Действительно, мало чего недоставало для этого.
4) Циркуляр министра просвещения и религии Карно к ректорам Академии от 6-го марта 1848 г. Только знаменитый циркуляр Роллена отвлек внимание от этого циркуляра, не менее замечательного в революционном смысле. Даже можно сказать, Л. Роллен и свои предшествующие распоряжения убил собственным циркуляром 11 марта, потому что его наставления комиссарам от 8-го марта, весьма ясные и характеристические, были сбиты и затеряны благодаря последнему документу. В этих наставлениях он уже говорил им и о выборах, и. рекомендовал заботиться преимущественно о старых республиканцах, и присовокупил, что надобно, чтобы будущее Собрание имело tous les hommes de la veille et pas du lendemain[63].
В них тоже есть одна фраза чрезвычайно замечательная и дающая воззрение на революцию 1848 г. Вот она: «Attachez-vous enfin à ramener avec précision et clareté tout ce qui touche au sort des travailleurs de votre département. C'est par eux et pour eux que s'fondée la République dont la mission et de faire cesser leurs souffrances et de consacrer leurs droits»[64].
Циркуляр Карно был еще откровеннее и, по-моему [был первым отголоском социализма], может служить первым важным документом в истории социализма. В начале его он изъяснил, что воспитание народа, оставленное до сих пор в пренебрежении, получит широкое развитие в республике. Карно предписывает ректорам стараться всеми силами призвать крестьян к выборам и к кандидатуре в Национальное собрание: «La plus grande erreur contre laquelle il faille prévenir les populations de nos campagnes, c'est que pour être représentant il faut avoir de l'éducation et de la fortune. Quant à l'éducation, il est manifeste qu'un brave paysan avec du bon sens et de l'expérience représentera infiniment mieux à l'Assemblée les intérêts de sa condition qu'un citoyen libre et lettré, étranger à la vie des champs ou aveuglé par des intérêts différens de ceux de la masse des paysans. Quant à la fortune, l'indemnité qui sera allouée à tous les membres de l'Assemblée suffira aux plus pauvres»[65]. Сказал он и дальше продолжал: «Il ne faut pas oublier que, dans une grande assemblée comme celle qui va se réunir, la majeure partie des membres remplit le rôle des jurés. Elle juge, par oui ou non, si ce que l'élite des membres propose est bon ou mauvais. Elle n'a besoin que d'honnêteté et de bon sens: elle n'invente pas. Voilà le principe fondamental le principe fondamental du droit républicain»[66]. Для достижения этой цели Карно предписывает ректорам внушить народу первые основания политической жизни [и особенно], употребляя для этого особенно школьных учителей (les instituteurs primaires): «Que nos 36 000 instituteurs primaires se lèvent donc à mon appel pour se faire immédiatement réparateurs de l'instruction publique devant la population de la campagne… Des hommes nouveaux, voilà ce que réclame la France…»[67] И потом добавил: Mais pourquoi nos instituteurs primaires ne se présenteraientils pas, non seulement pour enseigner ce principe, mais pour prendre place eux-mêmes parmi ces hommes nouveaux?… Qu'ils viennent parmi nous, au nom de ces populations rurales aux sein desquelles ils sont nés, dont ils savent les souffrances, dont ils ne partagent que trop la misère… Tel est, Mrle recteur, le service nouveau que, dans ce temps révolutionnaire, je réclame de Mm les instituteurs primaires[68].
Этот чисто социальный циркуляр возбудил жаркие прения здесь, а особенно за границей, в Англии, когда циркуляр Л<едрю> Роллена, вследствие политического оттенка своего, вследствие страстей, а особенно необходимости настоящей минуты, согнал его со сцены.
5) Гудшо в малое время своего правления финансовыми делами сделал, однакож, весьма важную ошибку{45}: он бросил 50 миллионов для уплаты пятипроцентной ренты [лицам] владельцам их и притом еще до срока. Мера эта собственно назначена была утишить ужас мещан после революции и показать им, что финансы государства в хорошем положении и что собственно ничего не переменилось. Разумеется, она не достигла ни одной из этих целей – и 50 миллионов совершенно пропали для государства.
Гудшо вскоре был сменен в м<инистерств>е Гарнье-Пажесом, который сам был заменен в мэрии Арман Марастом, отказавшимся от управления имуществом короля (liste civile), ему порученным. Гарнье в ту же минуту хотел сделать сильный революционный акт, но удалось это только вполовину. [11] 9-го марта появился (в вечернем «Мониторе») рапорт Гарнье Временному правительству о состоянии финансов. (X) Гораздо позднее оказалось, во-первых, что 24 февраля в государственной кассе осталось наличными суммами около 250 м. франков, во-вторых, что, по крайней мере, половина всего текущего долга никем не могла быть потребована, ибо состояла из вкладов разных [обществ] общин, ассоциаций, искони живущих процентами с отданных государству капиталов, что, в-третьих, [в сберегательных кассах было не 65 м., а 8 м. 5% ренты на государство] не все растащено в сберегательных кассах, но на 8 м. выдана 5 % рента на государство, что представляет 250 м. капитала, и, в-четвертых, что в погашение долгов не было пустоты, а напротив, находилось 80 м., – но все же положение было крайне затруднительно, потому что было натянуто до чрезвычайности и от малейшего толчка должно [просто] было лопнуть при самом Филиппе. Ввиду же будущего уменьшения государственных доходов и необходимости [может быть] новых и огромных постоянных издержек, Г<арнье> П<ажес> имел право представить эту страшную картину. Эту страшную картину финансового состояния Гарнье-Пажес оканчивал словами: «Ce qui est certain, ce que j'affirme de toute la force d'une conviction éclairée et loyale, c'est que si la dinastie d'Orléans avait régné quelque temps encore, la banqueroute était inévitable. Oui, citoyens, proclamons-le avec bonheur, avec orgueil: à tous les titres qui recommandent la République à l'amour de la France et au respect du monde, il faut ajouter celui-ci:
La République a sauvé la France de la banqueroute»[69].
Итак, для поправления этого состояния издано 5 декретов 9-го марта: 1) чтобы остановить требования кредиторов, сберегательные кассы выдают деньги сполна только имеющим 100 ф. в ней, имеющим от 101 до 1000 – деньгами 100 ф., а остальные кредитками в 5 % и рентой на государство в 5 % же, имеющим более 1000 – выдать деньгами 1000 и опять кредитами и рентой (предшествующей мерой проценты, платимые кассой, вообще подняты до 5 %), 2) продать коронные бриллианты и серебро дворцов обратить в монету, 3) продать владения короля (les biens de l'ancienne liste civile), какие министр назначит, с облегчением покупщику, заплатить тотчас же одну четверть суммы, дать обязательства на остальные ¾ сроком на один год, которое с печатью государства может обращаться как монета, 4) продать некоторую часть государственных лесов, 5) открыть национальный заем на сумму 100 м., взносчики коего получат 5 % ренту на государство.
Мера с виду чрезвычайно энергическая и касательно продажи (частная собственность короля и принцев исключены) коронных имений откровенно революционная, но она была поражена смертью при самом появлении своем. Что касается до продажи имений как королевских, так и государственных, то кроме старых невыгод, представляемых историей первой революции, как-то отдача их за бесценок и опасность появления старых ассигнаций, столько принесших вреда, еще все социальные партии подняли страшный вопль. Дробить имущество государства, когда столько вреда произошло от маленьких собственностей и когда единственное спасение государства полагается всеми в [сохранении раздробленности] предоставлении огромных участков в эксплоатацию всех под его надзором! Клубы и журналисты ходили с представлениями к Пра<вительст>ву, и голос их был так силен, что не только не приступлено к исполнению декрета, но новым декретом 29 марта леса королевские присоединены к лесам государства и подчинены общему управлению. О продаже бриллиантов, дворцов и проч. почти не было помина на другой день декрета. Через неделю всем открылось, что национальный заем многого не даст, при сильном потрясении всех капиталов и уничтожении публичной доверенности. Осталась только [невыдача денег] мера о невыдаче денежных сумм из [сохранной] сберегательной кассы, да мера о насильственном ходе банковых билетов наравне с монетой – но они сами показывали отсутствие кредита и невозможность доверия к Пра<вительст>ву. К ним скоро присоединилась новая комиссия des dons patriotiques[70], помещенная во дворце Elysée Bourbon, снабженной именами Ламенэ и Беранже, подавшая повод к некоторым трогательным процессиям и актам работников, но которая через два месяца [дала] не составила более 500 тысяч приношений.
Надо было отыскать другие, более энергические средства. Гарнье-Пажес не нашел ничего другого, как увеличение налога, как самый обыкновенный министр. Декретом 16-го марта четыре прямых налога временно и только на 1848 г. поражены прибавочным налогом в 45 сантимов на каждый франк. Клубы и все ультра-демократические партии нашли снова, что эта мера ввиду будущих выборов и ввиду неудовольствия, которое она произведет на крестьян, самых сильных консерваторов в государстве, неудовольствия, долженствующего непременно отразиться на их вотировке, что эта мера не политическая. Правительство под влиянием их протестации должно было опять объявить, во-первых, намерение свое не строго взыскивать налог, а во-вторых, освободить от него после законных свидетельств истинно бедных людей. Это уже значило: вполовину отказаться от выгод, ожидаемых ими от меры.
И все это от нежелания объявить государство просто-запросто банкрутом.
Оставались только частные меры для [поддержания] удержания работ, кредита, разбитых существований от конечной гибели. Они были приняты. Уже с шестого марта учреждены были для праздных работников национальные мастерские, где на счет государства производили они за 1 фр., за 2 фр. в день самую бесполезную работу, как нивелировка Champs de Mars и другие земельные работы в окрестностях Парижа. В первое время работники даже получали даром по франку, приходя за ними в мэрию; число работников н<ациональных> м<астерских> к концу этого месяца возросло до 70 т., а к концу следующего до 100 т., в мае их было 150 т.
