положениях донесения Гроувза. Когда Стимсон прибыл в Малый Белый дом, он попросил президента вызвать Бернса и зачитал им все послание. Как записал в своем дневнике Стимсон, президент «крайне оживился… и сказал, что это придает ему новое чувство уверенности». Почему отчет был столь важен, станет ясно, когда мы познакомимся с тем, что происходило за столом переговоров на Потсдамской конференции.
Затем Стимсон поспешил с визитом к Черчиллю и передал ему меморандум от Гроувза. Премьер-министр не успел полностью с ним ознакомиться, потому что должен был отправиться на 5-е заседание конференции с Трумэном и Сталиным. Он попросил Стимсона прийти на следующее утро.
Прежде чем пойти на встречу с премьер-министром на следующий день (22 июля), Стимсон заехал в Малый Белый дом, чтобы взять документ, который оставил накануне у президента. Он намеревался поделиться новостью о новом оружии с русскими и обговорить возможность поставить эту новую силу — атомную энергию — под эффективный международный контроль. Когда он уходил, сказал Трумэну, что Харрисон убедил его в готовности бомбы для использования против Японии в начале августа.
Затем он отправился в резиденцию премьер-министра и оставался там, пока послание от Гроувза не было прочитано полностью. Закончив чтение, взволнованный Черчилль наклонился вперед в своем стуле, помахал сигарой и сказал: «Стимсон, чем был порох? Так, пустяком. Чем было электричество? Бессмыслицей. Атомная бомба — это второе пришествие во гневе».
Начальник штаба обороны Великобритании не разделял эйфории премьер-министра. «В 1:30 пополудни, — записал он в своем дневнике, — мы пошли на ланч с премьер-министром. Он познакомился с американскими сообщениями об испытаниях нового взрывчатого вещества, которые прошли в Соединенных Штатах. Поверил во все американские утверждения, и они захватили его. Теперь уже не было необходимости для русских вступать в войну с Японией; новое оружие могло решить все вопросы. Более того, теперь у нас в руках было нечто, что могло изменить соотношение сил с русскими в нашу пользу. Это секретное взрывчатое вещество и возможность использовать его могло нарушить баланс дипломатических взаимоотношений, которые после разгрома Германии еще не успели сложиться. Теперь мы располагали средством, укреплявшим наши позиции; теперь мы могли сказать: „Если вы настаиваете на этом, тогда, ну что ж…“ И где тогда окажутся русские!»
Американских официальных лиц беспокоил вопрос, когда, каким образом и в каком объеме следует сообщить русским о новом оружии. Он начал занимать их еще с того времени, когда ученые и инженеры только предсказывали его появление.
В 1943 г. в Гайд-парке Рузвельт и Черчилль заключили соглашение, которое констатировало: «Предложение о необходимости информировать мировую общественность об исследовательском проекте Tube Alloys с целью заключения международного соглашения о контроле над ним является неприемлемым. Проект должен осуществляться в обстановке абсолютной секретности; но когда наконец „бомба“ будет в наличии, ее можно будет, по зрелом размышлении, использовать против японцев, которых следует предупредить, что бомбардировка будет повторена, пока они не сдадутся».
Временный комитет, не зная о договоренности, согласился в начале июня с тем, что американскому правительству не следует сообщать России или кому-либо еще об оружии, пока оно не будет испытано против Японии. Докладывая президенту 6 июня о пунктах соглашения, к которому пришли члены временного комитета, Стимсон подчеркнул важность сделанного им вывода. Он сказал, что озадачен тем, что может произойти, когда президент встретится со Сталиным и Черчиллем. Трумэн заметил, что отсрочка конференции до середины июля даст необходимое время. Военный министр не был до конца уверен. Что, если испытания будут отложены?
Стимсон подытожил для президента результаты обсуждений вопроса во временном комитете и вне его о возможном будущем контроле над этим новым мощным оружием. Единственное предложение комитета, сказал он, заключалось в том, что страны должны обещать сделать публичной всю работу, которой они занимались в этой области, и сформировать международную контрольную группу, которая будет обладать всеми правами инспекции во всех этих странах. Он заметил, прозорливо, что понимает все несовершенство плана и русские могут не согласиться с ним. Если так произойдет, все, что нам остается сделать, предположил он — это накопить достаточно расщепляемого материала в качестве страховки. В любом случае он вновь подтвердил свое мнение, что никому не следует раскрывать реальное положение вещей, пока соглашение о контроле не начнет действовать эффективно. Маршалл придерживался той же точки зрения.
Могли ли Соединенные Штаты, размышлял президент, получить для себя что-либо ценное от Советского Союза в обмен на предоставление ему части информации о ядерном распаде? Могли бы мы рассчитывать на большее сотрудничество с ним в деле достижения совместных договоренностей в отношении Польши, Румынии, Югославии, Маньчжурии, например?
4 июля, за два дня до отъезда американской делегации в Потсдам, Объединенный (американо-британский) политический комитет озаботился вопросом, какой информацией можно поделиться с русскими и стоило ли вообще это делать. Его британский и канадский члены (фельдмаршал Генри Мейтлэнд Уилсон, представитель британского Комитета начальников штабов, и К. Д. Хоу, канадский министр по вооружениям) обменялись мнениями со Стимсоном, как следовало бы поступить в данном случае. В отчете о встрече говорилось:
«Председатель [Стимсон] рассказал, что он думает… о будущей встрече со Сталиным. Если на встрече невозможно будет ничего сказать об атомном оружии, его применение в ближайшее время может серьезно повлиять на доверительные отношения между тремя основными союзниками. Поэтому он посоветовал президенту обратить особое внимание на атмосферу встречи. Если возникнет чувство взаимного доверия и искренности при обсуждении других вопросов, тогда президент мог бы заявить, что результаты исследований по делению ядра начинают применяться в военных целях, и уже достигнут в этом определенный прогресс, и что новое оружие будет вскоре испытано, хотя успех не гарантирован. Если же испытание будет успешным, то тогда потребуется обсудить, каким образом использовать это открытие в мирных целях в интересах всего человечества, а не только как орудие разрушения».
Все эти вопросы повисли в воздухе. Они так и не были решены, когда президент прибыл в Потсдам, и новость об успешном испытании в Нью-Мексико догнала его, Стимсона и Бернса. Когда они узнали, что бомбу вскоре применят против Японии, возникла необходимость решить, что делать дальше. Поиск верного решения побудил их сразу же начать обсуждение, какой частью информации можно поделиться с русскими.
Все признали, что было бы оправданным и разумным шагом сообщить Сталину об успехе испытаний, так как он, конечно, узнает о них, как только бомбу применят в войне с Японией. До этого события оставалось всего две недели. Но как много можно ему сказать о характере устройства? Стоит ли подробно объяснять, как новое оружие было создано? По
