Через день или два я опять разговариваю с Ягодой. Ягода говорит мне, что внучки совершенно здоровы, поправились и необходимо уговорить Алексея Максимовича ехать. Я Алексею Максимовичу передал это, и 26-27 мая мы выехали в Москву. 31 мая, немедленно по приезде, Алексей Максимович отправился к внучкам, которые действительно болели гриппом, температура была повышенной, и он 31 мая заболел. 31 мая вечером был вызван доктор Левин. Левин определил небольшой грипп, но 2 июня сам Алексей Максимович, разговаривая со мною утром, спросил: «Что говорят врачи?» Я ответил: «грипп», а он говорит: «По-моему, у меня начинается воспаление легких, я вижу по мокроте». Я тогда позвонил Левину. Левин приехал и с диагнозом, поставленным самим больным, согласился немедленно. После этого началось лечение в кавычках. Лечили Горького профессор Плетнев и доктор Левин. Я наблюдал это лечение и должен сказать, что критическое значение сыграло то, что Горькому давали дигален, о чем у суда данные имеются. Если до 8 июня 1936 года пульс Горького все же был ровный и доходил, кажется, до 130 ударов в минуту, то после принятия дигалена пульс сразу стал давать резкие скачки.
Вот мое второе ужасное преступление.
_____
На этом вечернее заседание заканчивается, и Председательствующий объявляет перерыв до 11 часов 9 марта.
Утреннее заседание 9 марта
Председательствующий. Подсудимый Плетнев, расскажите суду о ваших преступлениях перед Советской властью.
Плетнев. Летом 1934 года ко мне обратился доктор Левин и сказал, что меня хочет повидать Ягода, причем сказал, что он будет ко мне обращаться не как пациент. Через несколько дней за мною прислали машину, и я был привезен в кабинет Ягоды. Он начал со мною беседу на политическую тему. Он сказал, что назревает переворот, в котором он участвует; из других лиц он назвал только одного Енукидзе. Через некоторое время Левин кроме Енукидзе назвал мне участником антисоветского заговора еще Рыкова.
Ягода сказал, что они с Енукидзе решили привлечь, помимо Левина, и меня и что требуется наша помощь в деле устранения двух лиц. Эти два лица были: Максим Горький и Куйбышев. Я возражал, говоря, что, во-первых, Максим Горький — писатель, что, во-вторых, это — два больных человека, которым, по существу, не так долго осталось жить. Ягода сказал: «Они больны, но они чрезвычайно активны, и вопрос не в том, чтобы устранить только здоровых, а в том, чтобы уменьшить продолжительность и интенсивность активности этих лиц», и добавил, что Максим Горький особенно значителен как внутри страны, так и за границей. Он сказал, что выбрал меня не только как медицинское лицо, но и потому, что знает мое антисоветское настроение. Предложение его было подкреплено сильными угрозами по отношению ко мне и по отношению к моей семье. Я редко бывал у Куйбышева. У Горького я бывал всегда с доктором Левиным, когда Горький тяжело болел. Я был консультантом, домашним врачом Горького был Левин.
План лечения был выработан мною совместно с Левиным, я за него несу ответственность так же, как и Левин.
Изложенное Левиным я подтверждаю. Горький был очень слаб здоровьем, что было известно тогда всем врачам. На вскрытии было подтверждено, что Горький жил с одной третью легких. Следовательно, физическое переутомление, какая-нибудь инфекция — это могло оказаться роковым. Никаких посторонних ядов не вводилось, а был проведен режим, который был вреден для Горького.
Количественно и качественно лекарства были все допустимы, а индивидуально для Горького они были вредны. Конечно, это не меняет сути дела. Токсическое влияние, вредное влияние проявилось потому, что предел выносливости у Горького был меньше, чем у другого человека.
Что же касается до умерщвления Куйбышева, то изложенное Левиным совершенно правильно. Вследствие очень напряженной, очень нервной жизни у Куйбышева нехватало сил. Нужны были возбуждающие средства, которые впрыскивались ему в виде разнообразных гормонов. Их нельзя впрыскивать непрерывно в течение 365 дней в году, нужно делать перерывы, а эти перерывы не делались. Соответствующее влияние оказывали также и сердечные лекарства, которые Левин назначал.
Вышинский. Как вы характеризуете свои настроения в то время, когда были приглашены Ягодой для сговора об убийстве Куйбышева и Горького? Были у вас тогда антисоветские настроения?
Плетнев. Были.
Вышинский. А вы маскировали эти настроения?
Плетнев. Да.
Вышинский. Каким образом?
Плетнев. Неоднократно говорил о полной поддержке всех тех мероприятий, которые проводились Советской властью.
Вышинский. А в действительности?
Плетнев. Я был несоветским человеком.
Вышинский. Антисоветским?
Плетнев. Да.
Вышинский. Маскировались?
Плетнев. Да.
Вышинский. Двурушничали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Из чего складывался план, который вырабатывался вами вместе с Левиным в отношении умерщвления Алексея Максимовича Горького? Формулируйте кратко.
Плетнев. Утомить организм и тем понизить сопротивляемость.
Вышинский. До возможного и доступно человеческим силам предела?
Плетнев. Да.
Вышинский. Воспользоваться этим состоянием ослабленного организма для чего?
Плетнев. Для возможной простуды и связанной с простудой инфекции.
Вышинский. То есть умышленно создать обстановку неизбежного заболевания какой-либо болезнью?
Плетнев. Да.
Вышинский. И воспользоваться болезнью, чтобы что сделать?
Плетнев. Чтобы применить неправильный метод лечения.
Вышинский. Для чего?
Плетнев. Для умерщвления Горького.
Вышинский. Вот это и был ваш план?
Плетнев. Да.
Вышинский. И вы его выполнили?
Плетнев. Да.
Вышинский. Как вы подготовили организм Горького к тому, чтобы он не в состоянии был сопротивляться болезни?
Плетнев. Эту технику здесь изложил Левин.
Вышинский. Вы этот план поддерживали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Вы добились вместе с Левиным намеченного вами чудовищного результата?
Плетнев. Да.
Вышинский. В отношении Валериана Владимировича Куйбышева вы тоже вместе с Левиным разрабатывали план его умерщвления?
Плетнев. Тоже вместе с Левиным.
Вышинский. И вы вместе с Левиным заботились о том, чтобы этот план был выполнен?
Плетнев. Постольку, поскольку его Левин выполнял, это был общий план.
Вышинский. Почему вы не отказались от этого преступного плана?
Плетнев. Были угрозы со стороны Ягоды по моему адресу.
Вышинский. Почему вы придавали серьезное значение угрозам Ягоды?
Плетнев. Все-таки это был нарком внутренних дел.
Вышинский. Ну а когда он перестал быть наркомом, что вас тогда удерживало от того, чтобы явиться в надлежащие органы и выполнить свой долг гражданина?
Плетнев. Я считал вопрос законченным и умершим.
Вышинский. Умершими были ваши жертвы, а вопрос до сих пор жив.
Плетнев. Теперь я вижу, что он жив.
Вышинский. Вы боялись Ягоды, когда он был руководителем НКВД. Но ведь был такой момент, который длился не день и не месяц, когда Ягода никакой опасности для вас не представлял, когда его сняли с работы в НКВД.
Плетнев. Я думал, что с кошмаром покончено...
Вышинский. Что концы в воду, что никто ничего не знает?
Плетнев. Да.
Вышинский. И что вы попрежнему можете фигурировать, как медицинское светило, будучи в действительности «светилом» бандитского мира. Это так?
Плетнев. Да.
Председательствующий. У защиты есть вопросы?
Защитник Коммодов. В ваших показаниях, подсудимый Плетнев, есть место, где вы говорите, что при разговоре с Ягодой, когда вы стали возражать, он вам заявил: предложение дано не для дискуссии, а для проведения а жизнь. Было такое место?
Плетнев. Да.
Коммодов. Был ли случай при свидании с Ягодой, что Ягода сказал, что против вас имеется компрометирующий материал?
Плетнев. Он мне его не показал, но он говорил об этом.
Вышинский (к Плетневу). А вы не спрашивали, какой же это материал?
Плетнев. Нет, не спрашивал.
Вышинский. А может быть и материала не было?
