Ехать на войну Косаку было не обязательно. У Дудаева была, конечно, своя авиация – но летчиков не было. А самолеты его наши бомберы и штурмовики пожгли. Но свое отсутствие в списках убывающих из Волгограда в Чечню Евгений Иванович Косак воспринял как личное оскорбление. И дошел до самого Рохлина. На него смотрели, как на умалишенного. Проще было трусов понять, которые бежали из корпуса вплоть до отправки последнего эшелона.
– Трактор! Где мой пулемет?
Трактор – это кличка Жениного ординарца. Он выволакивает на свет РПК.
– Товарищ полковник, у него затворная рама не двигается!
– Делай! Я журналистам хочу подарить!
Косак поворачивается ко мне. Запах не переработанного печенью коньяка бьет мне в нос, как хороший джеб:
– Саня, хошь пулемет?
– Да не, не надо.
– Ну тогда я Вадику отдам.
– А что, я возьму!
– Во! Молодец! А Куку я ружье охотничье подарю. У меня есть. Отвезешь его, Серега, домой, как трофей!
Кук дипломатично молчит. А Женя куда-то пропадает на минуту и появляется передо мной уже с автоматом:
– Саня, ну возьми хоть автомат! Духовский, трофейный!
Сзади его дергает за рукав подбежавший следом боец в каске и бронежилете. Лицо бойца измазано сажей, и он чуть не плачет:
– Товарищ полковник, отдайте, пожалуйста!
Женя разворачивает и бьет солдата кулаком по лицу.
– А чего ты спишь на посту? Вот подарю журналистам твой автомат, будешь знать!
Вадик наклоняется ко мне и шепчет:
– А че, отправим Кука домой на поезде. Возьмет он с собой пулемет. И ружье это охотничье!
– С ума сошел! Я не знаю, как отсюда живым выбраться, а ты уже, вон, о тюрьме мечтаешь.
Бах! У меня прям над ухом хлопает выстрел. Слышу возмущенные крики. Ну конечно, опять Женя. Взял и пальнул по стоящей на кирпичах трехлитровой банке с какой-то жижей. Она вдребезги. Блямс! Оказалось, это морпехи суп приготовили, чтоб своим на передовую нести. А тут Косак… Конечно, кому такое понравится, особенно на войне. Тут по пустякам-то люди стараются друг друга не злить. Дисциплина, Устав… Ага, как же… До прокурора далеко, а оружие вот оно, у каждого на руках. Хлоп – и свободен. Досадная случайность, кто разбираться будет. Война все спишет. Но Женю морпехи, похоже, прощают. Так, журят:
– Товарищ полковник, за это и по рогам получить можно.
– Ладно, ладно, ребята. Погорячился, простите…
Шлепаем по грязи за Скопенко. Идем к Рохлину на командный пункт. Мы здесь почти две недели, а линия фронта особенно вперед не продвинулась. Дворец под контролем боевиков. И центр города тоже. Все понимают: надо упереться, дожать. Но… Никак пока не получается.
Кто-то выкидывает на дорогу дымовую шашку. Завеса плотная, ничего не видно. Кричат в дыму:
– Выноси! Быстрее выноси! Сейчас опять шмалять начнет!
Скопенко придерживает нас, а потом с силой толкает вперед – как выпускающий на прыжках с парашютом:
– Бегом! Видишь, снайпер… Зацепил кого-то. Наши дымы пускают, чтоб раненых вытянуть.
Красное здание, частный дом. У калитки стоит человек. Даже не человек, а космонавт! Кожаная летная куртка, бронежилет невиданной конфигурации, оружие, как из «Звездных войн», шлем, как у мотоциклиста, только зеленый! Мать моя! Да по сравнению с нашей пехотой – это марсианин какой-то. Наконец-то в Грозный направили суперсолдат! Надерем теперь Дудаеву задницу!
– Стой, назад! – космонавт тычет меня пятерней в грудь.
– Это со мной. Пойдем, мужики! – космический воин нашего полковника не смущает, Скопенко смотрит на него снисходительно. Мы проходим в дом, и тогда он поясняет: – «Альфа» это. Спецназ ФСК. Степашина охраняют, он здесь, у Рохлина. А эти… Они сейчас с ним обратно в Москву уедут.
Вот оно что… А я-то думал, что мы суперсилы включили. Чтоб добить гадину. Под фанфары. Теперь понятно… Самим справляться придется. Как там в фильме про Корчагина: «Сынки! Подмоги не будет!» – «Ничего! Мы-то здесь!» По телеку уверяют: бандиты, мол… Ничего себе, бандиты. Вертолеты наши сбивают, танки жгут. Вон у нас сколько погибших. А с другой стороны, я согласен с Геннадьевичем. Кто еще нужен? «Непобедимая и легендарная»-то уже здесь! А мы все центр города взять не можем. Бандиты… Командует у них Дудаев, какой-никакой, а генерал. Начальник штаба – полковник Масхадов. Они здесь все закоулки знают. Это у наших одна карта на целый батальон.
Спускаемся в штабной подвал. Рохлин сидит за столом. Вместо скатерти карты. Телефоны, телефоны кругом. Степашин стоит перед столом и жмет руку какому-то жутко смущенному офицеру. Награды привез. А почему здесь? Почему в подвале, чуть ли не из-под полы? Три дня надо, чтоб взять и вывезти всех достойных в Кремль. Пусть сто камер снимают, а не одна, да и то случайная…
Степашин уезжает, Рохлин садится на панцирную кровать без матраса. Осипшим голосом говорит в объектив:
– Думаете, я горжусь тем, что мои солдаты уже в центре Грозного? Нет… Шесть лет подряд я воюю. Начиная с Афганистана. Дома семья, сын болеет. Когда-то, лет десять назад мне сказали, что придется воевать и в России. Я тогда не поверил. И вот я здесь…
Месяц назад руководить штурмом Грозного пытались назначить замглавкома Сухопутных войск Воробьева. Тот, как Ванька в печку – ни в какую! Министр обороны Грачев опешил:
– Эдуард, почему?
– Войска не готовы, товминобороны!
– Постой, постой! Так ты ж за эту самую боевую подготовку и отвечаешь. Ты ж мне докладываешь всегда: боевая подготовка проводится на должном уровне!
Что ж получается… Если дают служебную дачу – генерал молчит. Берет. Машину предоставляют служебную, шофера – молчит. Если воинское приветствие осуществляют в его адрес – кивает благосклонно. А тут: «Пожалуйте на войну»! И начинается. «Я не готов, войска не готовы!» А кто ж войсками руководить будет? Рохлин? Так его не напасешься.
В десяти метрах от нас ухает взрыв. Потом еще один. По-моему, даже ближе. Мы прячемся в развалинах католического костела. Это КП 74‑й бригады. Хозяйство Баталова. Защиты практически никакой, один навес небольшой бетонный. Снова ухает взрыв. Скопенко выпивает полкружки спирта, троекратно целует Баталова, хлопает его по плечу. Обращается к нам:
– Не переживайте ребята, это по нам шарашат!
Я уже знаю, кто такой Коля Баталов. Старый майор. За всю свою службу он войны не попробовал. И Афган мимо прошел, и «горячие точки». Когда волгоградский корпус собирался в Чечню, Баталов ждал увольнения, временно состоял в должности помощника начальника штаба. Позорная должность, как сказал про нее применительно к Баталову Рохлин. И Коля, без пяти минут пенсионер, вдруг попросился в Чечню. Рохлин был строг. «Чего? Вам что предписано? Увольняться?» Но Коля вместо дембеля сел вместе со всеми в эшелон и приехал в Моздок, а потом в Грозный. И здесь опять обратился к Рохлину. «Я ж танкист по образованию! Дайте какое-нибудь задание!» – «Ну, дайте ему под охрану мост через Сунжу. Чтоб дудаевские танки из Бароновки к нам в тыл не прорвались. Все, идите!»
И тут Коля Баталов начал творить чудеса. Он не просто оборонял мост. Он каждую ночь брал с собой пару-тройку солдат. Молодых, необстрелянных. И уходил к духам в тыл. А по утрам на совещаниях на командном пункте раздавал сувениры – зеленые повязки боевиков. За одну ночь пять духов прирезал, за другую десять. Рохлин призадумался: «Дайте-ка ему роту в подчинение!» Количество зеленых повязок удвоилось. И тогда Рохлин приказал передать под команду Баталова 74‑ю мотострелковую бригаду, она как раз «без головы» осталась. Штатного командира полковника Бахина с тяжелым ранением увезли в Моздок. И оказался бесперспективный майор мирного времени Николай Баталов находкой-комбригом для военного времени.
Сейчас рохлинская группировка рвется к дудаевскому дворцу. И 255‑й полк, который когда-то в Сталинграде брал Паулюса. И 74‑я бригада рвется. Надо пленить Дудаева.
Снаряд попадает в костел. Крыша трещит и осыпается. Прямо кино «Два бойца». Баталов наливает себе спирта. Выпивает. Кряхтит. Надевает стальной шлем.
– Ну, давайте, ребята! Вечером, может, увидимся.
О более далеком будущем здесь никто не задумывается. Не лишиться бы настоящего.
«Куда вы! Ну куда вы все! У нас же тут раненые!» – Олег Бессолов, начмед 8‑го армейского корпуса, в отчаянии бьет кулаком в ладонь. Его не слушают. Народ прет и прет. В бункере уже стоять негде. Как в трамвае в час пик! Только здесь все в касках, с оружием и в бронежилетах. А наверху, над нами, начинается что-то невероятное. Словно кто-то гигантской кувалдой долбит по перекрытиям нашего полевого госпиталя. Народу столько, что я целую минуту не могу найти знакомой физиономии. Замечаю командира медроты Толика Калмыкова. Протискиваюсь к нему.
