Науки были любимы в уединенной келье. Верхуслава, невестка кн. Рюрика, ревностно покровительствовала ученым мужьям: епископу суздальскому Симону и монаху киевской лавры Поликарпу (около 1226 г.). Период татарского владычества, мрачный для воспоминания, но утешителен крепкой верою. Святители и пастыри проповедовали христианское смирение и утверждали в уповании на Бога защитника. Духовенство, приобретя большое влияние на народ, умело защищать его пред ханами. Так, митрополит Св. Алексей успокаивал свое отечество ходатайством в Орде; архиепископ ростовский старец Вассиан, Демосфен своего времени, напоминал Иоанну III (в 1480 г.) стоять крепко за отечество и веру. «Наше дело говорить царям истину», — писал он к царю. — «Что я прежде изустно сказал тебе, славнейшему из владык земных, о том и ныне пишу, ревностно желая утвердить твою душу и державу. — Когда ты поехал из Москвы к воинству с намерением ударить на врага христианского, тогда мы, усердные твои богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победою. Что же слышим? Ахмат приближается, губит Христианство, грозит тебе и отечеству: ты же от него уклоняешься! — Государь! Каким советам внимаешь? Помысли! Предать землю русскую — мечу и огню; людей погибели! Чье сердце каменное не обольется слезами от единой мысли? О, Государь! Кровь вопиет на небо. Мы уповаем на Вседержителя, что ты не оставишь нас и не будешь именоваться предателем отечества. Отложи страх: Господь мертвит и живит. Поревнуй предкам своим: они хранили русскую землю и покоряли многие страны. Мы все благословляем тебя на Ахмата, не царя, а разбойника и богоборца. Лучше солгать и спасти государство, нежели истинствовать и погубить его»[39].
Этот самый период замечателен духовными сочинениями митрополитов: Киприана (1406 г.), Фотия (1410), Григория Самблака и Макария, которые, конечно, не все в духе народном, зато везде проникнуты священным чувством любви к отечеству. Такой дух господствовал постоянно в нашем дорогом отечестве; такой дух спас Россию и вручил ее венценосным Романовым. — Иоанн В. и Борис Годунов вызывали иностранцев и старались поселить науки. Годунов предполагал даже открыть в Москве университет, по крайней мере высшее народное училище. Царствование его, нарушенное смутами Лжедимитриев, не дало созреть благим начинаниям — это предоставлено было счастливому веку императрицы Елизаветы.
НЕПОКОЛЕБИМОСТЬ НАРОДА И ЕГО СЛАВА
Наступала новая гражданская жизнь, появлялись новые источники благоустройства; но это совершилось не вдруг, потому что предстояла еще сильная борьба народу: ему надлежало бороться со своими непримиримыми врагами — соседями: поляками, шведами и татарами крымскими. Укрепляемый любовью народа, Михаил принял царский венец (1613 г. мар. 3). Призванный им единодушно, он ревновал о благоденствии и упрочил его, сколько было возможно. Он прекратил споры за московскую корону, уничтожил крамолы внутри отечества и восстановил достояние России; но мы не знаем, кто был во всех сих действиях душою неопытного и юного государя? Когда святитель Филарет томился неволею в Варшаве, кто врачевал тогда раны нашего отечества?[40] Кто указывал ему на благо общественное? Видим блистательных полководцев, но они были сильные на войне, а не в совете; были крепкие мужеством, а не знанием науки государственного управления. Кн. Одоевский, истребитель шайки атамана Заруцкого; кн. Пожарский, спаситель отечества, поражавший еще скопища лисовщины[41]; боярин Лыков, памятный шведам своею доблестью; боярин Шеин, защитник Смоленска, и другие радовали отечество и доказывали его силу[42].
Борьба с теми же неприятелями продолжалась в царствование Алексея Михайловича и была упорнее. Зато принятие Малороссии под покровительство России (1654 г. янв. 8) и прекращение войн миролюбивыми и полезными договорами с неприятелями укрепили нас во владении. Великий муж этого времени Аф. Лавр. Ордин-Нащокин много содействовал утверждению Малороссии за Россиею. Друг человечества, достойный сын России А. С. Матвеев трудился и умер за честь и пользу. — Недоставало исполинского гения, который вдвинул бы Россию в систему европейских государств, ибо русский народ любил пламенно свое отечество, а с такою любовью чего нельзя было предпринять и совершить? — Явился великий ум, и слава России озарилась сиянием Петра. Он соединил нас с Европою и показал нам выгоды просвещения. — Мы как бы одним взглядом присвоили себе плоды долговременных ее трудов. Великий монарх едва указал воинам, как надобно сражаться, они уже летали от побед к победам. Явились наши полководцы и доказали, как мы умеем бить шведов и поляков. Победные звуки разнеслись по Европе. — Прежний порядок управления изменился, преобразовались все сословия людей, появились лучшие законы, правильные судилища. — Между многими доблестными подвигами его полководцев не менее поражает меня кн. М. М. Голицын, взявший Шлиссельбург. Взятие этой крепости было ему поручено; осаждаемые были поражаемы со всех сторон; войска гибли, но не отступали. — Царь велел прекратить осаду, но Голицын, влезая на крепостные стены, отвечал посланному: «Скажи Государю, я теперь не ему принадлежу, а Богу». — Крепость обливалась кровью, и стены ее пали пред Голицыным. Отец народа облобызал с гордостью сына отечества[43]. Венценосный Петр сам на себе показывал примеры самоотвержения, и между многими: Полтава и Прут.
Великий монарх созидал величие своего отечества на отдаленные грядущие века. Он везде сам судил, сам избирал мужей и не ошибался в выборе своих сотрудников, которые если не стоят наряду с ним, то и не могут быть отделены от него: — Головины, Меньшиковы, Голицыны, Головкины, Шафировы, Долгорукие, Остерманы и многие другие.
Примеру своего отца следовала неукоснительно Елизавета; оружие ее воинов: Минихов, Лассиев, Апраксиных, Фермора, Салтыковых — гремело повсюду; хитрые действия политика-канцлера гр. Бестужева-Рюмина дали чувствовать Европе быстро возраставшее могущество русских. Но что можно сравнить с исполинскими делами Екатерины II? — Иоанн III был творец России, Петр I ее преобразователь, а Екатерина II, мудрая и прозорливая, вознесла ее на верх славы: она венец народной гордости! Обнимая в уме своем систему европейских государств, она не упускала из виду Швеции, Польши и Турции. Она приобретала земли для пользы России, ее могущества и внешней безопасности. Она знала, что все союзы и дружественные договоры суть только кратковременное перемирие и что единственный способ утвердить их — следовало держать неприятелей в трепете. Европа испытывала это многократно и убедилась, что монархиня не разрывала мира без нарушения его другими, и когда меч блистал в руках ее полководцев, тогда было горе супостатам! Проницательный взор ее нашел Румянцевых-Задунайских, генералиссимусов Потемкиных-Таврических, Долгоруковых-Крымских, генералиссимусов князей италийских графов Суворовых-Рымникских, — бича турок, карателя Польши и грозу французов. Последние изведали в Италии весь ужас его штыков. Этот альпийский герой, Аннибал русский, трепет нерешительных австрийцев летал от побед к победам по одному мановению Великой в империи жены — Екатерины II. — Когда он вошел в Италию, тогда казалось, что великие тени Фабрициев, Камиллов, Сципионов, восстав из гробов, смотрели с удивлением на трофеи его. Суворов принадлежит к числу необыкновенных полководцев. Где он ни сражался, везде побеждал. Подобно Цезарю, он ставил себя выше судьбы. Он не шел, а летел к славе, которая встречала его с лавровыми венками. Цезарь, Суворов и Наполеон — вот явления всемирные! Дальновидный взор, изумительная быстрота и верный удар были родные им свойства. — Русские не останавливались, шли вперед, думали о пользе и славе, и вскоре молниеносные их орудия осветили Эвксинский Понт. — Здесь увековечили себя Орловы-Чесменские. — Принцы Кобургские ревновали <к> Чесменским; Ферзены текли по следам Рымникского. Умные государственные мужи: Панины, Безбородко, Репнины, Штакельберги, отец и сын, благодетельные Бецкие, вдохновенные Державины увенчали имя русское. Не здесь исчислять блистательные дела, украшающие по справедливости гордость народную. Довольно, что век Екатерины не разделен с именем русского. Не здесь, а в бытописании царств должно следовать за величием России. В сиянии славы и благоденствии народ рукоплескал уму Екатерины и ее сотрудникам. От берегов Невы до Царьграда, от льдистых стран Северного моря до благословенной Италии, от кавказских хребтов до Пекина — все говорило и завидовало русским.
Наше отечество, наслаждавшееся миром, вскоре было вызвано на новый бой с непобедимым для Европы Наполеоном. Чрезвычайные его победы наводили повсюду ужас; русские точили оружие и встретили, к удивлению его, внутри своих земель. Барклай-де-Толли, Багратионы, Кульневы, Раевские, Коновницыны и Ермоловы бились и изумляли врагов, не веривших самим себе, что они воюют с русскими. Они еще не знали их! Когда Кутузов принял начальство над войсками[44], тогда открылась народная война. Каждый закипел духом мужества: юноша и старик, земледелец и богач, женщины и духовенство. Все и повсюду ревновало о спасении любезного отчества: несли добровольно груды золота, составляли ополчения, помогали раненым и одушевляли их. Мать не оплакивала падшего сына, но гордилась его смертью; отцы, благословляя детей на брань, напоминали им священный долг — умереть с оружием: да не посрамим земли русской! — Дано кровопролитнейшее сражение на бородинских полях, названное битвою полководцев (авг. 26). Сто восемь тысяч нашего войска билось с 180 000 неприятельской армией; гром 2000 орудий гремел беспрерывно; земля дрожала, кровавые реки лились, и мы ни на шаг не отступали. Наконец, отдали Москву; неприятель вошел сюда, не думая, что вновь раздадутся отсюда молниеносные перуны на его погибель; что Москва сделается гробом для двадцати его союзников. — Наполеон предложил здесь мир, говоря: война уже кончилась, но Кутузов-Смоленский отвечал ему: война теперь только начинается. Последовали битвы решительные; ряд полководцев: Витгейнштейны, Милорадовичи, Платовы, Орловы-Денисовы, Баговуты, Бенигсены и другие соперники славы явили образцы бесстрашия и любви к отечеству. А народ и неопытные ратники — партизаны, ища не славы, а справедливого наказания своему врагу, спешили наперерыв вредить ему: отнимали у него жизненные припасы, нападали неожиданно в тыл, делали засады, рубили лес и жгли его, или, укрываясь в нем, внезапно бросались на неприятелей с копьями, косами, ножами и топорами; загоняли в болота или озера и топили целыми отрядами; зажигали собственные дома и целые селения, где проходил неприятель; отнимали у него всякое средство для приюта и жизни. Недостаток в жизненном продовольствии, наставший зимний холод, будучи ужасным для самих туземцев, увеличивал еще более опустошение и погибель и к концу 1812 г. врага уже не стало в России! Этот год, обремененный славою русских, перешел с ними во храм бессмертия. — 1612 и 1812 годы оба были обагрены кровью и увенчаны лаврами. Там и здесь одна народность спасала отечество; там и здесь пожинались лавры на кострах мертвых, и со снежных полей Петербурга русские развернули победные свои знамена на стенах Парижа. Европа невольно воскликнула: велик Бог русской земли — велик и народ ее! — Народ, изливая чувства благодарения пред престолом Всевышнего, наименовал Александра, любимого своего монарха, благословенным, а Кутузова — спасителем; но история с их именами записала в свои бессмертные листы чудесные дела русских.
