Наряду с этими «китами» или, скорее, акулами шпионажа против России и ее союзников, Рик разоблачил целый «косяк» более мелкой вредной рыбешки: среди них Моторин и Поташев, Гордиевский и Южин, Варенников и Мартынов.
В одном только небезызвестном «институте Арбатова» выявили в ту пору сразу двух агентов.
Они стригли долларовые купоны, а Пентагон наращивал преимущество в создании арсеналов вооружений.
Когда в 1983 году Олдрич Эймс занял свой пост в щтаб-квартире ЦРУ и получил доступ к ключевым досье, он, по его собственному признанию, «увидел реальную картину во всем ее объеме».
А картина была такова: благодаря завербованным американскими спецслужбами агентам Соединенным Штатам удалось достичь «драматических успехов».
Агентура была внедрена в различные, в том числе и весьма высокие сферы советского общества; и ею эффективно манипулировали.
Немалую роль сыграли агенты ЦРУ и в развале Советского Союза, и в развале нашей экономики.
Олдрич Эймс и об этом сообщал в КГБ.
Тогдашний председатель КГБ В. А. Крючков докладывал высшему партийному руководству и в том числе лично Михаилу Горбачеву, что действия российских «реформаторов» во многом инициированы ЦРУ, которое «покупало влияние среди советской интеллигенции и реформаторов, платя им огромные суммы за их статьи и лекции» («Айриш Таймс», 25.02.94).
Проникновение с помощью Олдрича Эймса в самые сокровенные тайники ЦРУ «означало, что Кремль почти наверняка имел доступ к самым секретным сделкам между Вашингтоном и всплывшими на поверхность в СССР реформаторами и националистами», — пишет «Айриш Таймс».
Но «высшее партийное руководство» не сделало каких-либо серьезных выводов из получаемой от «крота» в ЦРУ информации.
* * *
Так все-таки, кто же он такой — Олдрич Эймс, и почему именно незадолго до крушения Советского Союза он решил перейти на нашу сторону?
Многие средства массовой информации на Западе, да и у нас, утверждают, что Эймсом двигали исключительно меркантильные, корыстные соображения.
Мол, не удержался от тяги к «красивой жизни».
И решил «продать товар», которым в избытке владел, найдя в лице КГБ щедрого покупателя.
Я не вполне согласен с этой версией.
При этом я вовсе не собираюсь изображать Эймса святым или спартанцем, равнодушным к материальной стороне жизни и ее радостям.
Напротив, из опыта моего знакомства могу засвидетельствовать, что Рик высоко ценил благополучие и комфорт.
Он, например, питал явную слабость к красивым автомобилям.
Многие считают, что история «предательства» Олдрича Эймса и началась с его пристрастия к дорогим развлечениям, в том числе и к шикарным автомобилям.
И в самом деле, однажды, когда мы с ним вышли из ресторана, «Уэллс» не без гордости показал на припаркованный неподалеку «ягуар» красного цвета и сказал, что это «его колымага».
Он предложил подвезти меня на ней до посольства.
Но поскольку 16-я стрит находилась всего в двух-трех кварталах, я предпочел пройтись пешком, лишив себя таким образом удовольствия прокатиться в автомобиле будущей «знаменитости».
Далеко не каждый рядовой разведчик может себе позволить «колымагу» типа «ягуар».
Его жена Мария дель Розарио покупала одежду только у самых дорогих европейских кутюрье и ездила на «хонде». Ее учеба в Джорджтаунском университете стоила 25 тысяч долларов в год.
Для сына Пола держали гувернантку, которая обходилась семейному бюджету в 11 тысяч долларов.
Семья часто путешествовала.
Они купили собственный дом в богатом вашингтонском районе Арлингтон.
Словом, семья Эймсов явно тратила больше, чем официально зарабатывала.
Наверное, Олдрич Эймс за услуги, оказанные им нашим разведслужбам, действительно получил крупное вознаграждение — до двух с половиной миллионов долларов, как утверждают американские источники.
Видимо, он и вправду жил на широкую ногу и щедро тратил деньги на себя и на свою семью. При этом он нередко забывал о соображениях конспирации.
Дом Эймсов в Вашингтоне стоил, как утверждают многие, почти полмиллиона. И все же, полагаю, «не в том суть».
* * *
«Я — человек беззаботный и неорганизованный», — так охарактеризовал себя Олдрич Эймс.
Он не раз отвечал следователям и журналистам, что принял решение о сотрудничестве с советской разведкой после того, как вернулся из Мексики, когда впервые испытал серьезные денежные затруднения.
В «Исповеди шпиона» он говорил Питу Эрли: «Я испытывал отчаяние, меня душили финансовые проблемы. Где взять 47 тысяч долларов, которые я задолжал?»
Однажды, рассказывает Эрли, возвращаясь в Вашингтон из служебной поездки в Нью-Йорк, Эймс подумал даже, а не ограбить ли ему банк? И тут же он вспомнил, как слышал от одного из своих коллег в Мексике, что русские предлагали тому за сотрудничество 50 тысяч долларов.
Вот тогда-то Рику и пришла в голову мысль сообщить советским разведчикам кое-какие сведения, взамен попросив у них как раз эту недостающую сумму.
Ну и так далее. Казалось бы, все ясно.
Но послушаем, что говорят близко знавшие его люди.
Олдрич Эймс никогда не придавал большого значения деньгам как таковым; он не был сребролюбцем, — так считают практически все, начиная от школьных друзей и заканчивая сотрудниками ФБР, которые расследовали его «дело».
«Рик и Нэнси вели довольно скромный образ жизни в Нью-Йорке и никогда не зацикливались на деньгах», — свидетельствует один из родственников Рика.
И кстати, разводясь с Нэнси, Эймс фактически «махнул рукой» на немалую часть причитавшейся ему доли при разделе имущества, лишившись огромной суммы.
Многие считают, что Эймса толкнула на преступление его вторая жена — Мария.
Дескать, это она с ее якобы необузданной жаждой приобретения и накопительства толкала супруга на новые «предательства», поторапливая, если он мешкал с передачей очередной порции информации и получением «денег от КГБ».
Не могу судить, была ли Мария «соучастницей» Эймса в его шпионской деятельности.
Но и Марию все, кто ее знает, характеризовали как натуру, больше приверженную идеям, чем материальному комфорту.
Трудно поверить, что эта утонченная женщина» воспитанная на общении со «сливками» колумбийской интеллигенции (в их доме в Боготе бывал, например, писатель, нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес), владевшая пятью языками и готовившая докторскую диссертацию по философии Хайдеггера, похожа на приземленную мещанку, какой ее изобразил, например, Питер Маас «с подачи» рывшихся в ее шкафах при обыске фэбээровцев.
Олдрич Эймс пошел на сотрудничество с советскими разведчиками явно не потому, что был «жаден на деньги»..И не потому, что «жадной на деньги» оказалась его жена, а он был «у нее под каблуком».
Он, конечно, испытывал чувство вины перед ней за то, что обрек ее на прозябание в отнюдь не интеллектуальной среде офицеров ЦРУ и их супруг. Ведь в самом начале он ее обманул, выдав себя за дипломата, и пытался компенсировать моральные издержки материальной роскошью, которой старался ее окружить.
Но деньги были не основным, по крайней мере, не единственным стимулом для Олдрича Эймса.
У него были и моральные соображения.
Изначально этому человеку были чужды мещанская ограниченность и корыстная приземленность.
Он с юношеских лет отличался широтой и непредвзятостью взгляда на мир, интересом ко всему, что его в этом мире окружало, независимо от того, имело л и это «практическую ценность» лично для него или нет.
Он всегда был готов увидеть что-то позитивное в чужом опыте.
Американский образ жизни не казался ему вершиной его идеалов. Ему претили пресловутая «масс-культура» и ковбойские нравы части его соотечественников.
Он очень любил театр и не прочь был приобщиться к профессиональному театральному искусству.
«Он потрясающе всех изображал, умел прикидываться и импровизировать», — отмечал один из школьных приятелей Эймса.
Рик и сам не отрицает, что любил кого-нибудь разыграть.
Но только ради «потехи», «чтобы развлечь друзей и знакомых».
Он не считал возможным притворяться и обманывать ради целей мелочных и корыстных, например, — для продвижения по служебной лестнице.
«Мне никогда не давалось искусство обмана для карьерного продвижения в ЦРУ, — признавался Эймс Питу Эрли. — Я не „обхаживал“ начальство, никогда не фамильярничал с ним… У меня с начальством вечно возникали проблемы».
«Проблемы с начальством» возникали, видимо, и в связи с некоторыми особенностями характера Олдрича Эймса.
Он был, с одной стороны, несколько замкнут, «неконтактен» (кое-кто из сослуживцев считал его «высокомерным»), а с другой стороны, он всегда отличался ярко выраженной независимостью взглядов и суждений.
«Никогда не любил, чтобы мне что-то приказывали или заставляли что-то делать, — говорит Рик. — Я не спорил, я просто не делал того, что мне не нравилось, не задумываясь обычно над последствиями своего „непослушания“.
