Карта 15. Наступление на Мадрид
Произошли политические изменения и у республиканцев. 26 сентября CNT, которая со времени мятежа обладала в Барселоне реальной властью, вошла в состав Женералитата. Хуан Фабрегас стал советником по экономике Каталонии. Анархисты же назвали правительство Каталонии Региональным советом обороны, чтобы у их уже обеспокоенных экстремистских последователей не создалось впечатление, будто они вошли в настоящее правительство. К нему присоединился и POUM – Андрее Нин стал министром юстиции. Вошло в правительство, которое возглавил Коморера, и PSUC. Правительство объявило своей целью обуздать революционную разболтанность. Значение анархистов с каждым днем стало падать – так же как и влияние Комитета антифашистской милиции, в котором они пользовались авторитетом. Это привело к гневным вспышкам среди рядовых анархистов. Тем не менее Дуррути сохранял свой идеализм. «Я не жду никакой помощи ни от одного правительства в мире», – сказал он в конце сентября канадскому журналисту. Тот ответил: «Если вы победите, то вам придется сидеть на груде развалин». – «Мы всегда жили в трущобах и развалинах, – парировал Дуррути, – и мы поймем, как приспособиться к этому времени… Мы будем и строить. Это мы возвели дворцы в Испании, Америке и повсюду. Мы, рабочие, построим города, которые займут их место. Они будут еще лучше – по крайней мере, мы не боимся развалин. Мы собираемся унаследовать всю землю. Буржуазия, прежде чем сойти со сцены истории, может взорвать и разрушить свой мир. Но мы несем новый мир в своих сердцах»3. В то же время POUM считал, что за ним в каталонском правительстве стоит «большинство рабочих». Они продолжали громко удивляться: «Мы что, сотрудничаем с этой дешевой буржуазией? Или они сотрудничают с нами?»
Через неделю, 1 октября, в Валенсии собрались остатки кортесов, чтобы одобрить статут Баскской автономии. Лидер басков Агирре провозгласил, что баски, хотя они и католики, не боятся ни пролетарского движения, ни его мотивов, «ибо мы знаем, сколько в них истины». Он заверил, что новая Баскская республика (известная как Эускади), президентом которой он стал, будет поддерживать мадридское правительство «до полной победы над фашизмом»4. 7 октября все муниципальные советники трех провинций Басконии, которые смогли прибыть в священный городок Гернику, проголосовали за президента временного правительства Эускади, которое будет править в Басконии во время Гражданской войны. Агирре были избран почти единогласно. Затем он огласил состав правительства, которое дало присягу под украшенным дубом. Гражданский губернатор Бильбао передал власть Агирре. В новый кабинет вошли пять баскских националистов, которым достались ключевые посты министров внутренних дел, юстиции, обороны и сельского хозяйства; естественно, они определяли лицо баскского правительства. Правда, в него входили также три социалиста, один коммунист и по одному члену из двух республиканских партий. Первая акция нового правительства носила гуманный характер. С помощью доктора Жюно из Международного Красного Креста оно эвакуировало на кораблях его величества 130 женщин – политических заключенных5. Были реорганизованы части и баскской гражданской гвардии, которая стала Народной гвардией под командованием майора Ортусара. В нее входили лишь баскские националисты, каждый не менее шести футов ростом.
6 октября Африканская армия начала новое наступление. Из Македы и Торрихоса войска двинулись прямо на север и, продвинувшись вперед, повернули с запада на восток – такой маневр был свойствен этой кампании после падения Бадахоса. Она совпала с наступлением с севера частей генерала Вальдеса Кабанильяса. Двинувшись из Авилы, они встретились с Африканской армией. Немецкие и итальянские самолеты впервые обрушили бомбовые удары на линии снабжения Мадрида. Атака Кастехона прорвала оборону республиканцев. Тем не менее Асенсио столкнулся с яростным сопротивлением на холмах Сан-Вьенте, да и Вальдесу Кабанильясу удалось лишь слегка продвинуться в сложных горных условиях Сьерра-де-Гредос.
В этот же день в Лондоне собрался Комитет по невмешательству. Лорд Плимут передал Германии, Италии и Португалии суть тех обвинений в помощи, которые испанское правительство выдвинуло в Женеве. Майский обвинил Португалию в предоставлении своей территории в качестве базы для действий националистов и потребовал создания комиссии для контроля испано-португальской границы. Тем же вечером в Саламанке Франко устроил прием для Дюмулена, немецкого советника в Лиссабоне, который передал Франко поздравления Гитлера по случаю его избрания главой государства. Франко сказал, что он от всей души восхищается Гитлером и новой Германией. Он добавил, что надеется вскоре водрузить свой флаг рядом со стягом цивилизации, который уже поднял Гитлер. Франко поблагодарил Гитлера за «неоценимую материальную и моральную помощь». Обед продолжился в компании высокопоставленного немецкого летчика, прибывшего в Саламанку, Николаса Франко и Кинделана. Франко, как сообщил Дюмулен, «не позволил ни на минуту усомниться в серьезности и искренности его отношения к нам, он весьма оптимистично оценивает военную ситуацию и рассчитывает в ближайшем будущем взять Мадрид». Генералиссимус позволил себе порассуждать о будущем политическом устройстве Испании: в настоящий момент не стоит обсуждать вопрос о реставрации монархии; куда важнее – «хотя заниматься этим надо очень осторожно» – создание общей идеологии для всех, кто борется за освобождение, – армии, фаланги, карлистов, ортодоксальных монархистов и CEDA.
На следующий день, 7 октября, наступление на Мадрид возобновилось. Выздоровевший Ягуэ вернулся к своим войскам, которые взял под свою команду Варела. Это означало, что теперь Африканской армией руководили несгибаемый фалангист и романтик-карлист. Они считали, что самолеты, летавшие над Мадридом, заставят республиканцев задуматься об эвакуации города. Мола не без юмора сообщил, что 12 октября он собирается выпить чашечку кофе на столичной улице Гран-Виа.
В Лондоне советский представитель Каган передал лорду Плимуту ноту, которая скорее напоминала ультиматум. Именно в это время советские суда уже готовились покинуть Одессу и другие порты Черного моря, неся на борту оружие для республики. Каган заявил, что 20 сентября четырнадцать итальянских самолетов перебросили легионеров в Испанию, тем самым нарушив Пакт о невмешательстве. Если этому не будет немедленно же положен конец, то советское правительство будет считать себя свободным от всех обязательств, вытекающих из соглашения. «Если соглашение существует, – заявил Каган, – мы хотим, чтобы оно полностью выполнялось. Если комитет… может следить за ним… это очень хорошо. Если не может, то пусть прямо скажет об этом». На следующий день советский дипломат в Москве сказал американскому поверенному в делах, что, пока комитет не докажет, что он решительно настроен немедленно положить конец нарушениям, Советский Союз не станет участвовать в его работе, считая себя вправе оказывать помощь Испании военным снаряжением. Резкое изменение советской политики разъярило английский Форин Офис. «На что Россия может надеяться, – заявили англичане, – в такое время отказываясь от нейтралитета?» Но 9 октября действия Советов были поддержаны конференцией британской лейбористской партии, которая единодушно приняла резолюцию, констатирующую, что Германия и Италия нарушили свой нейтралитет и это требует расследования. Заседание комитета длилось семь часов, и обмен оскорблениями между Каганом и Гранди удивил остальных дипломатов. Португальский посол даже покинул заседание, когда обсуждалось советское предложение о патрулировании испано-португальской границы.
Тем временем в Испании Африканская армия захватила Сан-Мартин-де-Вальдеглесиас, согласовав свое наступление с направлением удара Вальдеса Кабанильяса на Эль-Тьемпо. Когда наконец установилась линия фронта с севера на юг, кавалерия Монастерио была переброшена в долину Тахо на помощь Телье и Баррону. Милиция, отступавшая к Мадриду, неизменно шла вдоль дорог, что делало ее легкой добычей для авиации националистов с ее пулеметами. Только Байо, в свое время командовавший десантом на Мальорку, тревожил стягивавшуюся армию националистов успешными партизанскими действиями.
Хотя Мола и опоздал на рандеву с чашечкой кофе на Гран-Виа (все же в одном из кафе для него был накрыт столик, о чем оповещали крупные буквы вывешенного объявления), в конце первой декады октября республика столкнулась с возможностью поражения на всех фронтах. Ларго Кабальеро отказался мобилизовать мощную строительную индустрию Мадрида на рытье окопов под тем предлогом, что у него нет лопат и колючей проволоки. Он добавил, что испанцы никогда не будут вести войну, прячась за деревьями и в окопах. Советское оружие еще не прибыло, поставки из Франции и других источников были невелики, и рассчитывать на них, так же как на собственное производство, было нельзя. 10 октября де лос Риос, только что назначенный послом республики в Вашингтоне, обратился к Корделлу Холлу с безуспешным призывом позволить республике закупать оружие в США. Он сказал, что крах республики приведет к падению Блюма, вслед за чем последует конец демократии. Холл сказал, что в Америке нет законов, запрещающих помощь Испании, – только политика «моральной отстраненности».
