добавочные наблюдательные пункты.
2 февраля, обойдя озеро Пуннус-ярви, полк вышел в район сожженных белофиннами селений Мякели, Химала и Ниемеля и в тот же день приступил к разведке противника.
Заняв указанный мне район, я с первого же дня связался с майором Ерохиным, чей полк мне приказано было поддерживать. Наши наблюдательные пункты находились в 50 метрах друг от друга, таким образом, мы постоянно были информированы о том, что каждый из нас заметил у противника.
Точно так же действовали командиры дивизионов и командиры батарей.
С первого же дня я так и поставил вопрос: куда движется командир роты, туда должен двигаться и командир батареи. Дальнейший ход событий показал, какое значение это имело для боевого успеха.
С первого взгляда в нашей жизни как будто ничего не изменилось. Каждый день разведка сообщала о новых обнаруженных у белофиннов огневых точках, о поведении противника, о том, что его основные силы разместились в селениях Култала, Пуннус и других, что там у них прекрасно оборудованные теплые общежития.
Герой Советского Союза полковник Д. Турбин
Вот почему, готовясь к прорыву и ведя огонь по обнаруженным огневым точкам, я решил одновременно выкурить белофиннов из их общежитий, заставить их почувствовать мороз, чтобы в решительную минуту их моральное состояние было уже достаточно подорвано.
Мы стали бить осколочными гранатами по строениям, где засел враг. 30–40 гранат было достаточно для того, чтобы поджечь одно строение, а так как мы выбирали для стрельбы ветреную погоду, то огонь с одного строения перебрасывался на соседние и белофинны убегали оттуда толпами в лес. Легкая батарея, специально выделенная для этой цели, сопровождала убегающих шрапнелью.
Так, в предвидении прорыва мы заранее выкуривали врага из его нор. С 1 по 10 февраля гаубичный артиллерийский полк вел огонь по отдельным обнаруженным минометным батареям, проделывал проходы в проволоке, разбил и поджег жилища, в которых отсиживался враг.
Конечно, и белофинны не дремали. Условия наблюдения были у них значительно лучше наших; они видели большую часть нашей глубины. Достаточно было, чтобы какой-нибудь наблюдательный пункт плохо замаскировался, как белофинны открывали по нему огонь. Если ночью по дороге проезжала машина с недостаточно затемненными фарами, то сейчас же и здесь возникали разрывы неприятельских гранат.
Все это делало нас с каждым днем осторожнее и, я бы сказал, мудрее. Противник нас многому научил.
Батарея обстреливает белофинские укрепления
Наконец, наступило 11 февраля — день прорыва. Накануне ночью я выдвинул по одной гаубице от каждой батареи на исходный для наступления пехоты рубеж. Гаубицы были вынесены сюда на руках, чтобы не привлечь внимания противника малейшим шумом. Их задача была сопровождать пехоту в момент атаки не только огнем, но и колесами, расстреливать прямой наводкой те огневые точки противника, которые оживут после артподготовки, когда мы перенесем огонь в глубь его обороны. Во главе этой группы гаубиц стоял опытный артиллерист капитан Шубодеров.
На остальные орудия возлагались артиллерийская подготовка и организация огневого вала во время атаки пехоты. Каждый артиллерийский командир знал ближайшую и последующую задачи поддерживаемого им подразделения. Он знал, что сначала пехота займет рощу «Дыня», потом будет наступать на рощу «Петух», что надо заранее подготовить огонь против предполагаемой контратаки противника. Накануне вечером я еще и еще раз проверил, как налажено взаимодействие артиллерии с пехотой и танками, начальник штаба полка капитан Парфенов проверил наличие таблиц огня.
— Помните, — в последний раз предупредил я своих подчиненных, — ни на шаг от пехотного командира. Командир батареи с командиром роты должны быть неразлучны.
Мы проверили время, все часы были поставлены по моим, и командиры разошлись по своим местам.
9 часов 11 февраля. Снимаю телефонную трубку, отдаю приказ начать артиллерийскую подготовку. 2 часа 20 минут длится огненный смерч. В течение первых и последних десяти минут артиллерийской подготовки огонь ведется с предельным темпом. Трижды в процессе артподготовки мы делаем ложные переносы в глубину обороны противника, главным образом в район его минометных батарей, и таким образом дезориентируем его.
Во время артподготовки артиллерия противника несколько раз пыталась обрушиться на наступающую пехоту и наблюдательные пункты артиллерии поддержки пехоты, но группой артиллерии дальнего действия с помощью самолетов-корректировщиков была быстро обнаружена и подавлена.
С началом атаки противника мы организовали огневой вал, сопровождающий движение танков и пехоты. Однако одновременно с этим ожили и уцелевшие огневые точки белофиннов.
Тяжелое орудие меняет огневую позицию
Запомнился мне такой эпизод. Два наших танка, подойдя к проволочным заграждениям, стали проделывать в них проходы. Особенно красиво действовал один из них, который сделал несколько рейсов вдоль и поперек проволочных заграждений, так что пехота сразу получила несколько проходов. Казалось, что он уже заканчивает свою работу, когда противотанковая пушка белофиннов открыла по нему огонь.
— Товарищ майор, — докладывает мне мой адъютант тов. Целовальников, — центр опушки «Дыня» — противотанковая пушка противника ведет огонь.
Вот она произвела еще один выстрел по маневрирующему танку. Мимо!
Я уже хочу снять телефонную трубку и передать приказ о подавлении орудия противника, как вижу, что оно разлетается вдребезги. Это капитан Шубодеров, во-время заметивший орудие белофиннов, прямой наводкой одной 152-миллиметровой гранатой вывел его из строя. Позже, заняв передний край обороны, мы обнаружили, что уничтоженное нами противотанковое орудие было установлено на специальном катке и подымалось из глубины.
Гаубицы, выделенные для непосредственного сопровождения пехоты и танков, с честью выполнили свою задачу.
Успех артиллерии в этом бою был достигнут тем, что артиллеристы ни на шаг не отставали от пехоты. Командира батареи лейтенанта Коломейцева, ныне Героя Советского Союза, знал буквально каждый боец поддерживаемой им роты. Достаточно было кому-либо из бойцов заметить огневую точку белофиннов, как он сейчас же передавал по цепи:
— Лейтенант Коломейцев, у отдельного дерева — пулемет противника.
Так же дружно работал с пехотой и лейтенант Маврин. Будучи ранен, он продолжал бой и шел вперед рядом с командиром поддерживаемой им роты.
Во время огневого вала были случаи, когда та или иная рота попадала под огонь фланкирующих пулеметов. Тогда командир батареи, сопровождающий ее, докладывал по телефону:
— Участвовать в огневом вале не могу. Перехожу к подавлению мешающих нашему продвижению пулеметов.
Как только он кончал с этим, командир дивизиона опять брал батарею в свои руки и включал ее огонь в огневой вал, движущийся впереди наступающей пехоты.
Таким образом, быстро перестраиваясь, мы добивались окончательного очищения всего района от отдельных оставшихся огневых точек противника. Одновременно этим
