Через восемь лет тот же Прянишников вновь подчеркивал, что труд по разборке писем, «писанных большей частью мелким, неразборчивым почерком, а иногда условным шрифтом», требует «постоянного, напряженного внимания», но вверенный этим чиновникам «надзор за общей оценкой политических событий и фактов административных действителен в высшей степени и представляет осязательные результаты»830.
В самом деле, некоторые чиновники являлись живым примером многолетней верности службе. В апреле 1864 года на восьмидесятом году жизни на пенсию уходил Иван Федорович Вейраух, начавший службу в секретной экспедиции Петербургского почтамта в 1812 году. Представляя доклад о нем Александру II, Прянишников назвал Вейрауха «рабом своих обязанностей». В докладе подчеркивалось, что этот человек «вел жизнь совершенно отшельническую, не заботясь ни о чем, кроме службы». За пятьдесят два года не был ни одного дня в отпуску. Был одним из главных специалистов по перлюстрации дипломатических депеш, чтение и переписывание которых «до устройства в России железных дорог» должно было производиться днем и ночью. Особая незаменимость Вейрауха проявлялась во время войн 1812–1814, 1828–1829, 1831, 1849 и 1853–1856 годов831.
О численности чиновников секретных экспедиций на протяжении ряда десятилетий до 1830 года у нас есть лишь отрывочные данные. Дело в том, что в официальных изданиях таких сотрудников прятали под разными наименованиями. Например, в указателе всех чиновных особ Российской империи на 1826 год перлюстраторы Ф.Я. Вейраух, И.И. Дмитревский, И.М. Кулмаметов, Х.Х. Шлегель, И.Ф. Шмидт, А.П. Штер были указаны как «состоящие при разных должностях» в Санкт-Петербургском почтамте832. Из секретных отчетов мы знаем, что в январе 1825 года в этом учреждении перлюстрацией занимались пятнадцать служащих почтамта и два человека, прикомандированных из Иностранной коллегии833. Иногда трудившийся в «черном кабинете» чиновник числился по другому ведомству. Например, в 1825 году титулярный советник Е.М. Чугунов официально состоял в штате Министерства иностранных дел834.
Еще одним примером сокрытия подлинной деятельности можно назвать дело цензора Я. Липса. Медик по профессии, «отличившийся» неграмотным доносом в так называемом славутском деле (дело типографов братьев Шапиро, осужденных за не совершенное ими убийство), он стал цензором еврейских сочинений Киевского цензурного комитета с 21 июля 1837 года. Но, видимо, его душу отравляло неудовлетворенное тщеславие. Липс написал книгу о вреде еврейского учения. В ней он призывал отобрать у еврейского населения и истребить «вредные» книги. Причем, как следует из его доноса, в эту категорию должны были быть включены чуть ли не все еврейские издания. Однако министр просвещения С.С. Уваров и Комитет министров отклонили данный проект; донос на цензоров еврейских книг не подтвердился, и Липс был отстранен от должности за недобросовестность, взяточничество и вымогательство денег у евреев835. Тем не менее на этом его «полезная» для государства деятельность не прекратилась.
26 декабря 1837 года по всеподданнейшему докладу князя А.Н. Голицына Липс был принят в секретную экспедицию Петербургского почтамта – как знающий «древний и новый еврейский язык». Жалованья ему положили 3 тыс. руб. в год. Но было отмечено, что причислить его к Почтовому департаменту неудобно, ибо «чиновники в Секретной экспедиции прикомандированы туда под предлогом цензурования иностранных газет». Поэтому, согласно новому докладу от 6 февраля 1838 года, была достигнута договоренность с канцлером К.В. Нессельроде о причислении Липса к Азиатскому департаменту Министерства иностранных дел с оставлением в секретной экспедиции836.
С 1829 года сотрудники перлюстрации скрылись под «крышей» цензуры иностранных газет и журналов, так что определение их точной численности после этого момента – также непростая задача. Во-первых, часть чиновников занималась лишь цензурой иностранной периодической печати, не участвуя в секретных операциях. Другие сочетали оба занятия. Во-вторых, среди перлюстраторов были местные почтмейстеры, а также сотрудники МВД, прикомандированные к Главному управлению почт и телеграфов, но не входившие в штат цензуры иностранных газет и журналов. Иногда в справочниках они числились в рубрике «Сверхштатные чиновники почтового ведомства». Например, если верить указателю «Список лицам, служащим по почтовому ведомству» за 1881‐й и последующие годы, в городах Варшаве, Киеве, Тифлисе, Харькове цензуры иностранных газет и журналов не существовало. Но зато в качестве сверхштатных чиновников почтового ведомства были отмечены (с характерными пояснениями) уже известные мне по другим источникам труженики «черных кабинетов»: А.О. Колитовский (откомандирован в распоряжение Управления почтовой части в Варшавской губернии), К.А. Келер (откомандирован в Харьковскую губернию), Н.П. Ситников (откомандирован в Харьковскую губернию), М.Е. (верно – М.Г.) Мардарьев (откомандирован в распоряжение Санкт-Петербургского почт-директора)837.
Поэтому на протяжении работы над книгой приходилось, кроме изучения общих отчетов, вести индивидуальный учет работников «черных кабинетов». По штатному расписанию, утвержденному 22 октября 1830 года, численность чиновников почтовой цензуры составляла восемнадцать человек, в том числе в Санкт-Петербургском почтамте – девять, в Московском – пять и в Виленской почтовой конторе – четыре838. Но в экспедициях рестовых (заказных) писем были «спрятаны» восемь чиновников в Петербурге, три – в Москве и четыре – в Тобольске839. Поэтому на деле штат цензуры иностранных газет и журналов вырос с тридцати трех человек в 1830 году до пятидесяти одного в 1882‐м, а к концу 1916 года составлял сорок шесть человек, в том числе в Варшаве – восемь (после оставления города в июле 1915 года сотрудники были распределены по другим пунктам), в Киеве – три, Москве – девять, Одессе – шесть, Санкт-Петербурге – пятнадцать, Тифлисе – два, Харькове – два человека.
Общее число чиновников перлюстрации в Российской империи к 1913 году было сравнительно небольшим – около сорока пяти. Установить их всех персонально достаточно сложно. Дело в том, что все они состояли, как уже говорилось выше, на официальной службе в цензуре иностранных газет и журналов. Само это подразделение с мая 1896 года входило в состав Главного управления почт и телеграфов Министерства внутренних дел. При этом, как и в более ранние периоды, часть чиновников цензуры действительно занималась своими прямыми обязанностями (цензурой иностранных газет и журналов) и перлюстрации не касалась, другая же, бóльшая часть в основном занималась перлюстрацией и по совместительству – цензурой, третьи числились прикомандированными к МВД и отправленными в распоряжение Главного управления почт и телеграфов. Тем не менее известно, что в 1913 году перлюстрацией занимались сорок четыре чиновника, в том числе в Варшаве – восемь, Киеве – три, Москве – восемь, Одессе – шесть, Санкт-Петербурге – четырнадцать, Тифлисе – два, Харькове – три840. Фамилии всех сорока четырех мне удалось установить841.
Таблица 6
Численность штатных и внештатных сотрудников цензуры
иностранных газет и журналов в XIX веке
(в дробях числитель означает количество чиновников, занимавшихся перлюстрацией, знаменатель – занимавшихся лишь цензурой газет и журналов)*842
* Для 1830 и 1867 годов не учтена численность чиновников «черных кабинетов» в Варшаве.
Таблица 7
Численность штатных и внештатных сотрудников цензуры
иностранных газет и журналов в начале XX века
(в дробях числитель означает количество чиновников, занимавшихся перлюстрацией, знаменатель – занимавшихся лишь цензурой газет и журналов)843
Таблица 8
Личный состав участвовавших в перлюстрации на 12 июля 1913 года844
* Служащие тифлисского пункта официально не относились к сотрудникам МВД до ноября 1915 года (см. вторую главу).
Таблица 9
Численность сотрудников пунктов цензуры иностранных газет и журналов к декабрю 1915 года845
В связи с оставлением в июле 1915 года Варшавы было произведено перераспределение эвакуированного личного состава: одного работника цензуры направили в Петроград, по два человека – в Москву, Киев и Одессу и четырех сторожей – в Москву846.
