Каждое 5 ноября лейб-гвардейцы в сопровождении нескольких высокопоставленных лиц спускались в подвалы Вестминстерского дворца и торжественно их обыскивали. Даже в эпоху электричества они освещали себе дорогу старомодными фонарями. Удостоверившись, что в подвалах все спокойно, дворцовые стражи отсылали депешу монарху. В остальной же Англии Ночь Гая Фокса отмечали с куда меньшей церемонностью, зато от души. Хотя Гаю Фоксу так и не удалось поджечь тот фитиль, по всей Англии вспыхивали костры. Развлечения в этот день были удалые, хотя и опасные. Взять хотя бы «огненные шары», т. е. просмоленные шары из ветоши, которые подвешивали между двумя жердями, поджигали и носили по улицам к вящему восторгу всех пироманов.
Чтобы костер не горел даром, на нем сжигали чучело, изображавшее Гая Фокса. Хворост для костра ходили собирать по домам. Обычно соседи делились своими дровами, а вот скрягам, не желавшим расстаться хотя бы с одним поленом, могли и забор разобрать. Ведь годилась любая древесина, не обязательно отданная добровольно.
Набитое соломой чучело несли по улицам на стуле или катили в телеге, в то время как носильщики клянчили у прохожих «пенни для Гая». Сожжение чучела сопровождалось бодрыми песенками:
Дайте нам медяк за Гая,
Мы его припоминаем:
У бедняги глаз подбит,
В башмаке — дыра сквозит,
Видно, пятым ноября
Он прославился не зря!
В других вариантах приводился более подробный список его злодеяний:
Добрые люди! В это же день
Старый Гай Фокс и паписты его
Парламент взорвать хотели!
Но к Старому Нику,
Все до одного,
На веревках пеньковых взлетели!
Их теперь поджарит ад,
Как на вертеле цыплят!
Взвейся выше, жар костра!
Ура! Ура! Ура!
А в Кембриджшире недобрым словом поминали папу римского, полагая, что это он научил Фокса всяким пакостям:
Для папы — обновку,
надежную веревку,
Головку сыра — помянуть,
Бочонок — пива отхлебнуть,
Огонь пожарче разведем —
Изжарим над огнем.
Нечистые на руку личности пользовались неразберихой, чтобы проворачивать свои делишки. Пятого ноября 1868 года мужчина в костюме клоуна вломился в табачную лавку в лондонском районе Бетнал Грин. Шутник начал кувыркаться и выделывать коленца. Пока табачник пытался выдворить шумного посетителя, его сообщник схватил упаковку сигар и бросился наутек. По схожему принципу работали карманники: в то время как один отвлекал прохожих виршами о Фоксе, второй выуживал их кошельки и часы.
Период сухой и теплой погоды в конце октября — начале ноября именовался в Англии «мартиновым летом», в честь святителя Мартина Турского. В его день, 11 ноября, в Шотландии истекал срок аренды и найма. Среди работников День святителя Мартина был известен как День сбора пожитков. Батраки, которых нанимали на полгода или год, собирали свой нехитрый скарб и уходили с одной фермы на другую. В это же время часто проводились статутные ярмарки.
Ко Дню святителя Мартина приурочивали ежегодный забой скотины, что объяснялось как экономическими, так и фольклорными причинами. Небогатые крестьяне не могли прокормить скотину в течение скудной зимы, так что поголовье скота приходилось урезать. Вместе с тем в Шотландии и Ирландии существовало поверье, что в День святителя Мартина, а также на Новый год должна пролиться кровь. Если этого не произойдет, семейство постигнет беда. Так что 11 ноября отец торжественно закалывал свинью или же резал домашнюю птицу и вся семья вкушала мясные блюда.
Раз в году английские ремесленники справляли свой профессиональный праздник. К примеру, 23 ноября кузнецы вспоминали своего покровителя, святого Клемента. Кузнецам особенно импонировало, что этого мученика привязали к якорю и утопили в море. Следовательно, он оказался очень тесно связан с металлами и металлургией. По случаю праздника закрывались все мастерские, а кузнецы шли в церковь за благословением. Излюбленная забава в этот день — поджог порох на наковальне, чтобы шум от взрывов отогнал всю окрестную нечисть.
В Сассексе традиционным угощением для кузнецов была запеченная свиная нога с шалфеем и луком и, само собой разумеется, вдоволь пива. В первой половине XIX века стали популярны парады, во время которых один из кузнецов изображал «старину Клема».
Два дня спустя отмечали День святой Екатерины Александрийской, покровительницы швей и прях, а также мельников, возчиков, каретников и всех, чей род деятельности так или иначе связан с колесами. Император Максимин, правивший в начале IV века н. э., приговорил христианку Екатерину к пытке на колесах, утыканных железными шипами. Благодаря Божественному вмешательству колеса раскололись, а шипы полетели в сторону зевак, собравшихся поглазеть на муки девы. Пришлось казнить святую отсечением головы, что было далеко не так зрелищно. Тем не менее именно колесо стало ее наиболее узнаваемым атрибутом.
С особым воодушевлением «День Кэттерн» праздновали в Хартфордшире — графстве, славившемся кружевницами. Поговаривали, что искусство плетения кружев появилось здесь благодаря тезке святой, королеве Катерине Арагонской, проведшей несколько лет в соседнем Бедфордшире. По легенде, королева была столь щедра, что однажды сожгла все свои кружева, чтобы обеспечить работой местных умелиц. По случаю праздника в Хартфордшире устраивали парад. Во главе торжественной процессии ехала украшенная лентами телега, в ней сидела девушка с прялкой и пела:
Королева Катерина, всех прекрасней, едет к нам.
В раззолоченной карете, за ней свита по пятам.
А мы пойдем прясть, прясть, прясть.
А мы пойдем прясть.
А уже через месяц вновь зазвучат рождественские песнопения.
Несмотря на различия в условиях жизни среди английских классов, вера в сверхъестественное была присуща как простолюдинам, так и «сливкам общества». Наиболее суеверными были представители профессий, связанных со значительным риском для жизни, — например, рыбаки и шахтеры.
Многие фольклорные обычаи и обряды являлись пережитками средневековых представлений о мире, но с развитием науки и техники они очень долго не сдавали своих позиций.
Крестьяне старались задобрить волшебных существ, от доброй воли которых зависело благополучие любого дома. Как ответил ирландский крестьянин на вопрос поэта Уильяма Батлера Йетса: «Видел ли я фейри? Да мне от них покоя нет!»
Вместе с тем соблюдение фольклорных предписаний требовало времени, а оно было далеко не у всех тружеников.
Приверженность суевериям во многом зависела и от индивидуальных особенностей человека. Их можно перерасти со временем или, наоборот, стать более суеверным на закате жизни. Можно верить в них только наполовину или же самому выбирать, во что верить, в зависимости от жизненных обстоятельств.
Средний класс, как это ни странно, тоже верил в фей! Еще поэт Уильям Блейк описывал похороны фей, увиденные им в саду: «Я услышал тихие и приятные звуки, но не знал, откуда они доносились. Наконец широкий лист на цветочном стебле зашевелился, а под ним показалась процессия существ, размером и цветом похожих на зеленых и серых кузнечиков, которые принесли покойника на розовом лепестке, похоронили его с песнями и исчезли».
Кроме того, в XIX веке высшие слои общества увлекались спиритизмом — общением с духами умерших. Это показывает, что там, где отмирали старые суеверия, непременно рождались новые. Артур Конан Дойль, подаривший миру безупречного логика Шерлока Холмса, был завзятым спиритом, а в 1922 году написал книгу «Пришествие фей», в ней он защищал от нападок скептиков двух кузин из Коттингли, якобы сфотографировавших фей.
Казалось бы, этнографы должны беспристрастно относится к объекту своих исследований, но даже они верили в сверхъестественное. Вальтер Скотт не сомневался в реальности ясновидения. Сабин Баринг-Гулд, выдающийся фольклорист и медиевист, вспоминал, что в детстве наблюдал, как карету, в которой он путешествовал с родителями, окружила толпа гномов. Уильям Батлер Йейтс и Уолтер Эванс-Венц, принадлежавшие к теософскому течению, полагали, что Ирландия по-прежнему кишмя кишит фейри. Даже те, кто не считал фейри и привидений пришельцами из иных миров, пытались объяснить их существование с точки зрения науки и теории эволюции.
Кроме веры в существование злых духов, призраков, ведьм и эльфов в викторианском фольклоре большую роль играли праздничные и профессиональные суеверия, магические способы исцеления и предсказания судьбы. Иногда кажется, что без знания фольклора викторианец и шагу не мог ступить из дома. Впрочем, светские условности осложняли жизнь не меньше, чем пережитки прошлого.
