заглянуть ей в глаза, улыбаясь.
— Отвяжись, — сказала Анита. И, звучно щелкая каблуками в тишине, она пошла дальше совершенно одна.
Том Берри
Ветеран хирургического отделения проводил каталку с лежащим на ней Томом Берри в отдельную палату и пронаблюдал, как двое санитаров переложили пациента в постель.
— Где я? — спросил Том.
— Ты в больнице. Из тебя только что извлекли две пули.
— А что со мной?
— Ты в порядке, — ответил пациент-ветеран. — Они вывесили внизу бюллетень, в котором говорится, что твое состояние удовлетворительное.
— Неужели я заслуживаю специального бюллетеня? Наверное, я умираю.
— Газетчики хотели знать. Им сообщили, что с тобой все в норме, — сказал пациент и, посмотрев в окно, добавил: — Прекрасный вид. Окно выходит прямо в парк.
Берри исследовал сам себя. Одна рука плотно забинтована от плеча до локтя. Бинты покрывали также грудь.
— А почему я не чувствую боли?
Анестезия. Ты еще почувствуешь боль, можешь не беспокоиться. — Потом он с завистью заметил: — Моя палата всего с четверть твоей. И окно упирается в кирпичную стену. Были бы еще симпатичные кирпичи…
Берри осторожно ощупал бинты.
— Куда я был ранен?
— Пули прошли на миллиметр в стороне от важных органов. Героям везет. Ладно, я загляну к тебе позже… Прекрасный вид!
Пациент ушел, оставив Берри размышлять в одиночестве: что, если его обманывают, что, если он в очень тяжелом состоянии? Они ведь никогда не скажут прямо. В больницах Обожают напускать таинственность. Они даже представить себе не могут, что тебе доступно понимание таких простых вещей, как собственная жизнь или смерть. Он постарался разозлиться, но так и не смог. Он закрыл глаза и задремал.
Его разбудили голоса. Над ним склонились три лица. Одно принадлежало давешнему пациенту. Остальные два были знакомы по фотографиям — его превосходительство мэр и главный полицейский комиссар. Он догадался, зачем они пришли, и приготовился встретить с приличествующей случаю смесью скромности и удивления. Он ведь герой!
— По-моему, он проснулся, — сказал пациент.
Мэр улыбнулся. Он был плотно упакован в пальто и шарф, на голове — меховая шапка. У мэра был красный нос и обметанные губы. Комиссар тоже улыбался, но у него это плохо получалось. Не та школа, подумал Том.
— Примите наши поздравления, патрульный э… э… — мэр сделал паузу в ожидании подсказки.
— Берри, — пришел ему на помощь комиссар.
— Примите наши поздравления, Берри, — повторил мэр. — Вы показали пример выдающегося мужества. Граждане нашего города у вас в долгу.
Он протянул руку, и не без некоторого усилия Том Берри пожал ее.
— Спасибо за службу, Берри, — сказал комиссар. — Товарищи по оружию гордятся вами.
Оба выжидающе смотрели на него. Ах да, конечно, теперь немного скромности.
— Спасибо, мне просто повезло. На моем месте любой поступил бы так же.
— Поправляйтесь скорей, патрульный Берри, — сказал мэр.
Комиссар попытался подмигнуть ему, но у него опять не вышло. Не та школа. Однако Берри знал, что на уме у комиссара.
— Мы с нетерпением ждем вашего возвращения в строй, детектив Берри.
Изобрази приступ скромности, напомнил себе Том.
— Спасибо, сэр, спасибо большое, но на моем месте…
Однако мэр с комиссаром уже не слушали его, собравшись уходить. Когда они выходили из палаты, мэр шепотом заметил комиссару:
— Он выглядит гораздо лучше, чем я. Держу пари, он и чувствует себя лучше.
Берри закрыл глаза и снова задремал. Он проснулся от легкого прикосновения. Над ним снова склонился пациент-ветеран.
— Там к тебе девушка.
Диди уже стояла в дверях. Том кивнул.
— У вас десять минут, — сказал пациент и удалился.
Диди вошла. Том сразу понял, что она сейчас разревется.
— Врачи сказали, что ты ранен не очень серьезно. Скажи мне правду.
— Ничего страшного. Пули попали в мякоть.
Две слезы скатились по ее щекам. Она сняла очки и поцеловала его в губы.
— Со мной все в порядке, — сказал Том. — Я рад, что ты пришла, Диди.
— Неужели ты думал, что я могла не прийти?
— Как ты узнала, что я здесь?
— Как я узнала! Да радио и телевидение только о тебе и говорят. Тебе очень больно, Том?
— Герои равнодушны к боли.
Она поцеловала его еще раз, оставив влагу у него на лице.
— Мне невыносима мысль, что тебе больно.
— Да ничего я не чувствую! Обо мне здесь так заботятся. Только выгляни в окно. Каков вид, а?
Она взяла его за руку и прислонилась щекой к его ладони. Затем она посмотрела в окно.
— Ну, как вид?
Она колебалась еще какое-то мгновение, прежде чем сказала:
— Конечно, сейчас не время, но ты должен знать, что рисковал жизнью зазря.
Господи, насколько мне сейчас не до этого, подумал Берри и попробовал сменить тему.
— Недавно мэр и комиссар полиции приходили проведать меня. Я произведен в детективы. Третьего ранга, я думаю.
— Но ведь тебя могли убить!
— Это моя профессия. Я — полицейский.
— Ты мог погибнуть ради того, чтобы спасти городу миллион долларов!
— Речь шла также о жизни людей, не забывай об этом, — сказал он мягко.
— Я не буду спорить сейчас. Ты страдаешь, и я не могу сейчас ссориться с тобой.
— Но?
— Но когда ты поправишься, я заставлю тебя пообещать, что ты уйдешь из полиции.
— А я, когда поправлюсь, заставлю тебя пообещать, что ты уйдешь из Движения.
— Знаешь, если ты не видишь разницы между прислужничеством этим фашистам и борьбой за свободу, за права людей…
— Диди… Не надо речей. Я знаю, что у тебя есть убеждения, но ведь и у меня тоже…
— Полицейский долг? Это твои убеждения? Ты же говорил мне, что тебя постоянно одолевает миллион сомнений…
— Ну, может быть, не миллион, но я действительно сомневаюсь. Но этого еще недостаточно, чтобы все бросить.
Он потянулся за ее рукой. Сначала она отпрянула, но затем сдалась.
— Мне нравится моя работа. Конечно, не все в ней хорошо. Многое действительно мне не по душе. Но пока не могу ничего решить.
— Они купили тебя, — ее глаза потемнели, однако руки она не отняла. — Они купили тебя, и притом дешево.
Он покачал головой:
— Нет. Пока нужно оставить все как есть, а потом я либо решу окончательно остаться, либо уйду.
Знакомое лицо пациента появилось в дверном проеме.
— Вынужден напомнить, что время истекло.
— Я думаю, нам нужно прекратить встречаться, — сказала Диди. Она решительно направилась к двери, но остановилась и, обернувшись, посмотрела на него.
Он подумал, что еще не поздно вернуть ее, есть время все изменить, нужно только сказать что-нибудь, но… он промолчал. Игра кончилась. Да, кончилась та веселая и печальная детская игра, в которую они
