В 1923 году Ленин выдвинул предложение о реорганизации Рабкрина[33]и написал об этом письмо в ЦК партии. Суть предложения состояла в том, чтобы приблизить друг к другу и частично совместить работу РКИ и ЦКК на принципах единоначалия. По тому времени предложение казалось диким, непонятным — объединить контрольные аппараты советских органов в партии?! Ленин, разбитый параличом, уже не поднимался с постели. Заседание Политбюро, обсуждавшее этот вопрос, происходило без него. С.П. Писарев, тогда ответственный работник ЦКК партии, рассказывает, что заседание началось так. Первым выступил председатель Президиума Коминтерна Г.Е. Зиновьев. Тихим трагическим голосом, чуть не со слезами на глазах, он сказал: «Товарищи, наш дорогой, горячо всеми любимый Владимир Ильич, кажется, сошел с ума...»
Интересно, что обвинения в психической ненормальности в то время чаще всего, по-видимому, звучали из уст революционеров в адрес своих же товарищей. Возможно, это и не так, но до нас дошли только такие случаи...
Арон Александрович Сольц — «совесть партии» товарищ Сольц, старый политкаторжанин и один из организаторов советских концлагерей — в 1934 году был назначен на руководящую работу в Верховный Суд. Его политическая карьера в то время клонилась уже к закату.
На одном из заседаний бюро районного комитета партии, членом которого он состоял, Сольц сообщил, что в Прокуратуре фабрикуются ложные обвинения против ни в чем не повинных людей. Он предложил создать комиссию от райкома по проверке этих фактов. Что толкнуло его на этот отчаянный поступок? Едва ли совесть и раскаяние. Скорее всего он предвидел близкую гибель от рук сталинских опричников и не хотел покорно ожидать приближающегося конца. Через несколько дней Генеральный Прокурор А.Я. Вышинский объявил, что Сольц сошел с ума и взят под домашний арест. На этом окончилась карьера старого профессионального революционера. Вскоре он умер[34]. Обстоятельства его гибели нам не известны. Возможно, старый, обреченный на бездействие, устраненный от политической жизни, он умер своей смертью. Возможно, он встретил ее где-нибудь в подвалах Лубянки или Лефортова.
Установить точную дату рождения карательной медицины весьма затруднительно. Мы знаем, что случаи признания душевнобольными здоровых людей по политическим соображениям были и в дореволюционной России, и в первые послереволюционные годы. Подобная практика приняла особый размах в 50-е годы и особую жестокость — в 60-е — 70-е годы. Путь становления карательной медицины мы бы определили следующим образом. В первой половине XIX века николаевское правительство нашло оригинальный способ борьбы с неугодными ему людьми (Чаадаев, Кологривов, Жуков, Панова и др.). Однако широкого распространения этот способ не получил.
Революционное насилие начала XX века смело обычные представления о гуманности, законности, долге. Ленин дал карательной медицине свое «добро». Но опять она не получила широкого распространения, ибо на этот раз была слишком мягка и либеральна для времен кровопролитного сталинского террора. Широкое распространение она начала получать в конце 40-х — начале 50-х годов.
Резюмируем наше мнение: карательная медицина — орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано. Таким образом, система карательной медицины возможна лишь при большой степени единомыслия в стране, почему она и развилась в тоталитарном СССР. В автократической же России такой большой степени единомыслия не было, общество было достаточно плюралистичным, терпимым к мнениям, не сходным с официальным. Поэтому случаи карательной медицины были исключительными, ее жертвами стали те, кто далеко ушел за рамки общепринятых норм, особенно во времена правительственной реакции. Конечно, в по-настоящему свободной стране этого не случилось бы, но ведь царская Россия не была таковой.
О карательной медицине 40-х — 50-х годов нам известно уже немного больше. Помимо Казанской и Ленинградской спецпсихбольниц, мы располагаем информацией еще о пяти подобных учреждениях, хотя их было, вероятно, больше.
Тюремно-психиатрическое отделение Бутырской тюрьмы. В 1953-54 гг. располагалось в здании бывшей церкви.
Тюремно-психиатрическая больница в районе г. Томска. Располагалась на территории совхоза «Чекист». В эту больницу отправляли заключенных, заболевших или симулировавших психическую болезнь. Заведовала больницей тогдашняя депутат Верховного Совета РСФСР от г. Томска Софья Андреевна (фамилия, к сожалению, не установлена). Есть свидетельства о систематических избиениях, практиковавшихся в этой больнице (свидетельство А. Квачевского).
Сычевская специальная психиатрическая больница. Открыта в 1949 году (по некоторым сведениям — в 1952 году).
Рассказывают о существовании в конце 40-х — начале 50-х годов тюремно-психиатрической больницы в Горьком.
Есть точные сведения о существовании тюремно-психиатрической колонии в Чистополе (свидетельства С-на, В. Гусарова).
О существовании еще одной СПБ, в Шацке, нам стало известно из приказа министра здравоохранения СССР от 6.2.49 г. за № 9 «Об улучшении организации судебно-психиатрической экспертизы и принудительного лечения».
п. 2. «Для проведения принудительного лечения в соединении с изоляцией совершивших преступление психически больных, в соответствии с инструкцией Министерства здравоохранения СССР, Министерства внутренних дел, Министерства юстиции СССР и Генерального Прокурора СССР от 25.3.1948 года Министру здравоохранения СССР реорганизовать в течение первого полугодия 1949 г. Шацкую психбольницу в специальную психиатрическую больницу для принудительного лечения с изоляцией на 500 коек и организовать в Томской психиатрической больнице отделение для принудительного лечения с изоляцией на 200 коек»[35].
Скорее всего, СПБ в совхозе «Чекист» и была организована в соответствии с этим приказом. Маловероятно, чтобы в районе Томска было две спецпсихбольницы.
Скудость наших сведений об этих тюремно-психиатрических учреждениях и полное отсутствие сведений о других СПБ тех времен объясняется очень просто. В Ленинградской и Казанской спецпсихбольницах содержались заключенные только с политическими статьями. Мы сейчас предполагаем, что по политическим статьям отправляли только в Ленинградский или Казанский «спецы». Не исключено, конечно, что и в других СПБ были политические заключенные, но мы ни разу не видели их и даже не слышали о них. А информацию мы получаем только от бывших политзаключенных. Бытовики или урки нам не рассказывают... Казанская СПБ существует с довоенного времени. Горбаневская рассказала, что среди заключенных СПБ бытует мнение, будто еще при царском режиме здесь находились революционеры — психически здоровые люди. Проверить это у нас пока нет возможности. Несомненно, что уже в 1934 году в Казанскую СПБ попадали люди с политическими статьями. От В. Гусарова нам известно, что с 1934 по 1954 годы там находилась женщина, бросившая (в 1934 г.) камень в сторону мавзолея Ленина. Многие заключенные сидели уже по 15-20 лет. Интересно, что тогдашняя власть была менее щепетильна и называла вещи своими именами. СПБ назывались тогда ТПБ (тюремно-психиатрические больницы), а заключенные именовались б/з/к - больные заключенные.
В начале 50-х годов в Казанской ТПБ содержалось около 1000 заключенных. По углам территории стояли вышки, над тюремной стеной была натянута колючая проволока.
В ТПБ применялась электрошоковая терапия и даже «камзол» (смирительная рубашка), имевший большое распространение в психиатрической практике XVI-XVIII вв. Заключенного доктора Бурштейна завернули в «камзол» за то, что он обозвал врача ТПБ «фашистской сволочью».
Медикаментозное воздействие почти не применялось, по-видимому, из-за дефицита психотропных средств. Имела некоторое распространение «сонотерапия». Заключенные в течение определенного времени (от одного до семи-восьми дней) получали большие дозы снотворных и не спали только во время приема пищи и оправки. Питание по тем временам и в сравнении с лагерями было сносным. Качество пищи отвратительное, но особых мук от голода никто не испытывал. И, конечно, никто питанием не возмущался, потому что приемлемой альтернативы не было — в лагерях было еще хуже.
Однако так было не всегда. У нас есть свидетельства (В. Гусарова и его бывших товарищей по заключению), что во время войны (1941-1945 гг.) в Казанской СПБ умирало от голода 40-50 человек ежедневно (тем интенсивнее ТПБ пополнялась новыми заключенными).
Все заключенные в Казанскую ТПБ имели в деле 58 статью УК РСФСР (антисоветская, контрреволюционная деятельность). В. Гусаров считает, что из 600 заключенных ТПБ только двое имели основания для 58 статьи (шпион А.И. Зайцев и диверсант Игорь Стрельцов), но не более тридцати человек были правоответственны (т.е. вменяемы, психически здоровы).
