Действительно, анархисты организовали собрание. Если бы социалисты его огранизовали, как поучает нас генерал Фанстон, не было бы никаких обвинений по поводу присутствия Бувалды. Генерал действительно заявляет: «Я бы и сам не медля посетил социалистическое собрание». НО (!) посещение анархистского собрания с Эммой Гольдман в качестве выступающего – что может быть большим «предательством»?
За это ужасное преступление отвечает мужчина, свободный американский гражданин, который пожертвовал этой стране пятнадцать лет своей жизни, и чей характер и поведение в то время были «безупречны», в тюрьме, без почестей, униженный, лишенный средств к существованию. Есть ли что-нибудь, что разрушило бы идеал свободы более, чем тот дух, сделавший приговор Бувалды возможным, – тот дух беспрекословного подчинения? На это ли пожертвовал американский народ в последние несколько лет 400 миллионов долларов и свои внутренние силу и энергию?
Я уверена, что милитаризм – постоянные армия и флот в какой-либо стране – это знак распада свободы и разрушения всего того, что в нашей стране можно назвать наилучшим и наипрекраснейшим. Становящийся все громче крик о дополнительных военных кораблях и лучше вооруженной армии, с обоснованием, что они утвердят мир, так же абсурден, как и утверждение, что мирный человек – это тот, что разгуливает хорошо вооруженным. Тот же недостаток последовательности проявляется и у сторонников мира, которые выступают против анархизма, потому что он якобы проповедует насилие, и которые были бы всё равно очень рады, была бы американская нация в ближайшее время в состоянии кидать бомбы с самолетов на беззащитных врагов.
Я уверена, милитаризм исчезнет в тот момент, когда все любящие свободу скажут своим господам: «Исчезни! Иди сам убивай! Мы достаточно долго жертвовали собой и своими близкими, чтобы сражаться за тебя. За это ты сделал из нас в мирное время паразитов и преступников, а в военное – заставил огрубеть. Ты разлучил нас с братьями и сделал из мира человечью бойню. Нет, мы больше не хотим убивать или сражаться за эту страну, что ты у нас украл». О, я верю всем сердцем, что братство и солидарность между всеми людьми осветит горизонт с его кроваво-красными полосами войны и разрушения.
4. касательно свободы слова и прессы
Случай Бувалды – это только один момент в более глубоком вопросе свободы слова, свободы прессы и права беспрепятственно собираться.
Многие легковерные люди полагают, что принципы свободы прессы и слова могут быть правильно защищены и использованы в рамках конституционных гарантий. Это кажется мне единственным извинением устрашающих апатии и равнодушия в отношении ограничений свободы слова и прессы, которых мы отведали в этой стране в последние месяцы.
Я думаю, свобода слова и прессы означает, что я могу говорить и писать все, что мне вздумается. Это право становится фарсом, если оно регулируется конституцией, законами, всемогущими решениями почтового министра или полицейской дубинкой. Конечно, вы предупредите меня о последствиях, если мы освободим слово и прессу от оков. Я же уверена, что лекарство от последствий, вызываемых беспрепятственным выражением мнения, заключается в том, чтобы расширить право выражения мнения еще более. Духовные узы никогда не могли задержать движения прогресса; но преждевременные социальные возмущения зачастую вызывались волнами репрессий.
Не научатся наши правители, что такие страны, как Англия, Голландия, Норвегия, Швеция и Дания, страны с более широкой свободой слова, – страны, которые имеют менее всего этих «последствий»? И напротив: Россия, Испания, Италия, Франция и, к сожалению, даже Америка делают эти «последствия» напряженнейшим политическим фактором. Все время утверждается, что наша страна управляется большинством; тем не менее, каждый полицейский, наделенный властью не большинством, может распускать собрания, уводить выступающих с трибуны и ударами разгонять слушателей в зале, в настоящей русской манере. Почтовый министр, не выбираемый чиновник, обладает властью запрещать публикации и изымать почту. Его решения так же неоспоримы, как решения российского царя. Я действительно верю, что нам нужна новая Декларация Независимости. Неужели нет современных Джефферсонов и Адамсов?
5. касательно церкви
На недавнем собрании политических остатков некогда революционной идеи было высказано, что религия и членство в партии несовместимы. И с чего бы это им? Пока человечеству хочется доверять блаженство своей души дьяволу, до тех же пор оно может с той же последовательностью доверять благосостояние своих прав политикам. Что религия – дело личное, было сказано уже давно пре-марксистскими немецкими социалистами. Наши американские марксисты, безжизненные и бедные оригинальностью, должны отправиться в Германию, во имя их же мудрости. Эта мудрость сослужила уже дурную службу для загнания нескольких миллионов человек в дисциплинированную армию социализма. Она могла бы устроить здесь то же самое. Во имя Господа, не станем оскорблять религиозные чувства народа!
Религия – это суеверие, берущее начало в духовной неспособности человека объяснить явления природы. Церковь – это организация, которая постоянно ставит палки в колеса прогрессу. Основание церкви отняло у религии ее наивность и простоту. Она сделала религию кошмаром, который подавляет душу человека и заковывает разум в цепи. «Царствие тьмы», как называет церковь последний настоящий христианин, Лев Толстой, всегда было врагом человеческого становления и свободного мышления. И посему она не имеет места в жизни по-настоящему свободного народа.
6. касательно брака и любви
Я полагаю, в этой стране нет темы более табуизированной, чем эта. Кажется, что почти невозможно о ней говорить, не задевая чувства такта многих приличных людей. Не удивительно, при таком-то неведении в этом комплексе вопросов. Короткая дискуссия, даже если вести ее открыто, свободно и с умом, не сможет очистить воздух от этих истерических, насыщенных эмоциями испарений, которые скрывают те жизненно важные темы, темы полные значения, как для благосостояния отдельных личностей, так и для общества.
Брак и любовь не равнозначны. Напротив, часто они противоречат друг другу. Конечно, многие браки заключаются по любви, но очень скоро узкие, материальные границы брака удушают нежные соцветия влечения.
Институт брака снабжает государство и церковь неслыханным доходом и средствами, а также возможностью с любопытством вторгаться в область жизни, которую многие люди долго рассматривали как их собственную, их необходимо собственную, священную область. Любовь – это то чрезвычайно сильное влияние на межчеловеческие отношения, которое с незапамятных времен противилось всем законам, которые сформулировали люди, и пробивало решетки церковных и моральных предписаний. Зачастую, брак – это чисто экономическое соглашение, которое снабжает женщину на протяжении всей ее жизни средством к существованию, а мужчину – красивой игрушкой и гарантирует ему потомство. Это означает, что брак, или даже добрачное воспитание женщины, формирует из женщины, чтобы она могла жить, паразита, зависимую и беззащитную служанку, в то время как мужчину он снабжает документом на владение человеческой жизнью со всеми правами.
Что могут такие отношения иметь общего с любовью? С элементом, который должен бы стоять над всеми богатствами и властью и жить в собственном мире беспрепятственного человеческого выражения? Но мы живем не во времена романтики, не в дни Ромео и Джульетты, Фауста и Гретхен, не во время серенад при луне, цветов и песен. Мы живем в трезвое время. Наши главные мысли – о доходе. Тем хуже для нас, если мы достигли эпохи, когда высочайшие полеты души следует умерить.
Но если двое молятся в храме любви, что станется тогда с золотым тельцом, с браком? «Он составляет единственную уверенность для женщины, для ребенка, для семьи, для государства». Но для любви он не составляет уверенности, а без любви не существует и не может существовать действительное основание. Без любви не следует рождаться ребенку, без любви не следует честной женщине вступать в отношения с мужчиной. Опасения, что любовь не дает достаточной финансовой уверенности для ребенка, устарели. Я верю, если женщина посвятит себя своей эмансипации, ее первое объявление независимости будет заключаться в том, чтобы восхищаться и любить мужчину за качества его сердца, а не за качества его кошелька. Второе объявление будет заключаться в том, что она возьмет себе право следовать своей любви, без одобрения или препятствия со стороны окружения. Третьим и важнейшим объявлением будет абсолютное право на свободное материнство.
В такой матери и в настолько же свободном отце и заключается уверенность ребенка. Они обладают силой и равновесием, чтобы создать атмосферу, только с которой человеческий росток может вызреть до небывалого цветка.
