Эсэсовцы незамедлительно наложили на оба новых концлагеря свою зловещую отметину. На первый взгляд эти лагеря вряд ли сильно разнились от любых других, как, впрочем, и по части охранников, прибывших из Дахау, Заксенхаузена и Бухенвальда и прихвативших с собой старые, уже испытанные методы террора[951]. И все же Флоссенбюрг и Маутхаузен имели определенные отличия: впервые выбор местоположения концентрационных лагерей диктовался экономическими соображениями[952]. Близость каменоломен наложила свой отпечаток и на внешний вид обоих лагерей: массивные гранитные основания сторожевых вышек; в Маутхаузене эти вышки соединялись с толстыми гранитными стенами, окружавшими почти всю лагерную зону, придав ей сходство со средневековым замком[953]. Первоначально Флоссенбюрг и Маутхаузен были намного меньше, чем обычные, уже существовавшие концентрационные лагеря в аспекте численности заключенных; к концу 1938 года во Флоссенбюрге содержалось 1475 человек, а в Маутхаузене – 994 человека, тогда как в Заксенхаузене, Бухенвальде и Дахау – по 8 тысяч человек в каждом[954]. Амбициозные планы СС увеличить оба новых лагеря осуществлялись довольно медленно[955]. Только во время Второй мировой войны они догнали по численности заключенных другие лагеря.
Было и еще одно поразительное различие – состав заключенных Флоссенбюрга и Маутхаузена. В 1938 году лагерные эсэсовцы приступили к осуществлению самого амбициозного из планов – сосредоточить одни и те же категории заключенных в одних и тех же лагерях, зарезервировав оба новых лагеря почти исключительно для асоциальных элементов, в особенности так называемых профессиональных преступников. Массовая транспортировка отобранных заключенных в «большую тройку» концлагерей началась сразу же по открытии новых лагерей[956]. В результате почти все заключенные Флоссенбюрга до самого начала войны носили зеленый треугольник. В Маутхаузене также «зеленые» составили самую многочисленную группу, к которой вплотную примыкали «асоциальные элементы», прибывшие из других концлагерей в 1939 году, в частности большое число цыган[957]. До начала войны во Флоссенбюрге и Маутхаузене умерло свыше 100 человек из числа так называемых преступников, это больше, чем в других трех концентрационных лагерях, вместе взятых[958].
По какой причине эсэсовцы решили сосредоточить «профессиональных преступников» именно в двух новых лагерях при каменоломнях? Принудительный труд в карьерах считался особым видом наказания, и многие из нацистских заправил считали, что самые отпетые заключенные заслуживали и наиболее тяжелого труда. Когда один из эсэсовских бонз предложил в конце 1938 года направить заключенных концентрационных лагерей в рудники по добыче радия, Гиммлер с энтузиазмом поддержал выдвинутую им идею и был готов предоставить в его распоряжение «большую часть серьезных преступников»[959]. Хотя этот особый план так и повис в воздухе, СС впоследствии следовали принципу – направлять «преступников-рецидивистов» и «асоциальные элементы» в концентрационные лагеря с наиболее суровым режимом содержания[960]. Генрих Гиммлер не делал тайны из своей ненависти к заключенным с зеленым треугольником. В одном из выступлений в 1937 году он описывал их как опасных и жестоких прирожденных преступников, которые провели большую часть жизни за решеткой. Гиммлер нарисовал ужасающую картину убийц, грабителей и сексуальных маньяков, как, например, один 72-летний заключенный, совершивший на воле 63 попыток изнасилования. «Назвать такого человека животным означало бы оскорбить животных, – негодовал Гиммлер, – потому что животные так себя не ведут»[961]. Когда весной и летом 1938 года вопрос стоял о заполнении лагерей при каменоломнях заключенными, Гиммлер и другие фюреры СС считали, что именно эти категории заключенных должны в первую очередь определить контингент этих лагерей[962].
Прибывавшие в оба новых лагеря заключенные мало походили на чудищ, заботливо выпестованных больным воображением Гиммлера. Они имели типичный для всех носивших зеленый треугольник вид и в основном представляли собой мелких воришек, мошенников, которых на преступления толкнули ухудшавшиеся социальные условия – голод, безработица, каждодневная борьба за выживание[963]. Одним из таких людей был Йозеф Колачек, живший в постоянной нужде вместе с родителями, которым он оказывал поддержку, в большом рабочем районе Вены. Страдавший туберкулезом Колачек был задержан криминальной полицией 14 июня 1938 года незадолго до своего 30-летия. В Дахау он прибыл в дешевеньком пиджачке и рубашке без воротника с оторванными пуговицами – одним словом, в той же одежде, в которой его за день до этого забрали; эсэсовцев явно заинтересовали его сплошь покрытые татуировками руки. Хотя полиция явно арестовала его в ходе общенационального рейда вместе с сотнями других «отлынивавших от работы», в концентрационном лагере он был классифицирован как «профессиональный преступник». Но Колачек не был опасным преступником. Хотя он восемь раз приговаривался судами, в первый раз еще подростком, все совершенные им преступления ограничивались заурядными мелкими кражами, за которые полагалось от нескольких дней до нескольких недель тюрьмы. Лишь его последняя судимость в 1937 году тоже за кражу потянула на целых восемь месяцев заключения. Тем не менее эсэсовцы посчитали его опасным преступником, и 1 июля 1938 года Колачек вместе с несколькими десятками других «профессиональных преступников» был переведен из Дахау во Флоссенбюрг, где столкнулся с тяжелым принудительным трудом и страшными унижениями. Как зловеще отметил один эсэсовский офицер несколько месяцев спустя, Колачек «ленив и его приходится постоянно подгонять»[964].
Первые месяцы в каменоломнях лагерей Флоссенбюрг и Маутхаузен были особенно тяжелы. Как и в других новых лагерях, заключенные должны были сами возводить необходимую инфраструктуру и выполнять опасные виды работ, и их и без того трудные условия пребывания усугублялись отвратительным размещением. Между тем сотни других заключенных уже трудились в карьерах. Первым лагерем, откуда заключенных погнали в каменоломни, был именно Флоссенбюрг. Там в распоряжении лагерной администрации уже в конце 1938 года находились три каменоломни. В Маутхаузене заключенные также работали в трех каменоломнях и тоже начиная с 1938 года, вскоре этот лагерь разросся до самого крупного комплекса в рамках DESt. Заключенные должны были выполнять самые тяжелые виды работ, долбить камень кирками и транспортировать огромные гранитные блоки[965]. Адольф Гуссак, австрийский цыган, прибывший в Маутхаузен 21 марта 1939 года в составе большой партии заключенных из Дахау, позже вспоминал первые дни в Винер-Грабене: «В каменоломне нас заставляли таскать тяжелые камни. С ними мы взбирались по 180 ступенькам в зону. Эсэсовцы избивали нас. И мы вынуждены были сами подгонять друг друга: никому не хотелось отведать дубинки. Если кто-то падал, его ждала пуля в затылок»[966].
Смерть была частой гостьей в Маутхаузене. В первый год существования в период с августа 1938 по июль 1939 года погиб как минимум 131 заключенный[967]. Принимая во внимание относительно небольшое число содержащихся там заключенных – всего 1431 человек на 1 июля 1939 года, – Маутхаузен, вероятно, можно причислить к лагерям с самой высокой смертностью среди остальных концентрационных лагерей за рассматриваемый период. Узников других лагерей страшила перспектива оказаться в Маутхаузене, после того как возвратившиеся оттуда заключенные описали огромные каменоломни как ад на земле[968]. У заключенных Флоссенбюрга была большая вероятность выжить: там погибли 55 заключенных до начала войны (почти 80 % из них – так называемые профессиональные преступники)[969]. Среди оставшихся в живых был Йозеф Колачек из Вены, которого в конце концов выпустили после более чем девять месяцев пребывания во Флоссенбюрге[970].
Высокотехнологичное предприятие
Ни один из проектов не подтверждает столь наглядно усилия СС конца 1930-х годов, чем их новый гигантский кирпичный завод в Ораниенбурге. Летом 1938 года на лесистых берегах канала на расстоянии около 2 километров от Заксенхаузена СС приступили к строительству крупнейшего в мире кирпичного завода, рассчитанного на производство до 150 миллионов кирпичей в год, то есть примерно в 10 раз больше, чем самые крупные аналогичные предприятия. Проект, продвижение которого взял на себя, вероятно, Альберт Шпеер, энергично поддерживали и СС как доказательство собственной экономической состоятельности. Преисполненные решимости доказать свои способности использовать современные технологии во благо нацистского режима, СС выбрали самое дорогостоящее и ультрасовременное оборудование – установки полусухого прессования, сулившие быстроту и эффективность производства. Эсэсовские управленцы поставили на кон свою репутацию ради достижения успешных результатов. 6 июля 1938 года сам Генрих Гиммлер заложил первый камень будущего строительства и впоследствии неустанно следил за его ходом[971].
