перспектива надолго застрять на Новой Земле побудила руководителя нашей экспедиции ввести нормирование продовольствия. [66]
Время от времени на берегу появляется белый медведь. Я беру его на заметку, но у меня нет времени отвлекаться. Мы работаем c утра до вечера, я не могу следить за тем, что творится вокруг. Животные издалека наблюдают за сутолокой и суетой, а потом неспешно ковыляют дальше вдоль берега. Два дня назад медведь угрожал подойти слишком близко: громадный зверь свернул с линии прибоя прямо напротив нашего лагеря и двинулся в нашу сторону, словно не замечая нас. Вместе с Виктором Державиным я опустился на колени у подножия обрыва, а над нами, как обычно, разразилась паника. «Какого чёрта! Что вы там делаете?!» – услышал я вопль Ержи. Я вполне осознавал опасность, но – что удивительно – не испытывал страха. Виктор держал черную стальную ракетницу наготове и смотрел на медведя с ужасом и благоговением. Это было великолепное животное, невероятно мощное и при этом грациозное в движении – какими бывают лишь самые крупные хищники. Медведь вынюхивал наши следы на береговой гальке. Мягко ступая своими массивными лапами, он подходил всё ближе и ближе. Столкнувшись лицом к лицу с медведем, ты напрягаешься, как взведенная пружина. Ты чувствуешь исходящую от него опасность. Адреналин выбрасывается в кровь, сердце стучит где-то в районе горла. Близость такого могучего зверя возбуждает примитивные чувства. Когда расстояние сократилось до 50 метров, мы решили отпугнуть его, поскольку хищного зверя следовало удержать от атаки. Если дело дойдет до конфронтации, остановить его можно будет только пулей. Я вытащил ракетницу из поясной сумки, но куда надо целиться? Если направить оружие прямо на него, не спровоцирую ли я таким образом нападение? Хлоп! Хлоп! Несколько ракет уже взметнулись вверх. Медведь внимательно проследил взглядом за шипящими огнями, которые ярко сияли даже при дневном свете. Неужели мы только раззадорили его?! Он неспешно подошел к ближайшей к нему ракете, которая дымилась на берегу, пламенея красноватыми сполохами, и повернул голову, чтобы понять, откуда взялась эта странная штука. Однако после нового залпа он пустился с места в неторопливый галоп и, сотрясая гузном, удалился метров на десять. Оттуда он бросил на нас еще один недовольный взгляд и двинулся прочь по широкой дуге, прямо через клубящееся облако крачек и чаек. Еще какое-то время после этой стычки, пока не снизился уровень адреналина в крови, мы все оставались на взводе.
Приблизительно два часа назад я принял ночную вахту у Дирка ван Смердейка и пошел на берег, чтобы забрать дрова для костра, – Дирк еще раньше распилил на части ствол плавника. При мысли о том, что я один в этом безмятежном черно-сером мире, меня охватило чувство эйфории. Но длилось оно не долго. В густом тумане я увидел медведя, огибающего мыс всего в сотне метров от нас. Он появился в моём поле зрения неожиданно. Все спали, и я был один на один с медведем. Не тот ли это зверь, которого мы спугнули два дня назад? От животного меня отделяла только короткая прямая. Ружье осталось на столе в лагере. В первый момент меня обуял страх. Затем я взял себя руки и сообразил, что он не может меня унюхать, поскольку я стою с подветренной стороны. Что же мне делать? Затем я увидел, что он поднимается по черному обрыву так, словно идет по ровному месту, и продолжает приближаться, скрываясь из виду. Шумно и тяжело дыша, сбрасывая вниз камни, я взобрался на утес, чтобы предупредить товарищей.
«Какая зверюга!» – негромко сказал Дирк, доставая бинокль. «Бинокль? Ружье! Возьми ружье!» – беззвучно кричал я. Мы решили не поднимать тревогу. Как только раздастся воющий звук рожка, весь лагерь будет охвачен паникой. Белый медведь злобно глянул в нашу сторону, его взгляд был черным и пронзительным, как у акулы. Утверждение, что у белых медведей плохое зрение, – абсолютная выдумка. Я полагаю, животные видят нас сразу же, как только они выходят из-за мыса. Они останавливаются на расстоянии 100–150 метров. Некоторые ложатся, выжидая, не представится ли благоприятная возможность. В конце концов они продолжают свой путь, и именно так и поступил этот медведь, исчезнув в тумане.
Теперь мой черед стоять на вахте, и я радуюсь этому, потому что в ночной тиши можно долго наслаждаться окружающей природой и писать. С тех пор как здесь побывали наши пращуры, окружающий пейзаж ничуть не изменился. Этих людей давно нет на свете, язык, на котором они говорили, изменился до неузнаваемости, а привычный им мир практически исчез. Но эта земля остается точно такой же, какой ее увидели нидерландцы с своими алебардами. Для постройки дома они выбрали исключительно выгодное место: между двумя естественными дренажными каналами, на краю обширной равнины, на высоте 13 метров над уровнем моря, с беспрепятственным обзором во всех направлениях. С приходом зимы вся земля покрылась снегом и льдом. Снег сгладил четырехметровый обрыв, а холмы, что окружают дом на старинных гравюрах, по всей видимости, не что иное, как снежные наметы. Замерзшее море слилось с берегом, и в значительной степени пейзаж определялся нагромождениями глыб льда. При свете солнца они бы ослепили вас своим блеском. Стопятидесятиметровая прибрежная полоса возникла, когда Новая Земля поднялась из моря, освободившись от тяжести массивных глетчеров, покрывавших остров во время ледникового периода. Берега с обеих сторон Новой Земли похожи друг на друга равномерно расположенными гравийными грядами и террасами. Самая высокая отметка берега здесь – 7 метров над уровнем моря, в то время как в заливе Иностранцева – 10 метров. И то, и другое удивительно низко, если сравнивать со Шпицбергеном, где береговая полоса взбирается до 30-метровой высоты, а то и выше.
Медведь по-прежнему бродит вокруг лагеря. Вчера Бас вбил в землю несколько «колышков безопасности», обозначив 30-метровый периметр. Это нужно, поскольку в тумане трудно оценить расстояние. В бинокль я наблюдал гигантскую паковую льдину, проплывавшую километрах в десяти от острова. Бескрайние поля многолетнего льда видны у горизонта. Лед, по-видимому, дрейфовал в нашу сторону последние несколько дней, с тех пор как ветер повернул к северу. Проведя несколько часов снаружи, я тихо вернулся в нашу общественную палатку, чтобы заняться завтраком. В обязанности последнего ночного дежурного входит приготовить завтрак и разбудить остальных. Судя по доносившимся до меня звукам, мои партнеры всё еще крепко спали. Я нарезал хлеб (который с каждым днем становится всё черствее), наполнил тарелку сыром и вареными колбасками, поставил кипятить на костре чайник с водою для чая и кофе. Всё
