В начале 1930-х годов в Москве существовало нелегальное погребальное братство‚ члены которого хоронили евреев по религиозному обряду‚ произносили по покойному "кадиш" – поминальную молитву в течение последующих одиннадцати месяцев‚ устанавливали памятники на могилах на собранные средства‚ отмечали годовщины смерти‚ помогали вдовам и детям; раз в году члены погребального братства произносили специальную молитву‚ прося у покойных прощения‚ так как не имели возможности в полной мере воздать им должные почести.
С помощью Джойнта организовывали в Москве промышленные артели по производству мебели и швейных изделий. Эти артели перевыполняли план‚ завоевывали красные знамена в социалистическом соревновании и получали премии; там находили работу верующие евреи‚ которые не желали нарушать субботу. Из свидетельства очевидца: в одну из артелей приехал инспектор "и, как назло‚ в субботу утром. Конечно‚ ни в правлении‚ ни на производстве никого не было. По подсказке местных жителей он застал почти все руководство в частном доме‚ где после утренней молитвы люди сидели за столом‚ делали "кидуш" (благословение). Назревал скандал... Многие сразу же выехали из Москвы в Ташкент‚ в Самарканд и другие города. Ведь это был печально известный 1937 год!.."
В 1937 году в газете "Эмес" с возмущением писали о "несознательных" родителях‚ которые в дни еврейских праздников не пускали в школы своих детей‚ о изготовлении мацы на Песах, о секретаре партячейки‚ который делал обрезание сыновьям. В том же году запретили еврейским религиозным общинам выпекать мацу; ленинградские евреи послали письма И. Сталину‚ В. Молотову и М. Калинину‚ назвав это подлинным бедствием‚ не имеющим "прецедентов в истории евреев", но запрет не отменили. Государственные пекарни выпекали мацу‚ которая была некашерной‚ и верующие евреи не смогли традиционно отметить праздник Песах.
Представитель Витебского обкома партии докладывал в 1939 году: в белорусском местечке Колышки "до сих пор функционирует синагога, которую посещают до сорока пяти евреев. В дни еврейской Пасхи все еврейское население употребляет мацу, празднует этот праздник. Характерно, что в выпечке мацы участвовали школьники старших классов..." "В сельсовет явилась группа стариков... с просьбой дать разрешение на существование религиозного погребального общества... Хотя разрешение сельсоветом не было дано, эта группа... устроила похороны старушки Гуревич..."
"Да не станет насмехаться грядущее поколение над скромностью деяний и малостью трудов наших. Для тех условий – тяжелых и невыносимых‚ в которых мы жили‚ велики и громадны были эти дела. Во времена горести не отчаивались мы‚ совершалась работа малая‚ но непрерывная – из нее‚ из нее соткано полотно жизни‚ибо дела незначительные сливаются в огромные и создают бытие человеческое... Да не будут потомки пренебрегать самой малой работой – и удостоятся тогда дел великих..." (Моше Мордехай Певзнер‚ еврейский летописец)
4
В 1930-е годы менялся облик городков и местечек Украины и Белоруссии; там появились мебельные‚ бумажные‚ суконные‚ кирпичные‚ деревообрабатывающие фабрики‚ хлебозаводы и мясокомбинаты‚ цеха по переработке овощей и фруктов, которые притягивали к себе окрестное население. В местечках скапливалось большое количество рабочих‚ для которых строили новые кварталы домов‚ улицы заливали асфальтом или мостили булыжником‚ возводили здания почты‚ школы‚ клуба‚ гостиницы и больницы‚ открывали магазины по торговле продуктами и промышленными товарами‚ проводили электричество и радиосеть. Стандартная архитектура новых зданий с непременным памятником Ленину соседствовала со старыми домишками на запущенных улочках окраин‚ которые получили современные названия – Советская‚ Ленинская‚ имени Красной армии‚ а то и улица Фердинанда Лассаля‚ Розы Люксембург или Карла Либкнехта. Городки и местечки Украины и Белоруссии становились неотличимы от прочих населенных пунктов Советского Союза‚ где возводили однотипные здания‚ а улицы получали те же самые названия.
Безликость пришла на смену прежнему облику еврейского местечка; пионеры с комсомольцами распевали на идиш с клубных сцен:
Умерло все старое –
Да будет оно благословенно.
Даже холодные компрессы
Поздно уже класть...
На улицах местечек появились громкоговорители‚ радио входило в дома‚ а вместе с ним – официальная идеология на русском‚ украинском‚ белорусском языках или на идиш. Из сообщений по радио и статей в газетах местечковые жители узнавали об очередных достижениях в промышленности и сельском хозяйстве страны‚ о борьбе с вредителями и враждебными троцкистскими группировками‚ о буржуазии Запада‚ под гнетом которой мучались и голодали многомиллионные массы рабочих и крестьян. Молодежь уже не изучала Тору и Талмуд‚ не знала или не желала знать основ еврейской традиционной жизни; новые веяния увлекали сладостными мечтами о светлом будущем‚ когда все будут равными и счастливыми: "Мы наш, мы новый мир построим..."; новая идеология освобождала от прежней морали‚ от влияния религии и опеки родителей‚ принося ощущение мнимой свободы. Дети салютовали под пионерское приветствие: "Будь готов!" – "Всегда готов!"
Подростки изготавливали самодельные плакаты "Да здравствует комсомол!" и "Лордам по мордам!"‚ выходили на демонстрации под портретами вождей‚ собирали деньги на эскадрилью "Наш ответ Чемберлену" и каждому‚ кто жертвовал хоть копейку‚ выдавали значок – самолет с кулаком вместо пропеллера. Юноши и девушки пели на марше: "Красная армия‚ смело вперед‚ нас товарищ Троцкий в бой ведет..."‚ "Ленин, и Троцкий, и Луначарский – они основали союз пролетарский..."; затем песни о Троцком изъяли из употребления и взамен стали петь о "красном командире" Ворошилове‚ о "мудром и великом" Сталине. Популярны были песни и более проникновенного характера‚ исполняемые в минорном тоне, – для молодежи‚ склонной к задумчивости и меланхолии:
Мы идем на смену старым‚
Утомившимся борцам‚
Мировым зажечь пожаром
Пролетарские сердца...
Прежняя‚ веками сложившаяся в еврейской среде тяга к учению обратилась в желание поступить в институт или техникум‚ получить образование и нужную стране специальность. Это увеличивало отток молодежи из местечек: юноши и девушки отправлялись в окрестные города или в столицы‚ чтобы со временем стать инженерами‚ учителями‚ учеными‚ офицерами Красной армии. По организованному набору КОМЗЕТа были направлены в школы фабрично-заводского ученичества более тридцати тысяч еврейских юношей и девушек‚ которые после овладения специальностью разъехались по индустриальным центрам Украины‚ Урала‚ Дальнего Востока. Еврейская семья – в прошлом оплот общинной жизни – начала потихоньку распадаться. Дети уходили в города‚ взрослые оставались в местечках‚ и когда сыновья или дочери приезжали навестить родителей‚ они ощущали образовавшийся разрыв в мышлении и образе жизни. Отношение к религии‚ соблюдение обычаев или борьба с ними приводили к конфликтам в семьях‚ раздорам с родными и соседями‚ к яростным спорам в защиту или отрицание традиций. Подростки вступали в Общество воинствующих безбожников‚ выпускали стенгазеты и устраивали спектакли с антирелигиозной пропагандой; дети разъясняли родителям вред всякой религии – "опиума для народа"‚ требовали снять мезузы с дверей‚ прекратить соблюдение обычаев; в газетах и по радио сообщали об очередном публичном отречении от религиозных предписаний.
Переняв новую идеологию и образ жизни‚ многие тем не менее сохраняли прежние традиции‚ делали обрезания сыновьям‚ совершали благословение над свечами при наступлении субботы‚ всей семьей усаживались за праздничную трапезу‚ и женщины подавали на стол форшмак из селедки‚ тертую редьку с луком и гусиным жиром‚ гефилте фиш – фаршированную рыбу‚ кугл – запеканку‚ челнт – мясо с фасолью и картошкой‚ фаршированную куриную шейку‚ кисло-сладкое мясо с черносливом‚ цимес из тушеной моркови‚ локшн – вермишель домашнего приготовления‚ прочие традиционные блюда еврейской кухни. Идиш еще сохранялся в семье‚ но перестал быть языком общения на работе‚ в клубе‚ на почте и в магазине. Религиозные евреи уже не могли содержать раввина и кантора на свои средства‚ однако кое-где раввины оставались‚ зарабатывая на жизнь случайной работой. В местечках сохранялись и резники или же приезжали перед праздниками‚ чтобы обеспечить кашерным мясом. Порой устраивали "столы для бедных"‚ как в прежние времена‚ и нуждающиеся евреи сходились туда в обеденное время.
Поселяясь в городах‚ евреи вступали в смешанные браки и даже при браке еврея с еврейкой ограничивались регистрацией в государственном учреждении. В местечках подобный процесс шел медленнее; несмотря на огромные изменения, местечко оставалось хранилищем еврейских традиций и языка идиш. Родители требовали от детей‚ чтобы свадьба состоялась по религиозному закону, и приглашали раввина из города. Смешанный брак в семье у верующих евреев рассматривался как трагедия. В местечке Хащеватом девушка из религиозной семьи вышла замуж за украинца Степана: "Все сбежались‚ как на пожар. Всем не терпелось посмотреть на набожного еврея‚ дочь которого выкрестилась... Все тревожились за своих дочерей – как бы уберечь их от подобного..." Отец девушки семь дней исполнял траур по дочери‚ как по покойнице‚ а затем не пожелал видеть ее мужа и родившегося внука – это случилось в 1937 году.