Первые постройки в Роксборо появились на восточном берегу реки Кутна, а потом и на западном. С одного на другой берег приходилось плавать на лодках, пока, наконец, был построен мост. Его снесло в наводнение 1873 г. Но мост опять восстановили на том же месте. На центральной улице, которая раньше называлась Шотландской, стоит Коммерческий отель, два супермаркета и четыре церкви: католическая, англиканская, объединенная и баптистская.
Первый рабочий день, конечно, запомнился мне лучше, чем сотни следующих за ним. Он выдался дождливым. Джон предложил отдохнуть, но я решил остаться, понадеявшись на свой непромокаемый плащ. Работа была несложная – обрывать с деревьев «лишние» абрикосы. Деревья разные – низкие и высокие, раскидистые и стройные, на некоторых плодов и так немного, а на других из-за зеленых абрикосов не видно ни листьев, ни даже самих веток. А за работу платят одинаково – по 4,5 доллара за дерево.
За пару недель я понял главный принцип. Если срывать все «лишние» абрикосы, то на каждое дерево придется потратить по нескольку часов. Но такое совершенство никому и не нужно. Если сделать работу меньше, чем на 50 %, то ее сочтут за брак и заставят переделать. Постепенно я научился на глаз определять, когда работа сделана примерно на 70–80 % и пора переходить к следующему дереву. Это сразу же сказалось на производительности и, как следствие, на заработке.
В октябре дожди шли очень часто. Трава, деревья, лестницы – все было мокрое и скользкое. А тут еще и дерево мне попалось высокое, с густой кроной, растущее на крутом склоне. Вскарабкался я на лестницу, хватаясь за ветки, чтобы не упасть. Одна из веток отпружинила, сильно толкнув меня в грудь. Я рефлекторно схватился за соседнюю, но она обломалась. И я плашмя спиной полетел назад и с размаху грохнулся на землю.
Ребра захрустели, и казалось, от такого неожиданного мощного удара сердце остановится. Еще хорошо, что головой не ударился. Но боль пронзила правый бок. Подбежала страшно перепуганная, с побелевшим лицом бригадирша.
– Жив? К доктору?
Немного придя в себя после шока от удара, я прислушался к внутренним ощущениям. Вроде все было цело. Только одно из ребер справа сильно болело. Но и оно, кажется, не было сломано. Может, только ушиблено или треснуто. К врачу я не пошел, лежать и даже сидеть было тяжело. От прикосновения к кровати или креслу ребро болело. Но, что удивительно, работать со сломанным ребром оказалось даже легче, чем лежать на диване.
Однажды после окончания рабочего дня Джон пригласил меня на собрание местного отделения клуба «Ротари». В помещении местного паба собралось человек двадцать членов клуба и несколько гостей. Это собрание удивительно напомнило мне наши заседания парткомов и месткомов: те же проблемы и примерно те же методы их решения. В тот вечер обсуждалась работа с молодежью: «Заняться нечем, вот они и слоняются бесцельно с одного конца улицы до другого». Клуб «Ротари» попытался организовать дискотеку, но подростки напились и стали дебоширить!
В первые дни мы работали втроем: фермер Джон, бригадирша Дейн и я. Но с каждым днем рабочих становилось все больше и больше. Первым приехал Джордж – английский студент из Кембриджа. На то, чтобы долететь до Новой Зеландии, денег у него хватило. А вот на местные развлечения и аттракционы – уже нет. Потом к нам присоединились два новозеландских бомжа – Марк и Рей. Но наша компания им показалась неинтересной, да и Джон Гилкрист алкоголиков не жаловал. Поэтому, проработав всего неделю, они свалили в поисках более подходящего места. Им на смену появилась молодая новозеландская пара – Брендон и Карен. Они не были профессиональными сельхозрабочими и с первого дня не скрывали, что работают только до начала туристического сезона. Потом будут учить туристов нырять с аквалангом.
Через неделю к нам приехал еще один парень – венгр Акош из Будапешта, начальник отдела технического контроля крупной сотовой компании.
– Я не был в отпуске шесть лет, поэтому попросил своего начальника отпустить меня сразу на три месяца. Вначале хотел податься в Америку, но не смог получить визу, а в Новую Зеландию венгров пускают на три месяца и без визы. Полтора месяца я занимался в Окленде на курсах английского языка. Именно там в отеле-бэкпакерс я увидел объявление Джона Гилкриста о наборе рабочих. Вот и приехал сюда, на Южный остров. Хочу немного заработать, чтобы по пути домой заехать на несколько дней на Фиджи.
Я не мог скрыть своего удивления.
– Неужели у вас в Венгрии начальник отдела большой компании за шесть лет не может заработать денег хотя бы на три месяца отпуска?
– Конечно, может! Я заработал так много, что смог купить квартиру в центре Будапешта. Но меня надули. Я заплатил наличными, вселился, сменил замок. Через пару дней пришел какой-то человек и попытался открыть мою дверь своим ключом. Оказалось, мошенники продали эту квартиру и ему. Я стал жертвой «квартирной мафии».
– И что?
– Пошел в полицию, написал заявление. Но сразу понял, что никто там моим делом заниматься не будет. Нужно самому искать мошенников. Где живет женщина, продавшая мне квартиру, я не знал. У меня был только номер ее сотового телефона. У своих друзей в компании сотовой связи я взял распечатку звонков с ее аппарата, посмотрел, из какого участка города она говорит в нерабочее время. Так определился район, в котором она, скорее всего, живет. Информация была не очень точная. Но я смог вычислить две-три улицы, на которых несколько дней ее выслеживал. И выследил! Маклерша, естественно, была лишь маленькой пешкой в чужой игре. Но после того как ее арестовали, полиция стала распутывать клубок. Меня уже несколько раз вызывали для дачи показаний. Может, и всю банду раскроют. Но мне это вряд ли поможет. Вернуть свои деньги назад я уже не надеюсь.
Венгр был не единственным представителем «восточного блока». Пару недель у нас работала семейная пара словаков: Далибор и Бланка. Они приехали в Новую Зеландию летать на параплане. Спонсоры оплатили им перелет, дали цифровой фотоаппарат, но карманных денег не хватало. Поначалу они перемещались по стране на попутках. И это с огромным рюкзаком, в котором был упакован параплан! К Джону Гилкристу они тоже, можно сказать, автостопом попали. Одна из очередных машин довезла их до Роксборо. В пабе они спросили, нет ли у окружающих фермеров какой-нибудь работы. А тут как раз мимо проходил Джон Гилкрист. Он тут же пригласил их в свой сад.
Если Акош по-русски знал только детский стишок про «красный день календаря», то Далибор с Бланкой по-русски говорили значительно лучше, чем по-английски. В важных случаях мне даже приходилось быть для них переводчиком. Русский язык они учили в школе. Но гораздо больше дала практика. Пользуясь тем, что для словаков въезд в Россию долгое время был безвизовый, они исколесили всю нашу страну. Далибор несколько раз был в Киргизии. Там, по его словам, идеальные условия для полетов на параплане: восходящие воздушные потоки дают возможность летать часами без потери высоты.
Однажды там с ним произошел анекдотичный случай.
– Сажусь я на какую-то огороженную территорию, и ко мне тут же подлетают люди с автоматами, заламывают руки. Оказалось, я влетел на территорию президентской резиденции. Меня, видимо, приняли за террориста. Еще повезло, что не стали стрелять на поражение. Вообще же в Киргизии было здорово. Народ веселый и дружелюбный. Однажды мы оттуда добирались домой своим ходом. За 100 долларов купили мотоцикл «Урал» с коляской и проехали через Казахстан и пол-России. Замечательно! На бензин тратишь меньше, чем на машине. А если нужно что-то отремонтировать, то в любой деревне найдешь и запчасти, и умельцев, знающих этот популярный среди сельчан мотоцикл, как свои пять пальцев.
Норвежка Хепберн и француз Гийом попали в Новую Зеландию по программе обмена студентов. Гийом – высокий и немного меланхоличный двадцатилетний брюнет – закончил во Франции сельскохозяйственный коллеж и один год отработал в абрикосовом саду возле Марселя. Хепберн только-только исполнилось 18 лет. Она собирается поступать в университет, учиться на эколога. А в Новую Зеландию приехала учить английский язык. И это у нее хорошо получается. К нам она попала после того, как полгода отработала на Северном острове на овцеводческой ферме.
Когда в конце ноября начались каникулы в новозеландских университетах, к нам присоединились и местные студенты, вернее, студентки: Юлия, Эми, Моник и Козет. Душой компании стала Моник – девятнадцатилетняя жизнерадостная блондинка. Каждый раз, заметив нацеленный на нее объектив видеокамеры, она громко восклицала: «Привет, Россия!»
В начале ноября Джон Гилкрист пригласил меня охотиться на оленей. Олени в Новой Зеландии считаются вредными животными. Лесники расстреливают их с вертолетов, разбрасывают по лесам отравленный корм. Охота на оленей, как в Европе отстрел крыс, разрешена в любое время года. Для нее не нужны ни лицензии, ни какие-либо разрешения. Для фермеров-овцеводов отстрел оленей – это насущная необходимость. А для их коллег-садоводов всего лишь спорт. В такой полуспортивной охоте я и участвовал.
