Джон Маккалох - Религия древних кельтов

Кельты восхищались музыкой, и не случайно в рассказах об Элизиуме есть упоминание об удивительной музыке, которая раздавалась там. Как говорит богиня Брану, там не было «ничего грубого или резкого, кроме сладостных ударов музыки по слуху». Музыка исходила от птиц на каждом дереве, от ветвей деревьев, от удивительных камней и от арф божественных музыкантов. Об этом же напоминает восхитительная музыка, которую запоздалый путник слышит, когда он проходит часто посещаемые феями места – «какие трубы и бубны, какой неистовый восторг!». Романтическая красота Элизиума описана в этих кельтских историях так, что это несравнимо с другими сагами или сказками, и это подтверждают все, кто приходит, чтобы соблазнить там смертных. Эта красота – холмы, белые утесы, долины, море и берега, озера и реки, его деревья, жители и птицы, очарование его летнего тумана, – очевидно, является продуктом воображения народа, остро чувствующего красоту природы. Первые основные строки, спетые богиней Брану, задают тональность, которая звучит во всей кельтской литературе:

Ойсин так описывает эту красоту: «Я увидел страну всю зеленую и полную цветов, с прекрасными гладкими равнинами, голубыми холмами, озерами и водопадами». Все это является отражением природы, которая есть в кельтских областях, и такой она виделась глазами кельтских мечтателей и интерпретировалась ими для поэтического народа.

В ирландских описаниях сидхе Дагда имеет верховенство, позже вырванное у него Оэнгусом, но обычно каждый владелец сидха является его хозяином. В уэльской традиции Аравн – это хозяин Аннвна, но его утверждения оспариваются соперником, и известны другие владыки Элизиума. Мананнан, бог моря, по-видимому, является владыкой ирландского острова Элизиум, который был назван «землей Мананнана», возможно, потому, что легко было связать заморский мир, «вокруг которого сверкают морские коньки», с богом, чьими мифическими конями были волны. Но поскольку он находится к западу и некоторые его виды, возможно, красиво озарялись заходящим солнцем, бог Солнца Луг также был связан с ним, хотя он едва ли занимает место Мананнана.

Элизиум кажется застывшим в своей неизменности в более поздних народных преданиях, но теперь он выглядит как живая волшебная страна – место в пределах холмов, насыпей или сидхе, место удивительной красоты, с магическими свойствами, где время течет, как во сне. Чудесная заморская земля обнаруживается также в сказках и преданиях, а Тир на н-Ог до сих пор остается живой действительностью для кельтов. Существуют источник молодости, целительные бальзамы, животворящие плоды, красивые женщины или волшебный народ. Это – истинная земля потаенных желаний сердца. В рукописях XI века, из которых наше знание об Элизиуме и было главным образом взято, но которые подразумевают далекую древность материалов и идей этих историй, мир сидхе все еще остается миром божественных существ, хотя они начинают принимать черты фей. Вероятно, кельты уже давно начали понимать, что земля богов была просто волшебной страной. В Уэльсе происходило то же самое, как это видно из описании Жиральдом Элидуруса, которого два маленьких человечка заманили в подземную волшебную страну.

Некоторые из рассказов об Элизиуме находились под влиянием христианских представлений, и в определенной группе историй, «Имрама», или «Путешествия», Элизиум наконец становится христианским раем или небом. Но представление об Элизиуме также повлияло на христианские идеи рая. В «Путешествии Маэлдуина», которое имеет некоторое подобие с историей Брана, христианское влияние все еще неопределенно, но оно более заметно в «Путешествии Снедгуса и Мак Риаглы». Один остров стал своего рода промежуточным состоянием, где пребывают Енох и Илия, а многие другие ожидают Судного дня. Другой остров похож на христианские небеса. Но в «Путешествии Брандана» языческие элементы уже фактически исчезли: есть остров ада и остров рая. Представление об острове – это последний пережиток язычества, но теперь путешествие предпринимается с целью мести, покаяния или паломничества. Другой ряд историй о фантастических путешествиях в ад или на небеса – вполне христианские, тем не менее радости небес имеют чувственный аспект, который напоминает о языческом Элизиуме. В одной из историй – «Известия о дне Страшного суда» – есть два ада, и помимо небес есть место, похожее на остров Еноха и Илии в «Путешествии Снедгуса». Связь Элизиума с христианским раем заметна в названии «Тир Тайрнгири» – «Земля обетованная», которое применяется к небесному царству или земле, в которой течет молоко и мед.

Хотя многие из аспектов Элизиума чувственные, они, однако, имеют и духовный аспект, который не должен упускаться из виду. Подчеркивание его красоты, музыки, покоя и мира является скорее духовным, чем чувственным содержанием этих историй, в то время как обитель избранных смертных с божественными существами наводит на размышления о том союзе с божественным, который является сущностью любой религии. Людей всегда привлекало божественное. Не случайно Лаэг говорил, что он предпочел бы Элизиум царствованию над всей Ирландией, и его слова повторяли и другие. Предпочтение Элизиума перед обыденной жизнью подчеркивает свободу от суматохи, печали и тягостных забот реальной жизни. Эта «сладостная и блаженная страна» описана в кельтских историях и сказках со всей страстью поэтического народа, который мечтал о совершенном счастье и видел его в наслаждении красотой природы, в любви к женщинам и в мыслях о непрекращающемся мире и гармонии. Лишь избранные смертные достигали Элизиума, но надежда человека на то, что он также мог бы стать избранным, жила в душе кельта, когда он мечтал об этом счастливом состоянии. Многие народы представляли потусторонний мир счастливым, но ни один другой народ не наполнил его такой волшебной красотой и не возвращался к нему так, как кельты. Они стояли на утесах, которые были обращены к западу, и перед ними будто проходило театрализованное представление заката, или в полдень свет сиял перед ними на далеком горизонте и на темных островах, а они пристально глядели задумчивым взглядом, как будто ловя проблеск Элизиума за пределами морской бездны и чертогами заходящего Солнца. Во всем этом мы видим кельтскую версию примитивной и инстинктивной человеческой веры. Человек отказывался думать, что горе и разочарование, борьба и страдания должны всегда быть с ним. Он надеялся и верил, что где-нибудь в будущем его ожидают вечное счастье и вечная любовь.

Некоторые авторы усматривают в бардской поэзии друидскую эзотерическую систему и следы культа, тайно практикуемого бардами, – «неодруидскую ересь» (см. Davies. Myth. of the Brit. Druids, 1809; Herbert. The Neo-Druidic Heresy, 1838). Другие авторы видели в «друидизме» монотеистическую веру, скрытую под многобожием.

Если слово «кельты» происходит от слова «gеlо» («поднять»), то оно может означать «высокий», подобно тому, как многие дикари называют себя по преимуществу «людьми». Рис выводит это слово из «qel» («убить») и связывает его со словом «воин». Название «галаты» происходит от слова «gala» (ирландское «gal») – «храбрость». Возможно, отсюда происходит и слово «воины».

Название «галлы» может быть связано со словом «галаты», но Д'Арбуа отрицает это.

Такими местными богами были Анекстиомарус, Белен, или Беленос, Бормо, Борво, или Борманус, Кобледулитавус, Космис, Граннос (Граннус), Ливикус, Мапонус, Мого или Могоунос, Сианус, Тоутиорикс, Виндоннус, Виротутис.

Д'Арбуа объясняет Нантосвельту как «Ту, которая сияет на войне». Однако богиня не имеет ни одного из атрибутов богини войны. М. Д'Арбуа также рассматривал изображения на барельефе бога с молотом, женскую фигуру и ребенка как галльские эквиваленты Балора, Этне и Луга. Но Этне не совершает никаких воинственных деяний в ирландской истории, а Луг и Балор были смертельными врагами, поэтому трудно объяснить, почему они вдруг появляются рядом. Возможно, Нантосвельта, подобно другим кельтским богиням, была речной нимфой. «Нанто» на галльском языке означает «долина», а «nant» на старобретонском – «узкое место» или «ручей». Ее имя могло означать «светлая река».

Профессор Рис историю о Партолоне считает исконной, кельтской версией того же события. Партолон, с начальным «п», не может быть гойделского происхождения.