Ты убежден, что чувство вдруг наградит возвращенной молодостью. Не соблазняйся подобными мыслями, лучше прислушайся к Вольтеру: «Сердце не стареет, но как мучительно селить божество в развалинах!»
Если с тебя снять плющ обаяния, стряхнуть фиговые листочки иронии, откроется развалюха. Предпочти физическому эстетическое: музей – главное блюдо, на гарнир – путеводитель по музею. А если вдруг наскребешь витальности по сусекам и женишься, знай: ты будешь самой желанной достопримечательностью в телепрограмме «Это вы еще не забыли». Сомнительна любовная грация утомленной природы. На ТВ тебя будут разглядывать, точно ты ветеран енот-полоскун, сбежавший из уголка дедушки Дурова.
Близкий случай прокомментировал Г. Товстоногов, создавая портрет одного из персонажей Н. Островского: «Сколько ему лет – неизвестно. Но не менее ста – ста двадцати по виду. По уму пять – шесть, по резвости – двадцать пять – тридцать».
И поэтому лучше и выгоднее грустно посмотреть на понравившуюся девушку, а когда она пройдет мимо, украдкой послать ей вслед воздушно-капельный поцелуй и побрести на процедуры в поликлинику.
По этому вопросу все, кажется, сказано. Хотя не все сказано. Ну-ка давай прислушаемся к парочке соображений твоего ровесника – 60-летнего героя Уильяма Голдинга. Итак, первое: «Полная перемена образа жизни. Никаких иллюзий. Могу подкатывать к любой девушке, и никто мне не скажет «нельзя», кроме самой девушки».
Теперь второе: «Удовольствия. Вот так я решил. Тебе ведь только за 60, сказал я себе, можно еще продолжать подвиги молодости, не оглядываясь поминутно назад. Свершай. Этот глагол должен остаться непереходным. Иди, старина, и свершай. Свершай заново. Раз ничего нельзя поделать, можно с тем же успехом что-то делать. Получай удовольствие, милый. Тут я принялся размышлять, на какое самое двусмысленное совершение я способен. Я истинно христианское дитя ХХ века, так что не подумайте, что я вляпался во что-то такое с молодыми девушками или детьми, вовсе нет».
И еще одна мысль в копилку твоей мудрости. В романе Сола Беллоу «Планета мистера Сэммлера» дается развернутый портрет твоего ровесника, которого обуяли несвоевременные мысли: «Уэллса на седьмом десятке преследовали мысли о девочках. Он приводил веские доводы в пользу радикального пересмотра сексуальных отношений соответственно с увеличившейся продолжительностью человеческой жизни. В те времена, когда среднестатистический индивидуум доживал лишь до тридцати лет, человечество, изнуренное трудом, недоеданием, болезнями, приходило к сексуальному финишу уже на третьем десятке. Ромео и Джульетта были подростками. Сейчас, когда в цивилизованном обществе продолжительность жизни достигла семидесяти, прежние нормы беспощадной краткосрочности, раннего увядания и неизбежного истощения должны быть отброшены».
Да, постепенно этот вечный страх человечества, порожденный быстрым увяданием земной красоты и радости, должен исчезнуть, его непременно должна сменить высшая мудрость удлинившейся жизни.
Перейдем к другому, поговорим о том, как ты должен поступать.
Надежды, что жизненный эксперимент осуществится, оставили тебя, попытайся опереться на то, что незыблемо, – на продолжение строительства чего-нибудь оптимистического: принципов, дачного домика, воли, модели автомобиля в пропорциях 1:100 или веры в то, что жизнь бесконечна и исполнена смысла. Поменяй зрение, перестань любоваться пейзажами, лучше попытайся увидеть себя в пейзаже перспективы. Измени свой жанр. Ты ранее практиковал какое-нибудь ремесло, теперь пора становиться философом-стоиком. Стань необходим самому себе и не разочаровывайся. Занеси себя в Красную книгу вечности как образец уникальности, незаурядности и банальности. Такое сочетание при всей своей обидности справедливо. Ты не просто представитель зоологического вида, ты человек, который мечтал, надеялся, верил, как, собственно, все до тебя. И как у всех до тебя, твой жизненный проект провалился. Жизнь поставила оскорбительную отметку и отправила на переэкзаменовку. Если доживем до осени, уже не пытайся пересдать экзамен. Вопросы поменяются. Итоги предрешены.
Все это лишь так, подход к главной теме: печалиться тебе – все равно что сетовать на то, что в современном русском языке всего лишь 33 буквы. Как хотелось бы еще одну, чтобы переложить ее в звук и внести в него всю горечь отчаяния. Твой возраст – это когда не все в порядке, когда количество не желает переходить в качество. А если и переходит, то качество это какое-то фальшивое, пышно убогое и философски неказистое, как празднование Дня города или встреча Санта Клауса из Великого Устюга.
К разговору об обидном. Ты сам знаешь, что такое старческие беседы, это совсем не по Цицерону. В твоем исполнении это выглядит прескверно: слово за слово о политике, о пенсиях, о других ненужных делах, и вот один из спорщиков бескомпромиссно решает вопрос о бессмертии души оппонента и сулит ему гадкую участь на том свете.
Глупая манера так быстро стариться. Ты, кстати, ее бросай. Лучше прибегни к старому бодряческому трюку – переименуй себя, назовись Homo superior. Молодец!
Пора осваивать новые понятия. Увеличить свой словарь тремя терминами, полтора из которых следует тотчас позабыть. Итак, анорексия – нулевая степень желания и интереса – обязана смениться потребностью знать. Пусть по-медицински это выглядит не очень казисто, но раздвинь границы понятий, откажись от слова «булемия», прописавшегося в диагнозах диетологов, и обозначь свою задачу словом «орексия», означающим потребность, просто-таки жажду само– и миропознания.
Постарайся отважно дописать все свои начинания. Не стоит заботиться о мишуре упаковки. Оставайся дерзостным, но не расточительным. Представь, что ты пишешь не эпилог, а новую страницу. Ты – мечта каждого читателя, которому небезразлична жизнь. Придумай своему опыту имя поувесистее. Этого за тебя другие не сделают. Убеди себя, что в твоих заметках нуждаются те, кто идет за тобою след в след. Не признавайся, что твоя биография исполнена в жанре незатейливом и грубом. Она открыта для обозрения, она честна и этим противостоит миру мнимой пустоты и абсурда. Твоя жизнь была чем-то большим, чем просто существование. Ты не протекал по миру, ты совершал героические скачки – а это едва ли не лучшее доказательство того, как человек максимально воплощает себя на дороге из «ничто» в «нигде». Твоя задача не сообщать, а комментировать. Расскажи о себе честно, даже если единственным слушателем будет непоседливый воробей за окном.
Договоримся так: ты должен убедить себя в собственной уникальности. И другие этому поверят. Во всяком случае, сделают вид или задумаются. Ты многое видел, многое не забыл. На твоих глазах сменялись исторические эпохи. Когда-то ты исповедовал экстремизм, желал, чтобы небо сдохло, теперь, когда потери осознаны, увернись от накатывающей паники и принимайся изучать себя как комара, металлургическую печь или того же воробья. Ты – личное достояние времени. Ты получше многих разбираешься в неоднозначных вопросах. Тебя родили еще в сильной стране, а эта продукция, поверь, куда ценнее, чем ширпотреб из Китая.
Да, раньше все было иначе. Девушки свежее, слова красочнее, чувства отчетливее, сахар слаще. Время ничего из этого не пожалело. Где вы, капризные ветреницы юности? Не думай об этом. Об этом уже У. Эко написал. Пойми иное: со многими друзьями маршруты жизни уже не пересекутся. Будь добрее к оставшимся. Дух музыки, возможно, и рождает трагедию, а трагедия – это не Софокл с Шекспиром, это когда по снежной поземке одинокий человек идет хоронить одинокого человека.
Однажды ты возопишь: «Где ты, Данте? Покажи мне свой Ад, я сейчас именно в том настроении!» Успокойся, пойми, в старости человек или делается погано ничтожным, или обретает социальную совесть. Это истина. Не ворчи бородатым сердцем, а то может показаться, что от детского возраста у тебя если что и осталось неизменным, так это уровень IQ.
Не верь всему, что за глаза говорят о тебе. Множь все на десять.
Сол Беллоу предупреждает: «Старомодному мудрецу не на что рассчитывать. Нужно тренироваться. Нужно быть достаточно закаленным, чтобы не отшатнуться в ужасе при виде отдельных этапов этой метаморфозы, чтобы примириться с распадом, с взбесившимися улицами». Примириться с распадом твоего мира, который, кажется, еще ого-го, но на самом деле уже не оставляет желать лучшего.
За окном кошмарной акварелью висит ночь. Ее, вероятно, кто-то нарисовал во сне – причем еще более кошмарном сне. Краны в кухне хрюкают и подвывают.
Ты давно перестал мечтать. Вернее, мечтать-то ты, может быть, и мечтаешь, просто теперь ты уже не веришь, что твои мечты сбудутся. Об этом Тибор Фишер мудро сказал: «Когда ты теряешь уверенность в том, что все обязательно будет хорошо, – это что, признак взросления или тревожный сигнал, что у тебя что-то не то с головой?» О взрослении, ясное дело, уже речь не идет, значит – второе.
