При всех негативных характеристиках А. Гитлер, видимо, хорошо понимал положение. 19 марта он подписал директиву, требующую уничтожать военные, промышленные, транспортные объекты и объекты связи на всей территории Германии. Министр вооружения А. Шпеер начал возражать против ввода в силу этой директивы. «Мы должны предпринять все, чтобы сохранить, пусть даже самым примитивным образом, основу для существования нации, – писал он в докладной записке на имя фюрера 18 марта. – На этом этапе войны мы не имеем права производить разрушения, которые могут отразиться на жизни народа. Если враги хотят уничтожить нашу нацию, которая сражалась с непостижимой храбростью, тогда пусть этот исторический позор полностью ляжет на них. Наш долг – сохранить для нации любую возможность возрождения в отдаленном будущем…»
Но Гитлер продолжал связывать свою судьбу с судьбой нации и результатами войны.
– Если война будет проиграна, нация тоже погибнет, – безапелляционно заявил он. – Это ее неизбежный удел. Нет необходимости заниматься основой, которая потребуется народу, чтобы продолжить самое примитивное существование. Напротив, будет гораздо лучше уничтожить все эти вещи нашими же руками… Кроме того, после битвы уцелеют только неполноценные люди, ибо все полноценные будут перебиты.
31 марта Геббельс, который встречался в тот день с Гитлером, записал в своем дневнике: «Мне просто больно видеть, какое плохое физическое состояние у фюрера. Он говорит, что уже почти не спит, что беспрерывно загружен работой и что его совершенно изматывает необходимость постоянно взбадривать и приводить в чувство своих слабонервных и бесхарактерных сотрудников. Могу себе представить, насколько все это утомительно и хлопотно. Фюрера мне просто жаль, особенно когда я вижу его в таком состоянии».
13 апреля пала Вена, и в этот день умер президент США Ф. Рузвельт.
– Сама история стала на нашу сторону, – заявил фюрер, узнав об этом. – Уже завтра американцы заговорят по-другому.
15 апреля к Гитлеру в Берлин приехала Ева Браун. Ждали больших перемен, но не дождались. 16 апреля англо-американские войска вошли в Нюрнберг. 21 апреля войска 1-го Белорусского фронта вышли к пригородам Берлина. В 16.40 25 апреля передовые части 69-й американской пехотной дивизии и 58-й советской гвардейской дивизии встретились на Эльбе в Торгау, примерно в 80 километрах к югу от Берлина.
Гитлер медлил, оставаясь в Берлине, хотя еще 20 апреля, в день своего рождения, приказал начать эвакуацию части чиновников, личной прислуги и документов в Оберзальцберг – горную твердыню Фридриха Барбароссы, откуда намеревался руководить войсками. Генералы уговаривали его немедленно покинуть Берлин, но фюрер, словно загипнотизированный, повторял:
– Русские в столице рейха потерпят одно из самых жестоких поражений. Все пойдет совсем по другому пути. Нужно проявить терпение и выждать день или два.
В качестве уступки генералам он согласился сформировать два командования на тот случай, если германские войска будут разъединены в результате встречи союзников на Эльбе. Северное командование поручалось адмиралу Дёницу, южное – Кессельрингу.
Гитлер не сдавался. 21 апреля он приказал генералу войск СС Ф. Штейнеру нанести контрудар по советским войскам южнее пригорода Берлина. 22 апреля фюрер целый день упорно интересовался, как развивается этот контрудар, но никто ничего не знал. Вместо этого генералы доложили о начале отвода войск с позиций севернее Берлина.
– Это конец! – пронзительно выкрикнул фюрер. – Все меня покинули. Кругом измена, ложь, предательство, трусость. Все кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине и лично на себя возьму руководство обороной Третьего рейха. Остальные могут убираться, куда хотят…
Генералы постарались уговорить Гитлера выехать в Чехословакию, где находились войска группы армий генерал-фельдмаршала Ф. Шернера и значительные силы Кессельринга. Но Гитлер уже никого не слушал. Он заперся в своем бункере и приказал пригласить туда Геббельса с женой и шестью детьми. Затем он приказал сжечь часть своего архива.
Вечером он вызвал к себе Кейтеля и Йодля и приказал им выехать на юг с тем, чтобы взять на себя командование расположенными там войсками.
– Вы не сможете руководить отсюда, если рядом с вами не будет штаба, – заметил Йодль.
– Тогда на юг поедет Геринг и примет командование войсками, – решил фюрер.
– Я думаю это неправильно, – сказал один из генералов. – Ни один из солдат не станет до последнего сражаться за рейхсмаршала.
– У него не останется другого выхода, – отрубил фюрер.
В столь сложной обстановке некоторые генералы решились предложить Герингу взять на себя переговоры с союзниками. Ночью 23 апреля в Мюнхен с этой целью вылетел Коллер, который оттуда сразу же направился в Оберзальцберг, где находился Геринг. Геринг давно уже ждал этого предложения, но опасался, что на его пути станет его смертельный враг М. Борман. К тому времени у Геринга был документ, по которому ему разрешалось взять на себя власть в Германии в случае гибели или недееспособности Гитлера. Казалось, такой час настал. Но Геринг струсил и обратился с телеграммой к фюреру:
«Мой фюрер! Ввиду вашего решения остаться в крепости Берлин, согласны ли вы, чтобы я немедленно принял на себя общее руководство рейхом при полной свободе действий в стране и за ее пределами в качестве вашего заместителя в соответствии с вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если до 10 часов вечера сегодня не последует ответа, я буду считать само собой разумеющимся, что вы утратили свободу действий и что возникли условия вступления в силу вашего декрета».
В этот же вечер Г. Гиммлер в другом месте, в шведском консульстве в Любеке, встретился с графом Бернадоттом и сказал: «Великая жизнь фюрера близится к концу. Через день или два Гитлер умрет. Я прошу сообщить генералу Эйзенхауэру о готовности германских войск капитулировать на западе, при том что они продолжат сражаться на востоке до тех пор, пока западные державы сами не откроют фронт против русских».
Бернадотт предложил Гиммлеру письменно изложить план сдачи, что и было сделано. Но и Геринг и Гиммлер поторопились. Гитлер не помышлял о сдаче и о спасении германской нации любой ценой.
23 апреля русские войска завершили окружение германской столицы. В этот день в рейхсканцелярию пришла телеграмма Геринга. М. Борман сделал все, чтобы представить ее как ультиматум. Гитлер взбесился:
– Я ничего другого не ожидал от человека, который давно уже распустился, погряз в разврате, стал наркоманом, – сказал фюрер. Но затем, немного подумав, вдруг произнес: – Хорошо. Пусть Геринг вступает в переговоры о капитуляции. В конце концов не имеет значения, кто этим займется.
Но уже через несколько минут фюрер передумал. Он продиктовал телеграмму, в которой обвинял Геринга в измене и осуждал его на смерть. «Услужливый» Борман тут же направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену. Этот приказ был выполнен на следующий день.
24 апреля вблизи рейхсканцелярии посадила свой легкий самолет отважная летчица Ханна Рейч, которая решила вывезти Гитлера из осажденного Берлина. Она ожидала решения Гитлера в течение трех дней, наблюдая агонию фашизма в казематах рейхсканцелярии. 26 апреля, когда снаряды советских войск уже начали падать на это последнее убежище фашистского главаря, Гитлер вызвал к себе Ханну и вручил ей капсулу с ядом.
– Ханна, – сказал он. – Ты из тех, кто умрет со мной. Я не хочу, чтобы хоть один из нас попал живым в руки к русским, я не хочу, чтобы они нашли наши тела. Тело Евы и мое тело сожгут. А ты выбирай свой путь.
28 апреля Гитлер неожиданно начал говорить о том, что вскоре придет армия Венка и спасет положение. Но из войск не поступало никаких известий. В 8 часов вечера Борман по приказу фюрера направил телеграмму Дёницу: «Вместо того чтобы побуждать войска двигаться вперед во имя нашего спасения, ответственные лица хранят молчание. Судя по всему, на смену верности пришла измена».
В ночь с 29 на 30 апреля перед рассветом Гитлер вступил в брак с Евой Браун. Чиновника для осуществления этого акта в бункер привели по приказу Геббельса. Он удостоверил своей подписью, что Ева Браун, спутница фюрера с 1933 года, имеет арийское происхождение и не страдает никакими наследственными заболеваниями. Геббельс и Борман подписались под актом женитьбы Гитлера.
Хорошо отрежиссированный Геббельсом и Борманом акт бракосочетания фюрера в чисто арийском духе должен был настроить Гитлера на торжественный лад. Его морально готовили к другой церемонии – уходу из жизни в духе Вагнера и древнегерманских саг. Великий и мужественный вождь не покоряется врагу и сознательно принимает смерть, за ним следует его верная подруга. Застывший в почтении народ наблюдает кончину вождя, а затем слагает о нем песни, которые передаются из поколения в поколение…
