«Дельце есть», — вспомнил Алексей и почувствовал в этих словах что-то колючее.
По дороге домой он забежав с магазин и взял большую бутылку вина. «Такое ей, конечно, можно», — подумал он, разглядывая красивую этикетку.
Татьяна, встретив его, рассмеялась.
— Сама все выпью!
— А знаешь, что я придумал? — сказал он. — Выкопаю на речке карагач и посажу во дворе… В честь того, что ты такая хорошая…
Часа через полтора в окошко стала заглядывать молодая карагачевая ветка.
За ужином болтали. Татьяна ограничилась рюмкой вина. Алексей наливал себе, пока не увидел, что бутылка пуста.
Отправив Танюшку спать, он накинул на плечи пиджак, взял фонарик и вышел во двор подышать.
Небо еще днем обложили тучи. Дождя не было, но все пропиталось осенней сыростью. В разных концах поселка тускло желтели развешенные на столбах лампочки. Невдалеке грохотала совхозная электростанция.
Он уже собирался возвратиться, по услышал гул автомашины. Вспомнил о Драчуке.
Машина остановилась напротив. Хлопнула дверца кабины. Кто-то зашагал к дому. Алексей посветил фонариком.
— А, ты уже ждешь! — раздался знакомый голос — Алексей не знал, что ответить.
— Работенки — часа на два, — быстро, почти шепотом заговорил Драчук. Тут магазинчик понимаешь… Барахлишко сегодня подбросили. И сторожа нет.
Алексею словно всыпали горящих углей за пазуху.
— Пошел вон! — замахнулся он фонариком.
Но железные пальцы Драчука впились ему в руку.
— Ты что? — умоляюще глядел он на Алексея. — Иль мы с тобой не договорились?
Алексей кипел от негодования.
— Остынь, Леха. Ты, чую, хлебнул для храбрости. И мы немножко того… Кабы справились втроем, с тобой бы, дурнем, не связывались. Помнишь запчасти для трактора? Из-за тебя рисковали. А ты в кусты, да? Не выйдет…
Алексей вырвал руку из железных клещей Драчука и что было силы толкнул его в грудь.
— Завтра же к директору…
Но фразы Алексей не закончил. Тяжелый кулак угодил ему в переносицу. Голову хватило электрическим разрядом.
Во рту что-то горячее, сладковатое. Едва сплюнул, как звонкая пощечина снова обожгла лицо.
Из темноты вынырнули двое. «Коллеги» Драчука. Алексей с размаху опустил фонарик па голову ближайшего. Послышался хруст стекла. Алексей замахнулся еще, но замер на мгновение и обеими руками схватился за лицо. Левая щека залилась кровью.
— Это пустяк, — услышал он злорадный голос.
— Вздумаешь доносить — запорю.
— Завтра же! — повторил Алексей.
Кулаки, как пудовые гири, обрушились на него. Тело начало деревенеть. В темноте кто-то приближался с заводной ручкой от автомашины. Алексей хотел кричать, звать на помощь, но из груди вырвался лишь сухой хрип. Собрав силы, он метнулся к крыльцу своего дома, заскочил в сенцы и сорвал со стены двухстволку…
Помнит он сноп пламени и лицо Драчука, выхваченное на мгновение из ночи и перекошенное в ужасе…
— Дяденька!.. очнувшись, будто от сна, услышал Алексей.
Солнце давно скрылось. Небо сделалось чернильно-темным, на нем густо высыпали осенние звезды. Двое малышей убежали домой. Только этот, назвавшийся Колей Драчуком, нс уходил.
— Дяденька, вам негде ночевать, да?
— Не беспокойся, дружище, где-нибудь устроюсь.
— И столовая уже закрылась, — раздумчиво продолжал малый, Алексей встал, подхватил пиджак и мешок и протянул ему руку:
— Идем, провожу.
Мальчуган не мог скрыть радости:
— Мы живем рядом… И мама с работы уже пришла…
А тут, — он обернулся и указал на едва заметный в темноте карагач, тут дом стоял. Плохой, побитый… Никто не жил в нем… Раньше тетя Таня с Ирочкой, моей подружкой, жили. Потом уехали. Мама говорит далеко-далеко, под Москву.
— А дом?
— Завалился. Антипыч бульдозером поравнял, и стало хорошо играть.
— Ну вот ты и пришел, — незнакомец остановился против небольшой избы, словно придавленной к земле и давно нуждавшейся в ремонте.
«Войти или нет?» — колебался Алексей. Он понимал, что дом этот единственное место, где можно получить какие-то точные сведения о Татьяне. За восемь лет он, «зэк» Китов, узнал лишь, что у него родилась дочь и что назвали ее Ириной. С Татьяной переписка оказалась невозможной.
Потрясенная всем случившимся, она задолго до родов слегла в больницу. Писать ему не могла. Может, она поверила, что он вор и убийца? Это невозможно! Но кто знает?
На следствии и суде Алексей твердил единственное: виноват… Он уже свыкся с мыслью, что счастье потеряно навсегда. Но когда срок подошел к концу, в нем вспыхнула надежда: Танюшка, конечно, не может не ждать, она непременно ждет. Надежда овладела всем его существом. По ночам в его воображении, как в калейдоскопе, проносились встреча с женой и дочерью, прогулки с ними на ближайшее озеро. Иришку он ясно представлял и без фотографии: черноголовая, ласковая, задумчивая — словом, вылитая Татьяна… Выйдя на свободу, он сграбастал свою волю в кулак и месяца два работал на самых тяжелых работах.
Грузил. Копал землю. Валил лес. Трудился, как зверь, лихорадочно. Он знал, что им, женщинам — Татьяне и Иришке, трудно. Что он должен помочь. Сразу же! У него будут деньги… Но вдруг где-то, в тайниках, зашевелилось сомнение. Он бросил все, получил расчет, и вот он здесь…
— «Войти или нет?» — мучительно раздумывал он.
Дверь отворилась. На пороге появилась женщина. В ярком свете электролампы, снопом вырвавшемся в открытую дверь, Алексей увидел до боли знакомое лицо. Наташа!
— Коля! — требовательно позвала женщина. Со света она ничего не видела в сумерках.
— Иду, мам! — поспешил откликнуться мальчуган.
— Дяденька, подождите, я сейчас! — она умоляюще посмотрел на незнакомца и побежал к дому. Женщина скрылась за дверью. Мальчик с порога еще раз взглянул в сторону незнакомца и тоже скрылся.
«Войти или нет?»
Дверь снова распахнулась. Алексей увидел знакомого мальчишку в необъятном до пят пиджаке.
— Это костюм моего папы, — гордо заявил малыш, подойдя к Алексею. — У меня был папа, — добавил он так, будто боялся, что незнакомец ему не поверит.
— Да, да… конечно, — сказал Алексей.
Шрам на щеке серебрился в электрическом свете.
Алексей достал из внутреннего кармана своего пиджака небольшой сверток, бумагу и карандаш.
— Отнеси маме, — черкнув что-то на бумаге, передал он все мальчугану.
Мальчик исполнил приказание. Он был очень удивлен, когда увидел, как мать, развернув сверток, побледнела.
Четыре сторублевые бумажки. На листке мужским неловким почерком: «Здравствуй и прощай, Наташа. Это малышу. Алексей».
Дрожащей рукой мать сжала деньги и, бросившись к двери, выскочила на улицу.
На дворе была непроглядная ночь. И едва слышен удаляющийся топот тяжелых ботинок.
В ЗЛОБИН.
Старший инспектор Аягузского районного отделения внутренних дел Манкенов взглянул на литсотрудника газеты и сказал:
— Уголовных дел через руки любого следователя в течение двух-трех лет проходят десятки. Все они неповторимы, у каждого своя специфика, своя окраска. Но есть дела в чем-то похожие друг на друга. Например, бывают хищения социалистической собственности, которые осуществляются группой тесно связанных друг с другом лиц. В этой шайке каждый ее член точно знает свою роль. Они связаны круговой порукой, в случае провала иногда пытаются подсовывать следователю одну и ту же заранее подготовленную версию. А бывают другие дела, при которых следствие тоже как будто сначала натыкается на довольно широкий круг лиц. Но постепенно выясняется, что это только замешанные, а не преступники. Кое-какие нарушения они совершали, но или совсем не получили никакой выгоды от этого, или получили очень незначительную. И мало-помалу они отходят в сторону, и в центре дела оказывается один единственный человек, от силы — двое, которые и совершили преступление. А все остальное, весь клубок дела — накручен этим одним или двумя.
— Любопытно, — усмехнулся журналист. — Зачем же преступник вовлекает в свое дело мало или совсем незаинтересованных лиц? Ведь таким образом он увеличивает вероятность того, что он будет разоблачен.
— Да, риск, конечно, увеличивается. Но тут есть два важных обстоятельства. Во-первых, преступник просто физически иногда не может один совершить или скрыть преступление. Он живет среди людей, а не в безвоздушном пространстве. Он вынужден искать какого-то содействия, пусть даже незначительного. И второе обстоятельство: ведь преступник далеко не всегда открывает людям, которых он втягивает в незаконные действия, характер, объем дела.
Очень часто какой-нибудь конкретный человек, к которому обращается расхититель социалистической собственности, должен по его просьбе выполнить лишь какое-то незначительное действие, смысл которого не очень-то ясен. Преступник сплошь и рядом просит, чтобы его «выручили», «помогли» ему и т. п. Люди, будучи отзывчивыми по натуре, выполняют просьбу, идут иногда при этом на мелкие сделки со своей совестью. Но понять смысла своих действий они часто не могут, потому что другие звенья дела скрыты от них. А фактически такие сердобольные «помощники» оказывают иногда матерому преступнику очень важные услуги, помогают совершению или сокрытию преступления.
