Виорель Ломов - 100 великих романов

Вскоре заразился Гран, но надругойдень болезнь отступила от него. Выздоровела и девушка, заразившаяся легочной чумой. Помогла, скорее всего, сыворотка Кастеля. Сводки подтвердили, что болезнь стала отступать. В город вернулся оптимизм, а в конце января префектура объявила, что эпидемию можно считать пресеченной. Начались празднества, танцы на площадях. Тарру стал одной из последних жертв чумы. В день, когда Риэ потерял друга, доктор получил телеграмму, извещавшую о кончине его жены. Эту весть Риэ принял спокойно. К Рамберу приехала из Парижа его любимая. Коттар, сойдя с ума от разочарования, что с чумой покончено и ему придется отвечать перед законом за спекуляцию, открыл пальбу с балкона своего дома по прохожим и был арестован полицией.

«Эта хроника не может стать историей окончательной победы, – записал Риэ. – Ибо… микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает».

На русский язык «Чуму» перевела Н. Жаркова.

По мотивам романа режиссером Л. Пуэнсо в 1992 г. был снят одноименный фильм (производство Великобритании, Аргентины и Франции). Действие в нем происходит в южноамериканском городе.

Английский писатель и публицист, участник Гражданской войны в Испании на стороне республиканцев Джордж Оруэлл (настоящее имя Эрик Артур Блэр, 1903–1950) является автором шести романов, нескольких книг очерков и эссе, мемуарных записок об испанской войне («Памяти Каталонии»). Всемирную славу писатель приобрел двумя своими произведениями – повестью с подзаголовком «сказка» «Скотный двор» и сатирическим романом-антиутопией (негативной утопией) «Nineteen Eighty-Four» – «1984» (1948–1949).

С началом Гражданской войны в Испании Оруэлл отправился в Барселону, где участвовал в боях в отряде милиции ПОУМ (Объединенная рабочая марксистская партия). В 1937 г. милицию объявили «троцкистами» и «пятой колонной»; начались массовые аресты и бессудные казни. Оруэлл бежал от преследований тайной полиции во Францию. Шок от предательства республиканцев («То, что я видел в Испании, а затем – мое знакомство с внутренним механизмом левых политических партий, внушило мне отвращение к политике»), писатель запечатлел в «Памяти Каталонии», «Скотном дворе» и «1984». Оруэлл был убежден, что демократия потерпела поражение из-за идейной нетерпимости, чистки и расправы над теми сторонниками Республики, кто не дул в партийную дуду. Главной темой его произведений стала преданная революция и авторитарная диктатура.

Антиутопию Оруэлл писал на острове Юра (Гебридские острова). Рабочее название звучало как «Последний человек в Европе», а затем по просьбе издателя было изменено на «1984». Предполагают, что писатель поменял местами последние две цифры года написания романа – 1948 на 1984. В 1949 г. книга увидела свет в Англии и Америке и была переведена на 62 языка. 1984 г. ЮНЕСКО отметил как год Оруэлла.

При создании романа Оруэлл имел образчиком «Гулливера» Д. Свифта и антиутопию «Мы» Е. Замятина. Воссозданное писателем общество абсолютного тоталитаризма можно трактовать с каких угодно позиций, но любая трактовка (про и контра) – социалистическая, капиталистическая, нацистская – будет гораздо уже представленной в романе. Тем не менее в критике возобладали две точки зрения:

– Оруэлл изобразил «немецкий «национал-социализм» и сталинский СССР», – утверждали одни;

– «тоталитарное общество, которое видел в то время вокруг себя, так как точной информации о положении дел в СССР или Германии он не имел и иметь не мог», – утверждали другие.

Западные исследователи творчества писателя склонны отстаивать вторую точку зрения, что вполне разумно, т. к. нелегко найти писателя, обличающего порядки где угодно, только не в своем отечестве. Наши же движимые «любовью» к родному пепелищу и отеческим гробам жадно схватились за первую, чтобы лишний раз облить грязью российскую историю. Но в любом случае это – роман-предупреждение.

Если апеллировать к самому Оруэллу, писатель не раз заявлял, что «1984» – вовсе не критика социалистических идей, а произведение, направленное «прямо или косвенно против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимал». Уж чего-чего, а «тоталитарной диктатуры» Оруэлл нагляделся в годы войны и в Испании, и в Германии, и в самой Англии. Доживи он до 1984 г., стал бы свидетелем диктатур «патриархов» в латиноамериканских банановых республиках (см. «Осень патриарха» Г. Маркеса).

Да и местом действия романа автор выбрал Лондон, принадлежащий Взлетной полосе 1 (бывшей Великобритании), которая, в свою очередь, была провинцией тоталитарного государства Океания, а господствующей в Океании идеологии дал название «ангсоц» (английский социализм). Оруэлл логично предположил, что за 40 лет в Англии в русле общемировой тенденции победит социализм, но не демократический, а авторитарный. Океании писатель противопоставил две другие сверхдержавы, с которыми она находилась в состоянии перманентной войны – Остазию и Евразию. Основанием последней был СССР.

Жители Океании, лишенные гражданских прав и индивидуальности, были обязаны беспрекословно подчиняться властям и придерживаться пуританских взглядов. Любовь как чувство была запрещена, браки заключались исключительно в репродуктивных целях. Верхнюю ступень социальной иерархии занимала Внутренняя Партия, в которую входила политическая и военная элита. Ступенью ниже располагалась Внешняя Партия, состоявшая из партноменклатуры, за которой денно и нощно наблюдала полиция мыслей. На социальном дне ютился беспартийный пролетариат (на новоязе, т. е. на упрощенном языке – пролы), составлявшие 80 % населения – работяги.

Итак, сюжет. Уинстон Смит завел дневник, в который записывал свои наблюдения и крамольные мысли, грозившие ему смертью или лагерем. Находясь под неусыпным наблюдением телекамеры, совмещенной с телеэкраном (прообраз телешоу «Дом-2»), он вынужден был смотреть все, что ему показывали, и вести себя так, чтобы не вызвать подозрения у тех, кто за ним вел наблюдение. Смита, как и всех граждан, повсюду сопровождали телеэкраны и растиражированный портрет вождя с подписью под ним: «Старший Брат смотрит на тебя».

Смит ненавидел партию, ненавидел Старшего Брата, ненавидел женщин, ненавидел жизнь, в которой все следили друг за другом (включая детей и родственников) и доносили друг на друга. Смит сознавал, что его ненависть есть мыслепреступление, караемое смертью, – за него «распылят», но страх породил в нем и мазохизм.

Работая в отделе документации в министерстве правды, ведающем СМИ, образованием и «культурой», Смит корректировал все прежние издания под новую точку зрения партии и Старшего Брата и переписывал согласно ей старые заметки и статьи. Старые экземпляры повсеместно изымались, уничтожались и заменялись новыми.

Для подзарядки служащих проводились двухминутки ненависти, в которых участники обрушивали свой гнев на ренегата Голдстейна. Голдстейн, некогда соратник Старшего Брата, давным-давно исчез, но ненависть к нему с годами лишь усилилась. Двухминутки стали оселком, на котором проверялась лояльность граждан. Власти же на Гольдстейна сваливали заговоры, раскрываемые ими с устрашающей методичностью.

На одной из двухминуток Смит обратил внимание на важного чиновника О'Брайена и на темноволосую девушку из отдела литературы, которую заподозрил в связи с полицией мыслей. Через несколько дней Джулия (так звали девицу) передала ему записку, в которой призналась ему в любви. Уединившись на природу, они предались охватившему их чувству.

У знакомого лавочника Смит снял комнату без телеэкрана для встреч с Джулией. Их уже связывало глубокое чувство. Приняв О'Брайена за члена подпольного Братства, якобы боровшегося с режимом, Смит сошелся с ним ближе и, поддавшись на провокацию, поведал тому о своих взглядах и о своей связи с Джулией. Вскоре его бросили в камеру министерства любви, в которой никогда не выключали свет. Там заключенного избивали и допрашивали надзиратели и следователи, добиваясь от него признания во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. О'Брайен отечески внушал истязаемому, что его таким образом излечивают, то есть переделывают так, чтобы он стал искренним и верным членом партии. После иезуитской партийной «учебы» к Смиту пришло «понимание» того, что власть партии вечна, цель власти – сама власть, и любовь и верность – это только любовь и верность к партии. Ну и, естественно, к Старшему Брату. А то, что все это зиждется на боли, страхе и унижении, только укрепляло силу этой верности и любви.

Надо отдать должное Смиту, в нем еще остались силы возражать партийному бонзе. Заявив, что цивилизацию, построенную на страхе и ненависти, ждет крах, и только человеческий дух может спасти ее от гибели, Смит лишь раззадорил О'Брайена. А когда арестант заявил еще и о том, что он выше своих истязателей, потому что не предал Джулию, его тут же направили в 101 комнату, где строптивым предлагали последнее испытание. Крепко привязав Смита к креслу, к его лицу подвинули клетку с огромными голодными крысами, которых Смит панически боялся. Оставалось приподнять дверку, и крысы бросились бы несчастному в лицо. И тут бедняга не выдержал и закричал: «Джулию! Отдайте им Джулию! Не меня!»