Вопрос о том, в какой последовательности происходили события 31 октября и 1 ноября 1939 года, остается одной из загадок изучаемого нами периода. Дневники страшно занятого в те дни Гроскурта подчас только запутывают вопрос о времени происходящего. Поскольку, будучи сильно занят, он записывал под датой одного дня события, которые происходили в течение нескольких. По этой причине то, что он относит к 1 ноября, на самом деле происходило за день до этого. Именно 31 октября и состоялась его важная встреча с Гальдером, во время которой тот объявил о своей готовности дать сигнал к перевороту 5 ноября, если Гитлер не изменит своего решения начать наступление на Западе 12 ноября 1939 года[131].
Начало дня 31 октября для Гроскурта складывалось неудачно. Перспективы успеха переворота выглядели столь сомнительными и нереальными, что он написал Вицлебену: «Все наши усилия избежать «катастрофы» до сих пор не имели успеха».
Несколько часов спустя эти слова уже казались ему сумерками перед рассветом. В шесть вечера Гальдер вызвал Гроскурта и подробно говорил с ним о сложившейся «внутриполитической ситуации». Было очевидно, что начальник штаба ОКХ находился в состоянии сильнейшего возбуждения. В первую очередь он крайне пессимистически оценил шансы на успех переворота и вернулся к своей излюбленной теме организации убийства Гитлера. Риббентроп и официальный преемник Гитлера «кронпринц» Геринг также должны последовать вслед за фюрером. Если дословно следовать записям в дневнике Гроскурта («хочет, чтобы эти люди стали жертвами несчастных случаев со смертельным исходом»), то можно сделать вывод о том, что Гальдер вновь вернулся к идее, высказанной им год назад Гизевиусу. Гроскурт высказался за организованный захват власти. Гальдер на это ответил, что для этого нет необходимого «человека», имея в виду «сильную личность» и «твердую руку». Когда Гроскурт упомянул в этой связи Бека и Герделера, Гальдер согласился, что Герделер обладал действительно выдающимися качествами, и попросил Гроскурта передать Герделеру, чтобы тот был готов и ждал сигнала. Гальдер также считал полезным подключить к заговору генерала Гейра фон Швеппенбурга, бывшего германского военного атташе в Лондоне, а тогда командира 3–й танковой дивизии[132]. Когда в ходе беседы был затронут вопрос об убийстве Гитлера, Гальдер прослезился и рассказал, что в течение последних недель он регулярно ходил на встречи с «Эмилем» (так оппозиция в целях конспирации называла Гитлера) с пистолетом в кармане, охваченный одной мыслью: «улучить момент и застрелить его». На этой драматической ноте их встреча и завершилась.
У Гроскурта появилась надежда, что на этот раз он завел Гальдера как следует. Он отправился в Берлин, где до трех ночи обсуждал с друзьями на Тирпиц–Уфер привезенные им хорошие новости и их возможные последствия. Вернувшись 1 ноября в Цоссен, Гроскурт в течение трех часов активно работал с майором Эккертом, еще одним видным участником Сопротивления, недавно приступившим к работе в ОКХ.
Вероятнее всего, именно ближе к полудню 1 ноября, когда Эцдорф возвращался со встречи с Эрихом Кордтом в Виттенбургплац в Берлине, Гроскурт сказал ему: «На этот раз Гальдер решил действовать».
1 ноября в 17.00 состоялась заключительная встреча Гроскурта с Гальдером перед его отъездом. Эта встреча, судя по всему, была краткой; Гальдер посоветовал, чтобы руководители разведки не делали никаких изменений в своем графике поездок в связи с запланированным на 5 ноября совещанием с их участием, которое должно было состояться в Дюссельдорфе. Гальдер особенно просил передать Канарису, чтобы тот не вносил никаких изменений в свой график поездок.
Вероятно, Гальдер опасался, что подобные изменения могут вызвать подозрения. Интересно отметить, что «старая лиса» Канарис ухитрился, находясь в те дни в столице, оставаться в то же время «над» происходящими событиями. Вне всякого сомнения, он знал от Гроскурта или Остера обо всем происходящем.
Гальдер, который отбыл в командировку на Западный фронт 1 ноября в 8 вечера, выглядел настроенным очень решительно. Почти всю ночь Гроскурт провел в напряженном и подробном обсуждении обстановки с Эцдорфом и Фидлером.
На следующее утро Гроскурт узнал, что Герделер уехал в Стокгольм. Его возможное разочарование по этому поводу было несколько сглажено срочным вызовом от Штюльпнагеля, который поручил немедленно предпринять шаги, связанные с подготовкой переворота. Уезжая, Гальдер наверняка сообщил своему заместителю, что он даст приказ о начале переворота по возвращении 5 ноября, если Гитлер к этому времени не откажется от наступления на Западе. Торжествующий Гроскурт помчался в Берлин, прямиком на Тирпиц–Уфер; Гизевиус подтверждает, что его лицо буквально сияло от радости.
Днем Гроскурт встретился с майором Маргером, который был руководителем абверовского Центра испытаний и хранения взрывчатых веществ. Не требуется особо богатого воображения, чтобы представить себе, какие вопросы обсуждались в ходе этой встречи. Ведь Гроскурт сам был, можно сказать, специалистом в этих вопросах, поскольку, как уже отмечалось, еще до войны возглавлял второй отдел абвера, имевший к ним непосредственное отношение.
В пять вечера этот неутомимый офицер вновь встретился со Штюльпнагелем; в ходе встречи обсуждались «указания войскам» и другие связанные с этим вопросы. Затем они с Фидлером допоздна скрупулезно занимались множеством различных технических аспектов, которые требовали решения. Гроскурт, однако, не чувствовал усталости; его поддерживала и подбадривала мысль о том, что в результате этих упорных, тщательно спланированных и решительно осуществляемых действий они наконец достигнут желанной конечной цели. Его оптимизм выразился в последних строчках записи, сделанной в дневнике о событиях, произошедших 2 ноября: «Складывается впечатление, что действия будут предприняты».
В таком же напряженном ритме прошли 3 и 4 ноября; Гроскурт был настолько занят, что записал в личный дневник не более двадцати слов. Эти записи включали информацию о возвращении руководителей ОКХ, причем, как отмечалось, складывалось впечатление, что Гальдер настроен очень решительно. 4 ноября работа велась с удвоенной энергией, и к концу дня все предусмотренные планом подготовительные мероприятия были практически завершены. В 18.00 состоялась встреча Гроскурта с Вагнером, на которой были подведены итоги. Спустя два часа Гроскурт обсуждал со Штюльпнагелем судьбоносный (как впоследствии выяснилось) вопрос: следует ли предпринять меры к охране ОКХ на случай возможного нападения? В ходе обсуждения пришли к выводу, что подобные профилактические меры будут весьма заметными, поэтому было решено ничего в этом плане не предпринимать.
Гальдер вернулся из поездки, укрепившись в своей решимости действовать. В ходе поездки навряд ли он услышал хоть слово о готовности к неповиновению Гитлеру и невыполнению его приказов. В то же время в результате посещения штабов пяти армий, расположенных в секторах групп армий «А» и «Б», которые и являлись главным ударным звеном планируемого наступления, было собрано огромное количество информации о чисто военных аспектах ситуации, позволивщей Гальдеру сделать совершенно ясный и категоричный вывод, который он записал в своем дневнике под заголовком «Вопросы, заслуживаю – щие внимания»: «Наступление, имеющее далеко идущие цели стратегического характера, в настоящее время невозможно».
Убежденность Гальдера в своей правоте придала ему решимости; он был готов действовать быстро и энергично, что в целом было нехарактерно для него в тот кризисный период. В то время как Браухич в течение всего 4 ноября готовил себя к тому, чтобы пережить и перетерпеть наступавший кошмар, Гальдер, проявляя волевой настрой, предпринимал все усилия для того, чтобы попытаться сорвать планы нацистского фюрера. Штюльпнагель, который, скорее всего, доложил утром 4 ноября Гальдеру о предпринятых за эти дни шагах, получил поручение сообщить Беку и Герделеру, чтобы те были в полной готовности к тому, чтобы приступить к выполнению возложенных на них обязанностей; Штюльпнагель благоразумно перепоручил это Гроскурту. Вагнер был направлен к Шахту, чтобы также предупредить того о готовности; в качестве предлога для этой встречи была использована необходимость получить консультации относительно возможных валютно–финансовых проблем в случае оккупации Бельгии. Остер, контакта с которым Гальдер старался обычно избегать, на этот раз был специально вызван в Цоссен; Гальдер попросил его «извлечь из запасников» подготовленный им план переворота в 1938 году и изучить, что можно будет использовать сейчас. Для этого Гальдер попросил его встретиться со Штюльпнагелем и сверить старый план с теми разработками, которые уже имелись у заместителя Гальдера. Встреча Остера и Штюльпнагеля состоялась сразу после беседы первого с Гальдером. Уезжая из Цоссена, Остер был под впечатлением той решимости, которую продемонстрировали оба генерала; он видел, что ведется подготовка к действительно серьезным действиям. Штюльпнагель сообщил ему о танковом корпусе, который должен был войти в город, и озвучил имя генерала, который этим корпусом командовал. Гальдер, прощаясь с Остером, находился в приподнятом расположении духа; когда он провожал Остера до двери, тот искренне пожелал ему принять «великое решение со всей силой и твердостью»; при этих словах он увидел, что на глаза Гальдера навернулись слезы.
