Несмотря на то что он сумел уйти, его сила была сломлена; Мареайю не выполнил обещания, которыми увлек свой народ на эту войну: «все его обещания обернулись против него» и «он стал врагом для собственного войска». Как добавил к этому докладу командующий «западными памятниками», было даже неизвестно, жив ли еще Мареайю, и народ (ливийцы) решил поставить на его место одного из его братьев[407].
Так на время была отражена ближайшая опасность, угрожавшая Египту от ливийцев; но она не была устранена навсегда. Следующий царь, о чьих великих делах у нас есть какие-либо записи, Рамсес III (IV), должен был снова дважды сражаться против ливийцев, и один раз – с «народами моря», а поскольку количество кровавых трофеев (убитых) в первой из этих битв достигало 12 535, должно было произойти очень крупное сражение. В это время у ливийцев явно была крайняя необходимость расширить свои пределы, потому что, кроме этой попытки проникнуть в Египет силой, они поступали на службу к фараонам как наемники в таком огромном количестве, что через двести лет смогли завладеть долиной Нила как правящий класс Египта.
Более того, в этих более поздних войнах ливийцы действуют одни, хотя египтянам по-прежнему приходилось терпеть беды от тех народов моря, с которыми они сражались еще во времена Меренптаха. В течение многих веков явно происходило постоянное движение племен на восток, и похоже, что самый опасный удар этой волны переселенцев Египет испытал при Рамсесе III (IV). Вдобавок к прежним врагам египтян – народам шардена, турша и шакаруша – на сцене появились новые – народы пурасате, такекар, данеуна и уашаш: так же как при других великих переселениях, происходивших в мировой истории, один народ всегда увлекал за собой другой. Они проникли с севера в Сирию и Палестину – частично в повозках, запряженных быками, частично по морю на своих кораблях, которые, похоже, были не хуже египетских. Сирийское царство не смогло выдержать потрясения, вызванного их нашествием; Кеде, Хеттское царство и Палестина были покорены этими варварами. Но как в более позднюю эпоху, когда Передняя Азия стала жертвой скифов, но сила, перед которой она пала, позже была остановлена в Египте, так и в более давние времена сила такого переселения племен была уничтожена на границе Египта. Когда «народы моря» попытались войти с моря в устье Нила, Рамсес III (IV) направил против них свои военные корабли и пехоту и одержал полную победу. Хотя бессодержательные фразы надписей рассказывают нам очень мало о подробностях этого морского сражения, все же мы можем составить себе общее представление о нем по сопровождающим надписи рисункам. Корабли обеих сторон – египетские суда мы можем узнать по львиным головам на носах – взяли рифы на парусах, чтобы те не мешали воинам сражаться; корзина на верхушке мачты тоже снята, чтобы дать место бойцу с пращой.
Египтяне умеют брать на абордаж вражеские корабли с помощью железных крючьев; в сражении египетские воины тоже лучше своих противников, поскольку почти все египтяне имеют луки, а варвары со своими короткими мечами могут сражаться лишь в рукопашном бою.
Сражение с народами моря. Справа на берегу показаны Рамсес III и его воины. Царь стоит на трупах врагов; над ним, защищая его, летит богиня египетского севера в образе коршуна. Ниже изображены военачальники и рядом – пленные, которых связывают и уводят прочь (согласно Ros. Mon. Stor., 131)
Этот бой – едва ли не единственное морское сражение в истории Египта: хотя нам точно известно, что во время войн против гиксосов происходили бои на воде, однако тогда местом действия был Нил[408]. Из сообщения об этой битве мы узнаем, что на военных кораблях младший командир носил звание уау, как в пехоте, а самое высокое звание, которого мог достичь военачальник, было «начальник кораблей», то есть, по-нашему, адмирал. Боевые корабли имели имена, например «Сражающийся зверь» или «Славный в Мемфисе». Корабль фараона назывался также «Любимец Амона», а поскольку часто упоминаются знаменосец и уау этого корабля[409], он, очевидно, был боевым кораблем. Но, насколько нам известно, в Египте армия всегда, как правило, имела гораздо большее значение, чем флот.
Мы мало знаем об организации тех войск, с которыми цари XVIII династии вели свои войны, поскольку в надписях обычно говорится просто о воинах, без подробностей. О состоянии войска при XIX и XX династиях мы осведомлены гораздо лучше, хотя даже в этом случае многое еще нужно прояснить.
Как мы уже видели, армия Среднего царства состояла в основном из ополчений, которые при необходимости присылали правители различных номов. Не ясно, до какой степени это старое учреждение сохранилось в совершенно новых условиях Нового царства. Во всяком случае, мы больше не встречаемся в надписях с тем, что мы почти могли бы назвать частными армиями номов, а о воинах храмов в храмовых поместьях, которые существовали в более поздние времена так же, как раньше[410], мне трудно сказать, были ли они чем-то большим, чем отряды полиции, которые должны были стоять на страже в святилище и земельных владениях бога. В любом случае, великие войны Нового царства велись силами государственной армии, лишь меньшая часть которой была набрана в Египте[411], а большая часть состояла из иностранных наемников. По крайней мере, так было при XIX династии; например, в одном из эпизодов того времени маленькая (бывали гораздо многочисленнее!) армия состояла из 3100 наемников-варваров и только 1900 воинов регулярных войск. И притом только часть этих воинов регулярной армии по-настоящему имела право называться египетскими войсками в прежнем смысле этого слова – та часть, которая носила старое исконное название воин, .
С другой стороны, воины, называвшиеся нахаруна, были (как заставляет предполагать их семитское название, происходящее от слова «молодежь»[412]) новым войском, организованным по иноземному образцу, а часто упоминаемый Пидт, то есть отряд-лук, похоже, был войском, состоящим из варваров. Было сделано очень вероятное предположение, что его странное название лук означает, что это войско набиралось из девяти луков, то есть соседних варварских племен. Например, из одной надписи времен правления XX династии мы узнаем, что при перевозке камней варвары, называвшиеся «апур», относились к «луку варваров анути». Поэтому обычно считают, что слово луки означает вспомогательные войска, и в этой книге принято такое толкование этого слова. Этими войсками луков командовали вожди, люди знатные и образованные, одно или два письма из переписки которых дошли до нас. Один вождь этих вспомогательных отрядов был командующим в Эфиопии, другие занимали пограничные крепости на востоке дельты и поселения у колодцев в Южной Палестине; то есть мы обнаруживаем их в чужеземных странах, и, следовательно, они имеют право носить звание «начальник варварской страны», хотя похоже, что такой офицер жил и в Гелиополе.
Войско, называвшееся «мадай», возможно, вначале входило в число этих войск луков. Это были воины из нубийского народа меда; их соплеменники иногда служили в египетской армии уже при Древнем царстве и, очевидно, в древние времена славились как охотники в пустыне. Но в Новом царстве из них было образовано войско, которое во многих отношениях соответствовало нашим жандармерии и полиции, и правительство использовало их различными способами. Во всяком случае, они находились под командованием вождей, а их командующий был «князем мадаев». Неизвестно, из каких племен их набирали в эпоху Нового царства, поскольку редко бывало, чтобы кто-то из них носил свое национальное имя, например Бекуаренра; большинство брали себе хорошие старинные египетские имена, например, Нехтсет – «Сет победоносен» или Энхернахт – «Энхор (Анкор) победоносен» и другие подобные воинственные имена. Но, несмотря на такое превращение по внешности в египтян, они в глазах чистокровных уроженцев долины Нила все же были бездомными варварами; например, «представитель воинов» с презрением пишет «князю мадаев»: «Ты – сын крепостного, ты вовсе не князь; ты приехал откуда-то, чтобы поселиться здесь». Более того, в другом случае один из этих князей имеет еще и другие высокие военные должности.
Египетские чиновники, как правило, имели привычку злословить по поводу мадаев, «у которых много поручений», а упомянутый выше Нехтсет, не стараясь выбирать выражения, сравнивает одного из них с «этим врагом Ра» – то есть, как сказали бы мы, с дьяволом. Кроме того, мы можем отметить, что в более поздние времена мадаи, должно быть, играли в египетском государстве еще более важную роль, потому что их имя в виде слова матои стало обобщенным обозначением воинов и было в ходу среди египтян еще в христианские времена.
