Уверенный казуист и неоправданный софистик Адам Кисел с удовольствием вещал спокойному, как черноморская скала, гетману:
– Ты не думаешь о будущем, потому что ослеплен настоящим. Ты видишь только свое счастье, но оно подобно хрупкому стеклу. Желание успеха мешает тебе оставить войну. Оставь гордость. Ты хочешь спасти Украину, но погубить Польшу. Если поляки, литвины и Русь будут губить друг друга, то живущие около нас народы вспомнят наши давние и свежие обиды и завоюют всех нас. Оставь гнев и надежду на брань, вовремя принеси покорность, иначе найдешь погибель со всем украинским народом и кровь невинных падет на твою душу.
Нельзя такой гоноровой шляхте издеваться над людьми даже при опасности внешней угрозы, вежливо ответил Богдан Хмельницкий:
– Нельзя удержаться от меча и до тех пор мы будем держать его обнаженным, пока хватит жизни и пока не добьемся свободы. Лучше положить голову, чем вернуться в неволю. Наша судьба – жить с обнаженной саблей, если хотим быть свободными. Фортуна переменчива, но в конце концов побеждает справедливость. Короля мы почитаем, как государя, но шляхту и панов ненавидим до смерти и друзьями им не будем никогда! Если они перестанут нам делать зло, мир заключить нетрудно. Если опять начнут хитрить и резать людей как кур, война неизбежна.
Выдайте мне Чаплинского и покарайте ката Вишневецкого, потому что именно они причина кровопролития и смуты. Виноват и Потоцкий, но он получил свое. Виноват и Конецпольский, похититель чужих имений, раздававший Украину подонкам. Если этого не сделаете, тогда или мне погибнуть со всем Войском Запорожским, или всем сенаторам, королятам и шляхте лечь в могилы. А я все равно оторву всю Украину от несусветных ляхов. Скажите это королю.
* * *
Послы хотели торжественно вручить Хмельницкому переданные королем гетманскую булаву, знамя с польским орлом и привилей о гетманстве. Когда послы узнали, что вручать клейноды будут не во дворце, а на переяславской площади перед всеми казаками и посполитыми, то заявили, что отказываются это делать, потому что не хотят даже случайно и ненадолго смешаться с украинским быдлом. Кисел, едва выйдя от Хмельницкого, тут же предложил гетманскую булаву его побратиму Михаилу Черноте, показав ему подписанный королем пустой гетманский привилей. Генеральный обозный спокойно плюнул в полномочного польского посла-недоумка и тут же рассказал обо всем Хмельницкому, который быстро решил, что это хороший повод открыть карты с Польской Короной, а заодно устроить послам публичную показательную порку.
Когда Богдану на площади, где собралось войско, послы все-таки вручили гетманские клейноды Яна Казимира, Хмельницкий громко и жестко заявил:
– Зачем вы, ляхи, принесли эти цацки? Чтобы опять нас втянуть в неволю хитростью?
Генеральный писарь читал всей толпе и, конечно, в присутствии турецкого и татарского послов, требования сената и короля к гетману Войска Запорожского: «оставить чернь, чтобы крестьяне пахали, а казаки воевали, а гетман чтобы лучше уничтожал неверных, чем христиан, а для этого пошел за границу».
Услышав польские требования, казацкая площадь расхохоталась. Богдан поднял изумрудную булаву и заговорил в наступившей мгновенной тишине:
– Доказывать ослу, что он осел, может только осел! На Украине ослы не водятся, если только ближе к Висле. Вы, ляшки-панки, будете писать мне условия пером – а я их вам подпишу саблей. Не обещайте нам принудительный рай, без возможности выйти оттуда. Наше восстание – не затмение казацкого ума, а Украинская революция. Никогда наши сабли не покроются ржавчиной, как панские, никогда куры-наседки не устроят гнезда в наших шлемах, как в шляхетских.
Вы будете воевать с нами, даже если на всю Речь Посполитую останется сто панов. Ну что же, кровавой войной будем выбиваться из шляхетской неволи!
* * *
На этих странных домашних переговорах в переяславском казацком дворце, Богдан, видя как Кисел лживо тянет кота за хвост, продуманно взорвался яростной речью и послы докладывали в сенате, что это было так страшно, что они все одеревенели от ужаса:
– Из вашего посольства ничего не выйдет, а только война через месяц! Было у вас время разговоры со мной разговаривать и теперь, и когда Потоцкий искал меня на Днепре, было и после Корсуни и после Замостья. Теперь другое время. Теперь я выбью из ляшской неволи весь наш народ, и воевать буду за нашу веру православную и помогут мне все посполитые до Люблина и Кракова. А народ мне поможет, потому что нами движет правда. А я посполитых не брошу никогда, потому что они наша правая рука – люди, которые, не вытерпев хлопства, ушли в казаки.
Соберу двести, триста тысяч своих бойцов и создам княжество на Украине по Львов, Холм и Галич. Выверну вас всех, ляхов, вверх ногами и потопчу под ноги свои, а потом турецкому султану в неволю продам! А встав на Висле, скажу вам ляхам, магнатам и шляхте – сидите и молчите ляхи, а будете брыкаться, найду и за Вислой. Ноги вашей не будет на Украине! Будете приходить к нам только с добрыми намерениями, с открытым сердцем, послушные королю.
А король Речи Посполитой должен быть королем, вольным в своих решениях. Согрешил короленок – шею ему отрезать, согрешил казак – ему то же самое! Не захочет король быть свободным – я, не монарх, но вождь украинский, буду делать то, что нужно моему народу!
Договорившись о перемирии до первой майской травы, Кисел повез в Варшаву предложения Хмельницкого об автономии Украины в составе Речи Посполитой, с границей по Случь, Горынь, Припять, Брацлав и Каменец. Гетман потребовал у Варшавы лишить Бешеного Ярему булавы великого коронного гетмана и сейм согласился на это, сделав Иеремию Вишневецкого посмешищем всей Польши. Во главе армии встал сам король, назначив себе в заместители – региментари семидесятилетнего Фирлея, пилявицкого Остророга и бесшабашного Ландскоронского.
Об остальных казацких требованиях сенаторы даже не говорили, просто выслушав вдохновенно лживую речь православного украинского сенатора-посла Кисела:
– Отечество в опасности! Казацкое войско наготове и земля украинская поднимается, а к казакам приходит иноземная помощь. Хмельницкий думает уже не о казачестве, а о независимой Украине и хочет нахлынуть внутрь Польского государства. Везде готовят оружие. Надежды нет. Нам остается готовиться к войне или склонить голову под ярмо презренных хлопов!
Королята послали в Чигирин тайных убийц. Охоту на Хмельницкого координировал оставшийся наблюдателем в гетманской ставке личный королевский секретарь, украинский православный шляхтич Петр Смяровский. Характерники проследили, как секретарь искал себе казацких помощников, сумев все же подкупить четверых старшин и писарей из администрации, доложили обо всем гетману и Смяровский со своими польскими и украинскими сообщниками был позорно казнен в Чигирине, как шпион и тайный убийца.
* * *
Богдан Хмельницкий уже знал, что сенат просил о военной помощи у первого министра Франции Джулио Мазарини, но ученик гениального Ришелье не сделал, конечно, очевидной политической глупости. Сенат и королята устраивали и устраивали антихмельницкие заговоры, уперто, не уступая Украине ни в чем, пытались натравить на нее всю Европу. Соглашались потерять половину национального достояния, но только оставить за собой украинские молочные реки и кисельные берега, потому что шляхта по праву рождения никогда и ни за что не осквернит свои руки работой, а вечно будет присваивать себе результаты чуждого труда.
С февраля 1649 года гетман блокировал все попытки Польской Короны организовать интервенцию на Украину, раз за разом, без конца и всегда показывая Европе мерзость и садизм шляхты, добавив к этим двум важнейшим человеческим порокам ее позорную трусость и подлость.
Гений Богдана Великого отчетливо видел, что польская шляхта до смертельного конца будет вешать на украинский народ прежнее ярмо. Впереди бесконечная война, в которой шляхта и казаки не смогут нанести друг другу решающее поражение, а будут после тяжелейших военных компаний подписывать мирные договоры, которые не будут выполнять, и расходиться по своим землям и готовиться к новой резне. Только территория Польской Короны не будет подвергнута военному опустошению и воевать вместо обожравшейся шляхты будут наемники. Ничего этого Украина позволить себе не может.
Маленький характерный отряд гетмана опять ехал от Белой Церкви в Чигирин и в Субботов и Богдан все думал и думал о будущем. Нельзя создать Украинскую автономию в составе Речи Посполитой. А где можно? И где лучше? Конечно, лучше независимость, чем протекторат, но ведь не дадут воли соседние монархии! Богдан повернул голову налево к сотнику личной охраны Максиму Гевличу:
– Что это, хлопцы, мы словно сметану везем?
Гей, живее вперед, гойда!
Характерники заулыбались, видя, что их герой немного успокоился и в ту же секунду частый звук шестидесяти копыт боевых коней до отказа наполнил бескрайнюю степь.
