Несмотря на успешные испытания, американцам все же не доверяли, подозревая их в хитроумном шпионаже. Им отказали в приеме в партию, что, было, пожалуй, самым страшным ударом. Берг рассказывает, что жениться ему удалось с большим трудом — всех женщин, с которыми он знакомился, определенные люди из определенного ведомства предупреждали, что это — американский шпион и лучше с ним не связываться.
Особенно тяжело стало после смерти Сталина. В Чехии, как и в СССР начались кровавые разборки в партийной мафии и оставаться там было небезопасно. Они написали письмо Хрущеву, в котором рассказали о перспективах своей работы — сделать миниатюрную вычислительную машину весом до 100 кг, которую можно применять и в военных целях, и в народном хозяйстве. Предложение более, чем вызывающее, ибо приличные ЭВМ по тем временам (да и гораздо позже) занимали объем в несколько комнат.
Несмотря на то, что в этом оказались заинтересованы и «авиационный» Министр Дементьев, и Министр оборонной промышленности Устинов, американцев все-таки решили держать на расстоянии — в буквальном смысле этого слова. Их внимательно выслушали в Москве и отправили в Ленинград.
Хотя Берг стал крупной величиной в электронике, он всю жизнь мечтал стать личностью в культуре. К трем известным фамилиям на букву «Б» — Брамсу, Бетховену, Баху — он полагает, очень подошла бы и четвертая фамилия. На ту же букву.
А у гениальнейшего, как считает Берг, Староса было фантастически честолюбивое желание стать выдающимся ученым и организатором. По словам тех, кто его знал, это была выдающаяся, сильная личность, достаточно жесткая и самоуверенная, чтобы управлять большим коллективом ученых (а со временем коллектив разросся до 2000 человек). У него было верное чутье, он умел ставить цели и строить программу по их реализации, умел увлечь подчиненных, умел ладить с людьми из ВПК, от которых зависело финансирование его работ.
И Устинов, и Дементьев, похоже, сразу оценили достоинства Староса, и ему дали лабораторию в одном ленинградском военном НИИ, Жалованье, которое получал он, было 700 рублей, что вызывало необычайное удивление у окружающих, ибо замминистра, например, получал всего 550 рублей.
Это был первый случай в стране, чтобы иностранцев допустили к секретнейшей работе в военной области. Понять до конца этот факт можно только хорошо представляя обстановку тех лет.
Секретность тогда пронизывала всю жизнь в СССР. Секретили все, что можно засекретить и даже больше, секретными были затраты на оборону, количество добываемого золота, нефти, газа, урожай зерновых.
Секретились расписания движения товарных поездов, количество колодцев в округе, высота и длина мостов, телефонные справочники, погодные условия и многое другое, поскольку классовая борьба, как известно, по мере развитие социализма чрезвычайно обостряется. Внутренним врагом мог стать каждый, поэтому от каждого нужно все оберегать!
«Секретность, — похвалялся в ООН обер-палач Януарий Вышинский, — это передний край нашей обороны». Тех, кто по рассеяности упускал случай что-либо засекретить, ждали концлагеря или психушки с неизбежными уколами сульфазина и галопериодола. Поэтому действовали по принципу: «Лучше перебдеть, чем недобдеть!»
Подозрительность была такая, что в любом чувствовался враг народа, тем более в иностранцах. Они по определению были шпионами и диверсантами, не упускавшими случая втереться в доверие.
А уж тот факт, что иностранцы участвовали в военных советских разработках, казался исключительно вопиющим. Правда, был один похожий случай — в 1950 году через Финляндию бежал в СССР итальянский коммунист Бруно Понтекорво. Он являлся участником разработки ядерного оружия США, а затем и Англии, передавал оттуда нужную нам информацию, потом занимался в Дубне исследованиями по ядру, но ведь кто знал — что у него на уме? И может он специально заслан, чтобы противодействовать ядерной программе страны Советов? Хотя к ядерным секретам его и близко не подпускали.
Бдительные головы ужасались при виде американцев в недрах военных учреждений и неоднократно сигнализировали, что нашем стане — лазутчики. Но кто-то очень сильный стоял за их спиной.
В одном из интервью Никита Хрущев сказал о супругах Розенбергах: «Я не могу точно объяснить, какую именно помощь они нам оказали, но я слышал и от Сталина, и от Молотова[16], что Розенберги оказали нам очень важную помощь в ускорении создания нашей атомной бомбы».
О прибытии в СССР двух американцев Хрущеву доложили соответствующие органы, сопроводив это сообщение информацией о прошлом Берга и Староса, в том числе и о том, что они — друзья Розенберга и его соратники по компартии. Это не могло не импонировать партийному лидеру, и режим наибольшего благоприятствования был вроде бы обеспечен.
Но на остальных уровнях, где никто не знал об их подноготной[17], подозрения чисто перерастали во враждебность.
Уже с самого начала не сложились отношения с руководством Минавиапрома. В спецлаборатории СЛ-11, принадлежавшей МАПу, Старос возглавил коллектив, который стал работать над вторым вариантом вычислительной машины на потенциометрах. Срок был поставлен беспредельно жесткий — полгода.
Потенциометры были сделаны, но к тому же им удалось построить и станок, который по задаваемому закону управлял намоткой потенциометров. В зависимости от этого закона решались сложные нелинейные уравнения, что было особенно важно для аэродинамиков.
Вычислительное приспособление для стрельбы получилось в 10 раз меньше обычного. Точность была невероятная — 0,1 процента. В США лучшие образцы не дотягивали до 0,5 процентов.
«Я уверен, — говорил Иосиф Берг, — что потенциометры применяются и сейчас в Аэрофлоте. Вообще, все поражаются, как мы таким малым коллективом сделали такое устройство за такой малый срок. Правда, в полгода мы не уложились, опоздали на месяц. И только лишь это — опоздание было принято во внимание министром Дементьевым и его замом Русицким. Самого шедевра они не приняли, поскольку ничего не поняли. Нам стало ясно, что в МАПе делать нечего…»
Кажется невероятным, чтобы высшие чиновники отрасли отказывались от нововведений, в которых так нуждалась отрасль! Чтобы их опыт, знание, интуиция не подсказали бы: «Вот оно! Бери, хватай, скорей используй!»
Нет, как слоны неповоротливые, медлительные и консервативные — они не хотели что-либо понимать, принимать и утверждать. Они любили отвергать, запрещать и отказывать — так проще! Нельзя сказать, что Старос и Берг действовали и думали в унисон — споры между ними были, и частые. Особенно серьезные разногласия возникли по кремнию, Старос не верил спервоначалу в кремний, из-за этого затягивалось создание новой машины.
А они уже делали настольный компьютер УМ-1, управляющую машину для народного хозяйства. Это была — по словам Берга — первая машина, использующая изделия микроэлектроники. Торики (миниатюрные кольцевые элементы) делались интегральным способом прямо в феррите. С транзисторов сдирались оболочки — заводы-изготовители решительно не хотели поставлять транзисторы без корпусов. Получился, как считают создатели, по существу первый персональный компьютер с первым в мире интегральным кубом памяти.
Он размещался на столе и мог быть помощником инженера, ученого, бизнесмена. Он управлял технологическими процессами на прокатном стане, АЭС, в энергетической, стекольной, электронной промышленности.
По мнению Берга аналогичные машины в США были очень громоздки из-за больших плат, печатных схем и т. п. У одного американца возникла было схожая идея — делать торики интегральным способом на ферритовой плате, но у него при спекании все деформировалось, и в результате он потерпел неудачу. В Ленинграде делали хитрее — спекали, а потом сверлили ультразвуком.
За разработку такой машины Иосиф Берг и Филипп Старос получили Государственную премию. Из сообщения об этом, наконец, стали известны их имена, точнее придуманные спецслужбами псевдонимы. До того даже псевдонимы были секретными — разработчика компьютера называли «товарищем Филипповым».
К тому времени Берг и Старос работали в системе министерства радиопромышленности. Это было странное ведомство, его как бы не существовало, настолько оно было засекречено. Даже в телефонных справочниках 90-х годов можно было найти министерство оборонной промышленности, министерство обороны, но никак не МРП. И в то же время на всю страну публикуется сообщение о назначении министром МРП Калмыкова. «Министр без портфеля» — этим никого не удивишь, но Министр без министерства — до этого могли додуматься только в стране развитого социализма.
