нападения... Я принял решение прожить свою жизнь так, чтобы мне не было стыдно, когда придет моя смерть».
Но, может быть, он думал в эти последние, трагические дни своей жизни совсем о другом.
Убежище фюрера в Берлине было самым надежным и безопасным местом в горящем городе. В нем, не выходя на поверхность, можно было бы выдержать долгую осаду. Под рейхсканцелярией находился целый комплекс хорошо защищенных подземных укрытий, расположенных в два яруса. Бункер фюрера находился на самом глубоком и самом надежном уровне. Он состоял из нескольких помещений, где Гитлер жил, питался, работал с документами и проводил совещания.
В 16.00 у фюрера состоялось традиционное служебное совещание по военным вопросам. Оно началось, как обычно, докладом о положении на Восточном фронте генерала Кребса от ОКХ и Йодля от ОКВ. Данные были неутешительными: на всех фронтах и на направлениях положение было катастрофическим. Генералы смотрели на фюрера в ожидании инструкций. Однако никаких инструкций не было.
Вплоть до дня рождения фюрера считалось, что сразу после праздничной церемонии он покинет столицу рейха. Генералы и ближайшие соратники пытались убедить Гитлера покинуть Берлин, пока еще оставался коридор для отхода. Но Гитлер фанатично верил в чудо, в возможность не просто дать отпор лавине советских армий, но и переломить ход битвы и войны в целом в свою пользу.
Фюрер не внял уговорам военных. Его судьба виделась ему в сражающемся Берлине, ибо здесь, по его убеждению, русские должны были понести самое решительное поражение за всю войну.
Вечером того же дня из столицы началось массовое бегство нацистов. Из города вереницей тянулись машины, груженные имуществом и документами государственных и политических организаций Германии. Исход из Берлина осуществлялся и по воздуху самолетами Люфтваффе. Среди тех, кто покинул столицу, были Геринг, Гиммлер, Риббентроп, Дениц, Шпеер и многие другие. Геринг в последний раз навестил Гитлера в 13 часов, после чего, во главе колонны грузовиков, груженных ценностями и имуществом из своей любимой резиденции Каринхолл, Геринг покинул Берлин.
Соратники фюрера, столь преданные ему в недавнем прошлом, уже не уповали на чудо и не верили в Гитлера. Более того, каждый из высокопоставленных нацистов лелеял надежду в той или иной форме заменить его на посту вождя германского народа.
На следующий день Гитлер лично отдал распоряжение генералу Ф. Штейнеру организовать и провести решительный контрудар силами всех наличных войск и ополченцев южнее пригорода Берлина. На этот контрудар фюрер возлагал большие надежды, считая, что он способен переломить ход войны. Фанатичная вера в свою судьбу и предназначение, упование на чудо не позволяли ему трезво оценить обстановку. Контрудар Штейнера уже был невозможен, но в глазах фюрера это был последний шанс.
Критическим для Адольфа Гитлера стал день 22 апреля. Чуда не произошло. Надежды Гитлера рухнули окончательно, когда на следующий день он узнал, что никто даже и не предпринял никаких мероприятий по организации контрудара. Верховный главнокомандующий не смог даже связаться с самим Штейнером, никто в окружении вождя не имел представления о месте его нахождения.
В три часа дня 22 апреля в бункере Гитлера глубоко под землей состоялось решающее совещание, в котором участвовали лишь четверо: сам Гитлер, его личный заместитель Мартин Борман, фельдмаршал Вильгельм Кейтель и генерал-полковник Адольф Йодль. В помещении находились также два стенографиста. Совещание из-за бомбардировки авиации противника длилось с перерывами до позднего вечера.
Фюрер был в бешенстве. Он проклинал всех и вся — за ложь в донесениях, за неспособность вермахта и даже войск СС переломить обстановку. Гитлер всегда рассчитывал на СС как на наиболее верные и преданные ему лично отборные части, способные спасти рейх в трудную минуту.
В бешенстве фюрер пронзительно визжал: «Это конец. Все меня покинули. Кругом измена, ложь, продажность, трусость. Все кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине. Я лично возьму на себя руководство обороной столицы Третьего рейха. Остальные могут убираться куда хотят. Здесь я встречу свой конец».
Истеричные припадки бешенства сменялись у Гитлера моментами полного отчаяния и депрессии. Еще вчера фюрер призывал «бороться до самого конца», однако теперь он лишь повторял: «Я должен умереть здесь, в Берлине. Я погибну здесь...» В расстройстве он покинул совещание и удалился в свои апартаменты. Чувствуя потребность с кем-то поговорить, Гитлер позвонил Геббельсу и пригласил его с семьей перебраться к себе бункер. Геббельс принял приглашение и по подземному туннелю перешел в бункер рейхсканцелярии вместе с женой Магдой и шестью детьми — Хельгой, Хильдой, Гельмутом, Хольдой, Геддой и Хайдой. Чета Геббельсов в беседе с фюрером уверила его в своей преданности и намерении покончить с собой, но не сдаться в плен. Фрау Геббельс добавила, что она намерена предварительно отравить своих детей и никакие возражения даже со стороны фюрера она не приемлет.
Трудно сказать, что двигало этой немецкой женщиной, спокойно рассуждавшей об убийстве своих детей. Железная воля, фанатизм, нервное расстройство, психическое заболевание...
Чуть позже, 27 апреля, Магда Геббельс получит из рук Гитлера золотой партийный значок, по которому ее тело потом будет опознано в обгоревшем женском трупе во дворе рейхсканцелярии. Но это будет потом...
Кстати, о Геббельсе. После него остались дневниковые записи, в которых через призму его личного восприятия проходит вся картина агонии фашистского рейха. Подробно о последних днях и настроениях нацистского идеолога известно из допроса его личного референта по вопросам науки и культуры В. Хейрихсдорфа. Последний показал:
«...После того как русские ворвались в Берлин, Геббельс был крайне подавлен и я определил бы его состояние, как фанатическое отчаяние. Он, как мне кажется, понимал, что гибель неизбежна, но все же сохранял какие-то остатки надежды. Эти остатки надежды покоились на уверенности в том, что конфликт между СССР, с одной стороны, и Англией и Америкой, с другой, вот-вот должен разразиться. Ежедневно Геббельсу тщательно подбирали весь материал, поступающий из газет, через радио и из других источников о противоречиях между союзниками. Этот материал подбирался тенденциозно, я сам его неоднократно читал. Он действительно производил впечатление, что разногласия очень серьезны и дело каждую минуту может дойти если не до войны, то до разрыва. Первой серьезной предпосылкой для этого Геббельсу представлялась Польша, второй — встреча русских и англо-американских войск. Я до сих пор полагаю, что конфликт между союзниками неизбежен, и сожалею, что он не произошел еще тогда, когда можно было спасти Германию.»
Геббельс как государственный деятель делал ту ошибку, что, правильно предвидя этот конфликт, слишком оптимистически рассчитывал его сроки. Незадолго до своей смерти Геббельс напомнил своим приближенным, что он всегда считал войну с Россией
