В городе «молодые лидеры» посещали детские дома и дома престарелых. Старики были беспросветно печальны. Им легко было помочь, просто поговорив с ними, но едва отвернувшись от собеседника, они немедленно забывали, что с ними кто-то говорил. Сироты были задиристы и подобострастны одновременно. Ходили в рванье, чай пили из майонезных баночек за неимением чашек. И еще они играли в такую игру, когда ловким движением пальцев следовало слегка придушить товарища, чтобы тот испытал минутное, схожее с наркотическим опьянением забытье. Но у «молодых лидеров» было все же чувство, будто можно помочь как-то и сиротам, и старикам.
Марина собиралась поступать на факультет журналистики. Чтобы иметь требуемые приемной комиссией публикации, Марина пошла к палаточному лагерю, разбитому между гостиницей «Россия» и Красной площадью. Там жили турки-месхетинцы. Они требовали какой-то исторической справедливости, но на их требования внимания принято было не обращать. Марина ходила из палатки в палатку и спрашивала, как живут в этом палаточном лагере дети: что едят, ходят ли в школу, не болеют ли. Выяснилось, разумеется, что дети в школу не ходят, болеют цингой, бронхитом и педикулезом, а едят взрослые консервы. Статью об этих детях Марина принесла в редакцию газеты «Московский комсомолец». Редакция от статьи отказалась, и Марина решила, что журналиста из нее не получится. Поступила на философский факультет.
К моменту Марининого поступления отделение политологии было разгромлено. После победы демократии в 1991 году решено было закрыть кафедру научного коммунизма. Все преподаватели, читавшие политологические книжки, в одночасье потеряли работу, вне зависимости от того, были ли они убежденными сторонниками советского режима или только считались коммунистами, ибо в Советском Союзе нельзя было работать политологом, не цитируя Ленина и Маркса. Преподавать было некому. Преподавали бог знает какие люди, нахватавшиеся политологических знаний из самиздатовской литературы и кухонных разговоров с диссидентами. Проучившись полгода, Марина перевелась с политологического отделения на философское и занялась герменевтикой, наукой об интерпретации. Она понятия не имела, как в реальной жизни герменевтика может быть применена.
К окончанию университета Марина ничем уже не интересовалась, включая герменевтику, а читала только газету «Иностранец». Эта газета, принципиальная позиция которой сводилась к тому, что в России делать нечего и надо из России уезжать, пользовалась тогда популярностью. Из этой газеты в сто раз легче было узнать, как устроена жизнь в Лондоне или Нью-Йорке, нежели как устроена она в Москве. К жизни в России редакция «Иностранца» относилась как к вынужденной ссылке, временной и безусловно неприятной. В России полагалось только выжить и перетерпеть, но не жить ни в коем случае: планов на будущее не строить, ни на что не надеяться, ко всему, что с тобой и со страной происходит, относиться по возможности легкомысленно. Объявления в «Иностранце» тоже были легкомысленные. Марине нужна была работа, и она (по объявлению в «Иностранце») пошла устраиваться на одну из только открывавшихся тогда FM-радиостанций, транслировавших легкую музыку.
Радиостанция арендовала помещение в обшарпанном, сталинских времен здании. При входе сидел охранник, отставной военный по виду, и внимательно рассматривал только начавший выходить тогда на русском языке журнал «Плейбой». Журнал этот редактировал известный музыкальный критик Артемий Троицкий. Ему совестно было просто редактировать журнал про голых девок. Он напридумывал себе, что журнал предназначается зрелому мужчине, а потому содержание должен иметь серьезное. С журналом сотрудничали лучшие писатели. Но буквы в журнале охранника только раздражали. Он рассматривал картинки и ничего не охранял. Марина прошла мимо, а охранник даже не поднял на нее глаз.
Директор радиостанции чуть ли не сам вставлял компакт-диски в проигрыватель, но почитал себя большою величиной в шоу-бизнесе и говорил поэтому важно.
– Ты умеешь читать новости? – процедил директор тем же самым тоном, каким обращался продюсер к Говарду Стерну в только что вышедшем фильме про радиозвезду.
Марина пожала плечами.
– Почитай что-нибудь, – директор выудил наугад листок из неряшливой папки на столе. – Ну, хоть вот это.
Марина пошла в студию, пододвинула себе микрофон и стала читать. Новость была про упавший в горах самолет, про то, как спасатели третий день ищут тела погибших и не могут найти.
– Ты нам не подходишь, – сказал директор, едва Марина из студии вышла. – У тебя слишком грустный голос.
– Каким же голосом я должна читать новость про разбившийся самолет?
– Ну, не знаю. Повеселее. У нас развлекательная радиостанция.
Настоящую работу Марина получила по наводке приятеля. Приятель сказал, что есть, дескать, странная контора под названием Фонд эффективной политики, и конторе этой нужен человек, который каждый день читал бы газеты и делал бы газетный обзор. Марине это подходило, если, конечно, не принимать во внимание легкую тошноту, подступавшую ей к горлу, когда звучало слово «политика».
Работа действительно состояла в том, чтобы каждое утро читать все федеральные газеты. Марина вдруг обнаружила, во-первых, что в стране идет чеченская война, а во-вторых, что в стране выборы и действующий президент Ельцин катастрофически проигрывает предвыборную кампанию коммунистическому лидеру Геннадию Зюганову.
Если читать газеты не так, как читают их нормальные люди, проглядывающие заголовки и выбирающие для прочтения только те статьи, которые им интересны, если читать газеты подряд от корки до корки, то картина мира меняется. Статьи разных авторов на разные темы выстраиваются в информационные легионы и отправляются на штурм. В разных газетах и под разными рубриками Марина находила совершенно не связанные, казалось бы, друг с другом статьи. Статью, например, про то, в каком ужасном состоянии находится в городе N градообразующий завод. Статью про то, как бизнесмен К. встречается с молодежью. Статью про то, как государственный чиновник М. получил сомнительные деньги за консультирование неизвестно кого. Сложив эти тексты вместе и приняв во внимание, что газеты, размещавшие все эти статьи, принадлежат бизнесмену К., Марина понимала, что бизнесмен К. хочет приватизировать градообразующий завод в городе N, чиновник М. мешает ему, и вот бизнесмен К. начал PR-кампанию, конечная цель которой – заполучить завод. В своих обзорах прессы Марина принялась не просто коротко излагать, о чем пишут газеты, а группировать статьи по кампаниям. Марине стало казаться, что кроме PR-кампаний ничего в мире не происходит: такое впечатление всегда складывается у молодого политтехнолога, равно как у студента медицинского института на третьем курсе складывается впечатление, будто он болен всеми болезнями сразу.
Весной 1996 года Марина обнаружила вдруг, что все газеты, вне зависимости от того, кто ими владел, принялись писать о том, как много и продуктивно работает президент Борис Ельцин и о том, какие несуразные глупости творит кандидат в президенты от коммунистов Геннадий Зюганов, куда бы он ни поехал и чем бы он ни занимался. Марина догадалась, что все, буквально все владельцы газет и телеканалов сговорились на президентских выборах поддерживать Ельцина. Догадалась, что Фонд эффективной политики, в котором она работает, тоже участвует в сговоре. И ей было противно участвовать в сговоре, она отказалась получать зарплату, на выборах проголосовала за Зюганова и в первом, и во втором туре.
Но с работы Марина не увольнялась. Ей было интересно, каждый день прочитывая газеты и отслеживая информационные кампании, понимать, как устроен мир, даже если мир оказывался устроен омерзительно цинично. Ей было лестно чувствовать себя причастной к тайне, даже если тайна воняла гнилью. К тому же она видела, что, будучи причастной к тайне, можно на тайный ход событий влиять, и сотрудники ФЭПа захвачены азартом этой своей влиятельности, днюют и ночуют на работе, прикладывают к действительности политические рычаги, тогда как весь остальной народ только и может, что с действительностью смиряться.
Однажды Марина должна была отнести очередной свой отчет главе ФЭПа Глебу Павловскому. Собрав материалы в папку, Марина подошла к двери начальника и тихо постучала. Ответа не последовало. Марина постучала громче, а потом осторожно открыла дверь и заглянула внутрь. Павловский мирно спал на диванчике, укрывшись синим пледом, как большевики в советских фильмах про революцию имели обыкновение спать в кабинетах, укрывшись шинелькой.
Этот Павловский, которого теперь близкие к политике люди в Москве называют великим и ужасным, диссидентам советских времен известен был тем, что предал товарища, буквально рассказал в КГБ, где и какие запрещенные книги хранит его друг Вячеслав Игрунов, за что Игрунова на два года посадили в психушку. Правозащитник Гефтер не подавал с тех пор Павловскому руки. Более мягкая правозащитница Алексеева говорила, что предательство наверняка произошло на допросе с применением спецсредств, что можно восхищаться стойкостью человека, но нельзя винить человека в слабости. Одним словом, настоящие герои антисоветского сопротивления относились к Павловскому в спектре от презрения до снисходительности, но Марина не знала советских диссидентов. В ее глазах Павловский был настоящим героем. И вот герой спал, прикрывшись пледом, отчего Марине показалось, будто здесь, в этом кабинете, судьбы страны решаются настолько насущно, что нельзя даже отправиться домой поспать. Она завела электронную почту с логином silavoli и тоже стала ночевать на работе.
