В 1923 году издали в Харькове сборник на иврите "Цилцелей шама" ("Звенящие цимбалы") тиражом в сто экземпляров. Понадобились долгие хождения по инстанциям, чтобы добиться разрешения на выпуск этого сборника тридцать две страницы малого формата. Через два года после этого группа писателей получила разрешение выпустить на иврите сборник стихов и прозы "Берешит" ("В начале"). Книгу отпечатали в Берлине и прислали в Москву триста экземпляров; ее авторы желали "сквозь первозданный хаос‚ сквозь кровь‚ огонь и клубы дыма" увидеть рождение иного мира без неравенства и эксплуатации. Но по соседству с пафосом и плакатностью соседствовали строки раздумий и сомнений – к примеру‚ обращение к старой бабушке: "Твой внук лишь гасит искры в своей душе‚ но нового огня не зажигает. Кто же осветит ему сумрачную ночь?.."
В 1927 году в Харькове увидел свет сборник стихов поэта Б. Фрадкина‚ посвященный десятилетию Октября: это была последняя книга с художественными произведениями на иврите в Советском Союзе. В том же году разогнали ленинградское объединение группы "гебрейских писателей" и многие из них попали в тюрьму; иврит оказался единственным из языков различных народностей Советского Союза‚ который подлежал запрещению, хотя по этому поводу не было издано ни одного постановления. В своем обращении к властям писатели настаивали на принятии какого-либо решения: "Если наш язык по непонятным для нас причинам вреден и контрреволюционен‚ то мы требуем его запрещения законом. Если же национальная политика допускает существование всех языков‚ то мы требуем закона‚ запрещающего его преследование". В ответ на это им разъяснили: иврит – мертвый язык‚ а у мертвого нет прав.
В 1932 году в Большой Советской энциклопедии написали: литература на иврите "имеет своей базой почти одну только Палестину‚ где она развивается под знаком сионизма‚ еврейского фашизма..." В 1934 году‚ после смерти Х. Н. Бялика‚ М. Горький назвал его "почти гениальным" поэтом‚ предложил издать его произведения‚ но поэта "заклеймили" в газете "Эмес": "Бялик превратился в активного лидера фашистской интервенции против Советского Союза..."
Иврит всячески противопоставляли языку идиш. Утверждали даже‚ что гебраизмы – слова с корнями из иврита – ввели в идиш раввины и буржуазия‚ а евреи-рабочие ими почти не пользовались и готовы к их немедленному искоренению. Не пропускали из-за границы книги на иврите и исключили его из учебных программ университетов. В библиотеках изымали книги на этом языке и сдавали в утиль на переработку‚ закрывали издательства и журналы‚ в типографиях уничтожили шрифт‚ а потому цитаты на иврите в научных публикациях вписывали в набор от руки. Литераторов‚ работавших на иврите‚ не принимали в Союз писателей, не разрешали проводить вечера для чтения их произведений. Любители языка издавали рукописные журналы‚ печатали их на гектографах и передавали из рук в руки, – один из них получил название "Заполнение пробела". Это были варианты "самиздата" тех времен, "одинокие островки в море равнодушия и враждебности к языку иврит".
Одни литераторы успели выехать в Эрец Исраэль‚ других ожидали тюрьмы с лагерями – в годы "большого террора" даже самостоятельное изучение иврита приравнивалось к преступлению. Писатель А. Карив вспоминал: иврит нашел "последнее прибежище в надписях на памятниках еврейских кладбищ... Шло время‚ но ни одной печатной строчки на иврите не попадалось мне на глаза. В те годы я сохранил лишь свои старые спрятанные записи‚ которые доставал и перечитывал время от времени‚ чтобы наедине с самим собой услышать звучащий шепотом иврит. Порой‚ когда я писал стихи на иврите‚ странные сомнения закрадывались в мою душу: не создал ли я сам этот язык в своем воображении?.."
4
Авраам Фриман‚ поэт и прозаик. Родился в Подолии на Украине‚ поселился в Одессе‚ преподавал иврит и писал на этом языке без надежды на публикацию. "Как давно не видел я ни одной книги на иврите... – жаловался он. – Видимо‚ кто-то нарочно лишает меня этого..." В Тель-Авиве вышел в свет его роман "1919" – о реальных событиях из жизни украинских евреев во время Гражданской войны‚ о еврейской самообороне и погромах‚ во время которых автор романа случайно уцелел‚ а его отец‚ братья и сестра были убиты. Фриман бедствовал в Одессе‚ жил случайными заработками‚ сообщал другу в 1932 году: "Очень страдаю из-за рваных галош и ботинок‚ впитывающих в себя грязь и влагу... Приходится часами стоять и мерзнуть в больших очередях‚ чтобы получить три галеты‚ немного мамалыги или водянистый суп‚ литр керосина для освещения. Но самое неприятное – вечный холод в моей комнате‚ днем и ночью‚ холод промозглый‚ пронизывающий тело до костей..."
В 1936 году Фримана арестовали за связь с зарубежными сионистами и отправили в ссылку на Урал‚ где он провел десять лет. Израильские писатели присудили ему литературную премию имени Х. Н. Бялика за роман "1919"‚ но Фриман так и не увидел своей книги. Его друг вспоминал: "Он был одет‚ как нищий‚ его нервы были настолько напряжены‚ что Авраам боялся собственной тени..." Авраам Фриман умер в 1953 году.
Элиша Родин‚ поэт. Первые его стихотворения на идиш были широко известны‚ их учили в еврейских школах‚ пели песни на его стихи; в 1920-х годах‚ в период гонений на иврит‚ он стал писать только на этом языке. Не смог выехать из СССР, несмотря на старания друзей; жил в Москве‚ подметал улицы‚ убирал по ночам тоннели метро; не имея возможности печататься‚ посылал стихи и очерки в тель-авивские газеты и журналы‚ не прячась за псевдонимом. Он говорил о себе: "Ничего необычного я не принес в этот мир. Я приношу лишь свое сердце..." Его исключили из Союза писателей‚ многократно вызывали в НКВД‚ допрашивали‚ и лишь тяжелое нервное заболевание спасло Родина от ареста.
В 1938 году в Тель-Авиве напечатали сборник его стихов и прозы (в переводе с иврита "На чужбине"). Родин писал о "страстной тоске по земле единственной"‚ повторяя в изгнании слова Иова: "Опротивела душе моей такая жизнь..." Считал себя обязанным "нести бремя пророков среди презрения и осмеяния" в том мире‚ где приходилось заворачивать Библию в газету "Правда"‚ "чтобы укрыть ее от враждебных глаз". Воспевал иврит – "язык языков"‚ "утешение в несчастье"‚ "последний остаток наших сокровищ"; даже словарь иврита на столе "светится чудесным светом‚ ведь в нем душа моего народа". Не побоялся напечатать в Тель-Авиве, под своим именем, такие строки о коллективизации: "Земля усеяна святыми костями крестьянских детей от их домов и до Сибири. Чем они провинились? Тяжек их грех – они хотели работать на своей земле... каждый на своем наделе".
Личная жизнь Родина сложилась трагически. Несмотря на сопротивление жены‚ его сыну сделали обрезание‚ он учил его языку иврит‚ знакомил с Библией‚ "чтобы проветрить мозги‚ напичканные пятилетними планами‚ клеветой на Бога‚ иудаизм и человечность... Их много‚ а я один‚ – кто победит?.." Жена Родина опасалась ареста‚ считала‚ что страдания и жертвы‚ принесенные древнему языку‚ нелепы и бессмысленны‚ а потому ушла от мужа и забрала сына; в годы войны семнадцатилетний юноша ушел добровольцем на фронт и вскоре погиб. Перед смертью сын написал отцу‚ что "стал немного его понимать"‚ и Родин сказал после этого: "Я знаю‚ что прежде‚ чем сомкнуться навеки‚ твои глаза открылись ивриту". Элиша Родин написал цикл траурных элегий "Ла-бен" ("Сыну") и попросил цензоров отправить его в Эрец Исраэль: "Стихи написаны на языке Библии‚ языке моего детства‚ языке моего народа‚ языке‚ который я люблю‚ как любит музыкант свой музыкальный инструмент‚ потому что только на этом языке я способен выразить свои чувства... Поэт‚ пишущий на иврите‚ Элиша Родин". С разрешения властей стихи были напечатаны в Тель-Авиве‚ несколько экземпляров прислали в Москву, и после долгих проволочек поэт сумел увидеть свою книгу.
Из воспоминаний о его последних днях: "Комнатка величиной с могилу. На колючей соломенной подстилке лежал поэт... Несколько полуочищенных картофелин мокли в заржавленной жестяной банке. Единственное окно каморки было затянуто паутиной. Желтой рукой скелета угасающий Элиша Родин вытащил из-под изголовья свои рукописи и едва слышно прошептал: "Передайте моему другу... и поцелуйте за меня Святую Землю..." Больной и одинокий‚ Элиша Родин умер в 1946 году с ощущением: "Я – последний поэт на иврите в Советском Союзе". Это ему принадлежат строки: "На реках печали они умертвили наш язык. Никогда‚ никогда не забыть мне унижений..."
Хаим Ленский (Штейнсон)‚ поэт. Родился в Литве‚ жил в Ленинграде‚ работал металлистом в артели "Гехалуца"‚ писал стихи на иврите. Из воспоминаний: "Перед нами предстал небольшого роста молодой человек в черной рубахе и кепке... Поставленный на работу у пресса‚ он оказался одним из самых добросовестных и требовательных к себе работников... Был он замкнут‚ всегда задумчив‚ и нам казался чудаком. Но поздно вечером‚ когда мы возвращались домой после второй смены по заснеженным улицам‚ или летом‚ в сером свете белых ночей‚ его душа раскрывалась в беседе..." Ленский переправлял свои стихи в Тель-Авив‚ где их печатали в альманахах‚ переписывался с Х. Н. Бяликом‚ который ценил его дарование и безуспешно пытался вызволить из СССР. "Вытащите меня отсюда! – писал Ленский своим друзьям. – Не бойтесь: если мои стихи не сгодятся – руки прокормят меня. Ведь рельсы нужны и для железных дорог в Эрец Исраэль..."