императором французов в 17 тысяч человек, но достичь ее так и не удалось. Основу их составляли шляхтичи-добровольцы, рекруты, военнопленные и дезертиры из русской армии, уроженцы этих губерний.
Почти всему этому «созвездию» разноязычной европейской гвардии суждено будет сгинуть на полях брани и дорогах Российской империи всего лишь за один 1812 год. Это коснется, прежде всего, прославленной в войнах и походах наполеоновской Старой и Молодой гвардии, которую император французов в ходе Бородинского сражения так и не рискнул бросить в кровавые атаки на позиции русской армии ни у Семеновских (Багратионовых) флешей, ни у Курганной высоты (батареи Раевского).
Великая армия была не только многоязычная, но и «цветастая», если взяться за словарь военных терминов. Чего стоит только одна расшифровка полков империи, созданной завоевательными трудами императора французов. Пехотные полки были: гвардейские, вольтижерские, стрелковые, фузилерные, гренадерские, егерские, легкой пехоты, линейные, временные, линейные легкие, пограничные и просто пехотные.
То же самое относится и к наполеоновской кавалерии, основу которой составляли четыре резервных кавалерийских корпуса (40 тысяч всадников), не считая конницы императорской гвардии и пехотных корпусов.
Полки регулярной кавалерии Великой армии были: гвардейские, кирасирские, конно-егерские, уланские, гусарские, драгунские, шевалежерские, легкоконные, карабинерные.
Такого созвездия названий пехотных и кавалерийских полков единовременно русская армия никогда не знала. Да и за всю свою многовековую историю старая Россия не знала такого числа союзников по принуждению (или по собственной воле?), какое имел великий император-полководец Наполеон Бонапарт в 1812 году.
По данным историка А.И. Попова, в Русском походе в рядах Великой армии участвовало около 72 тысяч поляков, свыше 36 тысяч пруссаков, около 31 тысячи (по другим данным – свыше 36,5 тысячи) австрийцев, около 29 тысяч баварцев, около 28 тысяч вестфальцев, около 27 тысяч саксонцев, около 20 тысяч подданных Итальянского королевства, 13,5 тысячи (по другим данным – 15,8 тысячи) вюртембержцев, 10 тысяч датчан (датские войска границ России не переходили), около 8 тысяч неаполитанцев, свыше 6,7 тысячи швейцарцев, свыше 6,5 тысячи баденцев, около 6 тысяч (по другим данным – около 4,4 тысячи) жителей Берга, свыше 5,1 тысячи (по другим данным – свыше 6,8 тысячи) гессенцев, 3,9 тысячи португальцев, около 3,7 тысячи испанцев, около 3,4 тысячи хорватов, 3 тысячи (по другим данным – 2,6 тысячи) вюрцбуржцев, около 2,9 тысячи иллирийцев, 2,1 тысячи франкфурцев, около 2,1 тысячи мекленбуржцев, около 2 тысяч далматинцев и других.
К этому красноречивому для той и нынешней эпох списку следует добавить, что здесь не учтены военнослужащие Австрийской империи венгры. По данным 1812 года и гораздо более поздних лет, они входили в число австрийцев и составляли заметную часть армии Вены.
Обращает на себя внимание и состав высшего командного состава на уровне командиров корпусов и дивизий. За нечастым исключением это были представители французского генералитета, в подчинении которых большинство людей составляли союзники. То есть император Наполеон хотел на высших командных постах видеть прежде всего своих людей. Преданных ему лично и хорошо знакомых по профессиональным достоинствам.
Любопытен и сам состав французского генералитета по… своей титулованности. Наполеон Бонапарт, став по своей воле императором, щедро раздавал своим военачальникам, прежде всего созвездию маршалов Франции, титулы королей и герцогов, графов и баронов. Причем высшие аристократические титулы у него могли получить за свои командирские заслуги выходцы из самых народных низов.
…Исследователи наполеоновской эпохи отмечают в рядах Великой армии такой существенный недостаток, как отсутствие твердой воинской дисциплины. Французская армия, как показали войны в Европе и на Ближнем Востоке, даже в ходе блистательных кампаний, не отличалась дисциплинированностью, особенно в небоевой обстановке. Когда начинал испытываться недостаток в провианте, мародерство становилось обычным явлением, и командный состав смотрел на это явление сквозь пальцы.
Но когда армия Франция воевала в Западной Европе, то относительное богатство, скажем, германских земель, на которых протекали военные действия, непродолжительность войн и отсутствие их народного характера не давали мародерству, как большому злу, достигать устрашающих размеров. Зловещие признаки мародерства в частях Великой армии стали появляться еще до того, как она перешла пограничный Неман. Известны соответствующие приказы Наполеона, датированные маем и июнем 1812 года, в которых приводились примеры грабежа и насилий над местным населением, прежде всего в польских областях.
Можно утверждать, что не голод во время бегства Великой армии из России вел к разгулу мародерства в ее рядах. Она вышла на Смоленскую дорогу (до Москвы и обратно) уже со славой грабителей людей гражданских. Тот же император Наполеон, когда отдавал приказы войскам кормиться за счет местных продовольственных ресурсов и создавать обозные батальоны из реквизированных лошадей и повозок, подавал своим солдатам подобный пример, как вести себя в чужой – завоеванной хотя бы на день стране.
С другой стороны, походная жизнь наполеоновской армии на полях Европы, и особенно в ходе Русского похода, показала, что не французы были самыми отъявленными мародерствующими элементами. В российских пределах, например, грабежами и насилиями особенно отличались их союзники из числа вестфальцев и вюртембергцев. Вероятнее всего, что здесь им примером служили немецкие ландскнехты из не столь уж забытого Средневековья.
…В составе наполеоновской Великой армии, вторгнувшейся в российские пределы, обращает на себя внимание следующее. Наполеон, формируя свои пехотные и резервные кавалерийские корпуса, далеко не всегда разрешал существование, скажем, чисто вестфальских или саксонских дивизий и бригад. Исключение составляют только Польский, Австрийский, Вестфальский и Баварский пехотные корпуса.
Иностранные контингенты в составе Великой армии не являются по численности корпусных войск в первых рядах. С другой стороны видно, сколько польских, баварских, вестфальских, прусских и иных пехотных и кавалерийских полков оказались отдельно «вкраплены» в казалось бы монолитные, чисто французские корпуса, дивизии и бригады.
Ведь в таком случае соблюдалось языковое непонимание друг друга, когда в одном воинском соединении говорили на французском и немецком, польском и голландском, итальянском и португальском, испанском и хорватском, иных языках. Известно, что в тогдашней Европе французский язык был языком межгосударственного общения только для аристократии и немалой части дворянства, в том числе и в России.
Известно, что, не говоря о пруссаках и австрийцах, итальянцы и баварцы, солдаты из германских земель шли в Русский поход без увлечения, равнодушно. И такое наблюдалось со стороны, несмотря на то, что им уже приходилось сражаться рядом с французами в предыдущих войнах. Однако боевого товарищества между ними не наблюдалось. Французы, «баловни военного счастья», относились презрительно к своим союзникам и в повседневной жизни во всем требовали себе первого места.
Как такое можно называть в военно-национальной политике Наполеона Бонапарта? Доверием к своим подневольным союзникам? Или недоверием к ним? Желанием держать, скажем,
