Приведу рассказ военного коменданта Иркутска И.Бурсака о последовавшей на другой день казни.
«Вечером 6 февраля я был вызван в ревком, там уже находился предгубчека Чудновский. Ширямов вручил нам постановление о расстреле Колчака и Пепеляева. Мы вышли и договорились с Чудновским, что я подготовлю специальную команду из коммунистов. Коменданта тюрьмы предупредили о предстоящем расстреле и приказали ему не отлучаться, а весь караул держать в боевой готовности. Во втором часу ночи я с командой прибыл в тюрьму. Через некоторое время туда прибыл и Чудновский.
Мы вошли в камеру к Колчаку и застали его одетым — в шубе и шапке. Было такое впечатление, что он чего-то ожидал.[40] Чудновский зачитал ему постановление ревкома. Колчак воскликнул:
— Как! Без суда?
Чудновский ответил:
— Да, адмирал, так же как вы и ваши подручные расстреливали тысячи наших товарищей.
Поднявшись на второй этаж, мы вошли в камеру к Пепеляеву. Этот тоже был одет. Когда Чудновский зачитал ему постановление ревкома, Пепеляев упал на колени и, валяясь в ногах, умолял, чтобы его не расстреливали. Он уверял, что вместе со своим братом генералом Пепеляевым давно решил восстать против Колчака и перейти на сторону Красной Армии. Я приказал ему встать и сказал:
— Умереть достойно не можете…
Снова спустились в камеру Колчака, забрали его и пошли в контору. Формальности закончены.
К четырем часам утра мы прибыли на берег реки Ушаковки, притока Ангары. Колчак все время вел себя спокойно, а Пепеляев — эта огромная туша — как в лихорадке».
Рассказ И.Бурсака продолжает С.Чудновский:
«Мороз 32–35 градусов. Ночь светлая. Тишина мертвая. Только изредка со стороны Иннокентьевской раздаются отзвуки отдельных орудийных и ружейных выстрелов. Разделенный на две части конвой образует круги, в середине которых находятся: впереди Колчак, а сзади Пепеляев, нарушающий тишину молитвами… Выстрелы со стороны Иннокентьевской слышатся все яснее, все ближе. Порой кажется, что перестрелка происходит совсем недалеко… На небе полная луна, светло как днем. Мы стоим у высокой горы, к подножию которой примостился небольшой холм. На этот холм поставлены Колчак и Пепеляев. Колчак — высокий, худощавый, типа англичанина, его голова немного опущена. Пепеляев же небольшого роста, толстый, голова втянута как-то в плечи, лицо бледное, глаза почти закрыты: мертвец да и только».
Снова И.Бурсак:
«На мое предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне:
— Пора.
Я даю команду:
— Взвод, по вр&гам революции, — пли!
Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь».
КОНАН-ДОЙЛ Артур (1859–1930) — английский писатель. В последние годы жизни Конан-Дойлом овладели мистические настроения. Еще в 1916 г. он написал в одной из заметок:
«Дуновение Духа можно ощутить сегодня, здесь, в этой комнате так же свободно, как некогда в Горнице Сионской. Бог не умер две тысячи лет назад. Он здесь, сейчас… Единственная незыблемая и вечная ценность — память о том, что мы обсуждали сегодня, мост через смерть, верное продолжение пути в потустороннем мире».
Увлекшись спиритизмом, писатель стал яростным его адептом, ездил с лекциями по всему миру. В своих спиритических работах он приходит к мысли о том, что смерти в общепринятом значении слова не существует. Когда человек умирает, не материальное тело его сохраняется и не материальное тело лежит в могиле, ожидая Страшного суда и воскрешения. А происходит смерть с эфирным телом, которое писатель понимал как душу, одетую в телесную оболочку лучшего периода своей земной жизни. Это эфирное тело после сна или сразу переходит в ряд иных миров, странствуя от сферы к сфере, от цикла к циклу, приближаясь к той высшей сфере, где обитает Христос.
Почти до самой кончины продолжал Конан-Дойл путешествовать по всему свету. Однако в 1930 г. поездки прекратились. Болезнь и общая физическая слабость делали свое дело.
«7 июля 1930 г., — пишет биограф писателя, — в два часа ночи Денис и Адриан[41] с бешеной скоростью неслись в машине в Танбридж-Уэлс за кислородом. В ящике стола в кабинете Конан-Дойла лежали гранки его последнего рассказа… Из своей спальни — окна, выходящие на север, были открыты — мог он еще увидеть восход солнца, предвещавшего ясный теплый день.
(Сама обстановка спальни весьма примечательна. По стенам были развешаны фотографии боксеров — Том Криб и Молино — и рисунки Уильяма Блейка. Над туалетным столиком висела фотография военного тральщика «Конан-Дойл». Была еще деревянная плакетка с изображением Гиллета в роли Шерлока Холмса. По углам — гири и боксерские перчатки и там же, в спальне, бережно уложенный в специальный чехол, стоял его славный бильярдный кий).
В половине восьмого утра, совершенно обессиленный, он все же пожелал встать с постели и сесть в кресло. Ему помогли натянуть халат, и он устроился в большом плетеном кресле лицом к окну. Он говорил мало. Ему было трудно говорить.
Но он нашел в себе силы сказать:
— Нужно отлить для тебя медаль, — сказал он Джин (жене. — А.Л.), — с надписью: «Лучшей из всех сиделок».
Была почти половина девятого. Джин сидела слева, держа его руку в своей. Адриан — справа, держа его за другую руку. Денис стоял за спиной Адриана, а Лина Джин по другую сторону от матери.
За окном уже встало солнце, хотя лужайка еще была в тени. Ровно в половине девятого они почувствовали, как рука его сжалась. Он чуть-чуть приподнялся и, не в силах говорить, посмотрел по очереди на каждого из них. Затем откинулся назад, и глаза его навеки сомкнулись для всего земного.»
КОНСТАНТИН XI Палеолог О405-1453) — последний император Византии. Он погиб 29 мая 1453 г., во время штурма Константинополя турецкими войсками. Султан Мехмед, командовавший нападавшими, пожелал узнать, судьбу императора; однако выяснить ее достоверно не удалось.
«Впоследствии, — пишет историк, — в итальянских колониях в Леванте ходил рассказ о том, что два турецких солдата, утверждавшие, что они убили Константина, принесли султану голову, которую захваченные придворные императора опознали как принадлежавшую их господину; Мехмед повелел водрузить ее на колонну, стоявшую на Форуме Августа, затем забальзамировать ее и послать для обозрения ко дворам самых могущественных владык мусульманского мира.»
Свидетели, оставившие свои описания падения города, это событие изображают по-разному. По словам Барбаро, нашлись лица, утверждавшие, что видели тело императора среди груды убитых, в то время как другие утверждали, что оно так и не было найдено. Нечто похожее писал и флорентиец Тетальди: одни утверждали, по его словам, что императору в схватке снесли голову, а другие — что он погиб в воротах, после того, как его свалили на землю. При этом он добавляет, что обе эти версии могли быть достоверными, поскольку император действительно погиб в толпе, а большинство вражеских трупов турки обезглавили.
Преданный друг императора Франдзис пытался выяснить эту историю подробнее; ему, однако, удалось лишь узнать, что, когда султан послал на поиски тела, было отмыто множество трупов и голов с целью опознать императора. В конце концов было найдено тело в носках с вышитыми орлами; та же эмблема была выбита и на ножных латах. Решили, что это и есть император, и султан отдал его грекам для погребения. Франдзис сам этого не видел, и у него остались некоторые сомнения относительно того, что это действительно был его господин: не смог он также выяснить, где было погребено тело.
Смерть Константина — не рядовая смерть рядового императора; она стала символом падения христианства в этой части мира, символом крушения Византии.
КОНФУЦИЙ Кунц-Цзы (551–479 до н. э.) — древнекитайский мыслитель, основатель конфуцианства. В жизни Конфуция не раз были моменты, когда он чудом избегал гибели. Тем не менее он дожил до глубокой (по понятиям тех времен) старости.
Конфуцию было уже около семидесяти, когда умерла его жена. Хотя он никогда не был с ней душевно близок, он воспринял это событие как напоминание о неизбежном конце и все чаще стал говорить о смерти. Однажды, стоя у реки, он погрузился в грустные размышления о мимолетности жизни. «Все преходяще, — сказал он, — подобно этому течению не останавливается ни днем, ни ночью».
Вскоре умер сын Конфуция, а вслед за ним любимый его ученик Янь Юань. Смерть Янь Юаня потрясла учителя. «Небо сокрушает меня!» — восклицал он, горько плача. Когда его пытались утешать, он отвечал: «О ком же мне скорбеть глубоко, как не об этом человеке?» Янь Юань был самоотверженно предан учителю и готов был отдать за него жизнь. Он ловил каждое его слово и принимал все, что скажет Конфуций, без возражений. Учитель иногда шутливо говорил: «Янь Юань мне не помощник, ему нравится все, что бы я ни сказал.» И вот теперь он умер; Конфуций почувствовал, что наступает его черед. Все это время он, тем не менее, не прекращал работы. Он писал книгу «Чюн-цю» — летопись, которая должна была отразить эпоху вражды и междоусобиц. «По ней узнают меня и по ней будут судить обо мне», — говорил он. Ему хотелось прожить еще хоть немного, чтобы довести занятия до конца, но вскоре он почувствовал, что силы его на исходе.
