 году газета "Правда Украины" назвала его творчество "глубоко порочным" за "сионистско-религиозное содержание", а графические циклы художника – проявлением "буржуазного национализма и безродного космополитизма".

А. Борщаговский, писатель: "На одном из альбомных листов прозревшие "судьи" вдруг увидели изображение таллеса… Толкачева, обличителя фашизма и расизма, распинали только за то, что… таллес на колючей проволоке лагерной ограды напоминал о народе, обреченном фашистами на полное уничтожение".

***

Статьи И. Эренбурга первого года войны также не избежали цензуры. В описаниях убийств еврейского населения Витебска и Киева отсутствовала национальность погибших: "шесть тысяч витебчан – в ямах", "на кладбище в Бабьем Яре расстреляли пятьдесят пять тысяч киевлян". Однако впоследствии в статьях Эренбурга уже появились сведения об уничтожении евреев: "Нет больше в украинских городах старых евреев – чудаков и мечтателей, портняжек и сапожников…"

***

Евреи, вернувшиеся после войны в Городок Витебской области, решили обнаружить места захоронения погибших. "Начали копать и довольно быстро наткнулись на трупы. Самым высоким в довоенном Городке был еврей Костяновский. Его труп легко определили. Он лежал раздетый до пояса… к ноге был привязан маленький пакетик. В нем оказались деньги. Их забрали и отнесли в банк. Несмотря на то, что купюры уже обветшали, банк их принял и обменял на новые деньги. Это стало первым взносом на строительство ограждений и памятников".

***

Из секретного документа (1948 год): "Еврейская религиозная община в г. Виннице обратилась к председателю горисполкома т. Петрову, чтобы он разрешил напечатать книгу о погибших евреях… Товарищ Петров разрешил. Какая политическая слепота у товарища Петрова…" Книга о евреях Винницы, погибших в годы оккупации, не была издана.

***

Л. Разгон (город Горки, Белоруссия):

"В дальнем углу кладбища – ров. Бывший ров. Теперь это насыпь, полузаросшая травой и чертополохом. Засохшие, кем-то положенные цветы. И небрежно сбитый фанерный монумент со звездой и надписью, что здесь захоронены убитые фашистами в 1941 году советские граждане.

Сюда их привели, тут их убили, тут закопали. Тетю Хаю с мужем, тетю Гиту с дочерьми Верочкой и Саррой, с девочками-внучками, моих школьных товарищей и соседей – Муравиных, Вильнеров, Хаитов, Гольдбергов… Тут похоронено всё мое детство, весь мой – без остатка – родной город. Мне тут нечего больше делать…

И мы уезжаем. Навсегда. Больше я сюда не вернусь…"

Послевоенный быт. Переселение в Биробиджан

1

С. Гудзенко:

Закончилась вторая мировая.

Нас дома ждут!

Гони‚ шофер‚ гони!

В июле 1945 года первый состав с демобилизованными отправился из Германии на восток; следом за ним двинулись многие эшелоны, развозя по домам победителей той войны. Возвращались солдаты, выжившие в боях. Возвращались офицеры. А в стране была послевоенная разруха, жители городов ютились в подвалах и сараях, теснились в уцелевших зданиях; в сожженных деревнях жили в землянках сотни тысяч крестьян; ослабленные недоеданием взрослые и дети умирали от всевозможных болезней.

За годы войны было мобилизовано в армию 30 миллионов граждан СССР; из-за убыли мужского населения увеличился разрыв между количеством женщин и мужчин, который существовал затем долгое время. Приметой послевоенного времени стали люди с протезами, на костылях и примитивных тележках, а то и на самодельных досках для безногих, которые катились на подшипниках. Пустые рукава. Черные повязки на глазах. Израненные тела и изувеченные лица. Нищие калеки на улицах и в поездах, на кладбищах и на рынках, которые выпрашивали подаяние.