Весна 1942 г
Весна 1942 г. принесла оттепель, сделавшую невозможной дальнейшее использование ледовой Дороги жизни. Потепление стало причиной новой беды: болезней. Груды трупов и горы испражнений, до сих пор остававшиеся замерзшими, с приходом тепла начали разлагаться. Вследствие отсутствия нормального водоснабжения и канализации в городе быстро распространились дизентерия, оспа и тиф, поражавшие и без того ослабленных людей. Те, у кого начиналась «голодная диарея», понимали, что они скоро умрут.
Казалось, распространение эпидемий окончательно выкосит население Ленинграда, и без этого уже изрядно поредевшее, но в марте 1942 г. люди собрались и совместно начали грандиозную операцию по расчистке города. Ослабленные недоеданием ленинградцы прикладывали нечеловеческие усилия, и, работая вместе, они обрели общую цель и решимость. Поскольку приходилось пользоваться инструментами, наспех смастеренными из подручных материалов, работа продвигалась очень медленно, однако все бесконечно гордились результатами своего труда. Вера Инбер так написала о самом большом своем страхе: «…боюсь… не бомбежек, не снарядов, не голода, а душевного изнеможенья…» Работы по уборке города, завершившиеся победой, знаменовали собой начало коллективного духовного пробуждения.
Ленинградцы расчищают улицы после первой блокадной зимы
РИА Новости / Всеволод Тарасевич
Наступившая весна принесла новый источник пропитания – сосновую хвою и дубовую кору. Эти растительные компоненты обеспечили людей так необходимыми им витаминами, защитив от цинги и эпидемий. К середине апреля лед на Ладожском озере стал слишком тонким, чтобы выдерживать Дорогу жизни, однако пайки все равно остались существенно лучше, чем были в самые черные дни декабря и января, причем не только количественно, но и качественно: хлеб теперь имел вкус настоящего хлеба. К всеобщей радости, появилась первая трава и повсюду были разбиты огороды. Природа вновь вступала в свои права, и даже немецкие войска не могли ей помешать.
В значительной степени моральный дух ленинградцев подняло известие о том, что в декабре 1941 г. немцы под Москвой были остановлены и отброшены назад. 15 апреля 1942 г., когда в городе уже вовсю хозяйничала весна, произошло событие само по себе обыденное и непримечательное, однако оно существенно улучшило настроение жителей: генераторы электроснабжения, так долго бездействовавшие, были отремонтированы, и, как следствие, снова начали функционировать трамвайные линии.
Одна медсестра описывает, как больные и раненые, находившиеся при смерти, подползали к окнам госпиталя, чтобы своими глазами увидеть проносящиеся мимо трамваи, не ходившие столько времени. Шаг за шагом город возвращался к нормальной жизни. Люди снова начали доверять друг другу, они вымылись, сменили одежду, женщины стали пользоваться косметикой, опять открылись театры и музеи. Однако событие, которому суждено было внести самый большой вклад в духовное возрождение Ленинграда, было еще впереди. Это событие доказало всей стране и всему миру, что ленинградцы пережили самые страшные времена и их любимый город будет жить. Это чудо сотворил коренной ленинградец, который любил свой город и был великим композитором.
17 сентября 1942 г. Дмитрий Шостакович, выступая по радио, сказал: «Час тому назад я закончил партитуру второй части моего нового большого симфонического сочинения». Этим произведением была Седьмая симфония, впоследствии названная Ленинградской.
Шостакович был слишком видной фигурой, чтобы подвергать его риску, поэтому власти города пытались убедить его уехать из Ленинграда, но он, верный своему городу, остался. Не прекращая работы над своим произведением, Шостакович записался в народное ополчение, заявив: «До этих дней я знал лишь мирный труд. А ныне я готов взять в руки оружие». Однако военная медкомиссия забраковала его из-за плохого зрения. И все-таки Шостаковичу доверили нести службу в пожарной дружине. Американский журнал Time поместил на обложку фотографию композитора в медной каске, с пожарным брандспойтом, с подписью: «Шостакович – пожарный». И все же вскоре Шостаковичу приказали покинуть Ленинград. 1 октября он, вместе с женой и детьми, с партитурой симфонии в чемодане, попрощался с родным городом.
Эвакуированный в Куйбышев (теперь это Самара), расположенный в 1500 километров к юго-востоку от Ленинграда, Шостакович продолжал напряженно работать над симфонией, параллельно сочиняя короткие произведения, призванные поднять боевой дух солдат на передовой, например «Идут бесстрашные гвардейские полки».
К концу года симфония была завершена. Премьера этой симфонии, посвященной «нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе и моему родному Ленинграду», состоялась в Куйбышеве 5 марта 1942 г. и транслировалась по радио на всю страну, а три недели спустя симфония прозвучала в Москве.
Микропленка с партитурой была тайком вывезена из Советского Союза на самолете в Тегеран, а оттуда дальше в Европу, и виднейшие дирижеры стали спорить за право исполнить это произведение. Сначала оно было исполнено Лондонским симфоническим оркестром под управлением сэра Генри Вуда, а 19 июля прозвучало в Нью-Йорке, дирижером был Артур Тосканини. Симфония сразу же получила всеобщее признание, и фотографии Шостаковича появились в газетах и журналах всего мира.
Учения пожарной команды из профессорско-преподавательского состава Ленинградской консерватории (справа – композитор Дмитрий Шостакович).
РИА Новости/Рафаил Мазелев
Затем было принято решение исполнить Седьмую симфонию в самом Ленинграде. По мнению Жданова, это должно было поднять боевой дух города. Советский самолет, ускользнув от немецких зенитных пушек, доставил партитуру в город на Неве. Главный оркестр Ленинграда, Ленинградский филармонический, был эвакуирован, однако в городе оставался оркестр Ленинградского радиокомитета. Его дирижеру, сорокадвухлетнему Карлу Элиасбергу, поручили собрать музыкантов. Но из ста оркестрантов в городе осталось только четырнадцать человек, остальные были призваны в армию, убиты или умерли от голода. Необходимо было срочно найти замену. По войскам распространили призыв: все те, кто умел играть на каком-либо музыкальном инструменте, должны были доложить своему начальству. Для исполнения сложного и объемного произведения требовался оркестр из девяноста музыкантов. Зная, насколько ослаблены музыканты, собравшиеся в марте 1942 г. на первую репетицию, Элиасберг понимал, какая сложная задача стоит перед ним. «Дорогие друзья, – сказал он, – мы слабые, но мы должны заставить себя начать работать». И работа эта была трудной: несмотря на дополнительный паек, многие музыканты, в первую очередь духовики, теряли сознание от напряжения, которого требовала игра на их инструментах. Элиасберг обращался с музыкантами сурово: тем, кто играл плохо или, что хуже, пропускал трехчасовые репетиции, урезали продовольственный паек. Уговорами и жесткой дисциплиной Элиасбергу удалось подготовить свой оркестр к исполнению грандиозного произведения Шостаковича. Лишь один раз за все репетиции у оркестра хватило сил исполнить всю симфонию целиком – за три дня до публичного выступления.
Концерт был назначен на 9 августа 1942 г. – несколько месяцев назад нацисты выбрали эту дату для пышного празднования в ленинградской гостинице «Астория» ожидаемого взятия города. Были даже отпечатаны приглашения, так и оставшиеся неразосланными.
Концертный зал филармонии был заполнен до отказа. Люди пришли в лучшей одежде, места в первых рядах заняли руководители города и военачальники. Музыканты, несмотря на теплую августовскую погоду, были в пальто и перчатках с обрезанными пальцами – голодающий организм постоянно испытывал холод. По всему городу люди собрались на улицах у громкоговорителей. Генерал-лейтенант Леонид Говоров, с апреля 1942 г. возглавлявший оборону Ленинграда, приказал за несколько часов до начала концерта обрушить на немецкие позиции шквал артиллерийских снарядов, чтобы обеспечить тишину хотя бы на время исполнения симфонии. Включенные на полную мощность громкоговорители были направлены в сторону немцев – город хотел, чтобы враг тоже слушал.
«Само исполнение Седьмой симфонии в осажденном Ленинграде, – объявил диктор, – свидетельство неистребимого патриотического духа ленинградцев, их стойкости, их веры в победу. Слушайте, товарищи!» И город слушал. Слушали подступившие к нему немцы. Слушал весь мир. Все слушали, как Ленинград заново обретает свое нравственное начало.
А в конце – тишина. Затем аплодисменты, громовые овации, продолжавшиеся больше часа. Люди кричали и ликовали. Они понимали, что стали очевидцами исторического события. Впоследствии Элиасберг назвал это мгновением торжества над бездушной военной машиной фашизма.
