свой план реформирования Греции как пример реализации на практике ялтинской Декларации об освобожденной Европе. На первом заседании глав правительств 17 июля было заявлено, что «правительства трех держав должны обсудить, как лучше помочь временным правительствам в проведении свободных и беспрепятственных выборов. Такая помощь требуется немедленно Греции и, несомненно, со временем, потребуется в Румынии, Болгарии и, возможно, в других странах».
На следующий день Черчилль в беседе со Сталиным выразился более лаконично. В связи с тем что в Греции должны были пройти свободные выборы и плебисцит, он прямо сказал Сталину, что «великие державы должны послать своих наблюдателей в Афины». Сталин ответил, что это будет выражением неверия в честность греческого народа.
Комментарий в письменной форме, представленный Молотовым несколько дней спустя (20 июля) на встрече министров иностранных дел, был выдержан в воинственном духе. В отношении Греции говорилось: «Однако есть одна страна — и это Греция, — в которой до сих пор не установлен должный порядок, где презирается закон, где терроризм направлен против демократических элементов, на которых легла основная тяжесть борьбы против немецких захватчиков за освобождение Греции… В соответствии с вышесказанным советское правительство считает необходимым рекомендовать регенту Греции [архиепископу Греции Дамаскину] принять неотлагательные меры для образования демократического правительства». В ходе открывшейся затем откровенной дискуссии Иден назвал советское предложение для Греции «пародией на реальность». Он подчеркнул, что представители всей мировой прессы отправятся в Грецию для освещения происходящих там событий и что греческое правительство обязалось провести свободные выборы для всех партий и пригласило наблюдателей из разных стран. Нет необходимости говорить, что Молотов только повторил свои угрозы. Не заставило его замолчать и заявление Бирнса, что на американское правительство произвели впечатление действия греческого правительства, обратившегося ко всем им, как к советскому правительству, так и американскому, британскому и французскому, с просьбой прислать наблюдателей на выборы.
Более поздние бесплодные дискуссии привели к печальному заключению: так как у вышеназванных стран не может быть общего мнения, они должны воздержаться от совместных заявлений в отношении Греции и предпринимаемых греческим правительством политических шагов. Это давало возможность британскому и американскому правительствам действовать так, как они считали нужным. Но иная точка зрения советского правительства была еще одним знаком, что военные союзники уже не смогут проводить общую политику в странах Юго-Восточной Европы. Не смогут они, как об этом будет рассказано позже, и выступить единым фронтом в их взаимоотношениях с Турцией. В этом вопросе их мнения в Потсдаме разошлись.
Глава 38
Турция и черноморские проливы
Сталин смог подтвердить свое право воспользоваться всеми выгодами от соглашения, заключенного с Гитлером в 1939 г. Но одним из примечательных фактов в работе советской дипломатии во время Потсдамской конференции была попытка получить также для себя и те преимущества, которые Гитлер предоставить отказался.
Во время визита Черчилля в Москву в октябре 1944 г. Сталин сообщил ему, что он хотел бы пересмотреть Конвенцию Монтрё, которая регулировала прохождение морских судов через проливы Босфор и Дарданеллы (из Черного моря в Средиземное). Сталин полагал, что русские военные корабли должны иметь право прохода в любое время. Черчилль, в доказательство того, что британское правительство уже больше не намерено препятствовать русскому флоту заходить в любые моря мира, сказал, что, в принципе, он не против пересмотра конвенции.
Сталин вернулся к этому вопросу в Ялте. Он вновь заметил, что было бы справедливым решением провести ревизию конвенции, так как Россия не будет больше терпеть тот факт, что Турция «держит руки на горле России». Что можно было бы предпринять, чтобы не задеть законные интересы Турции? Он предложил, чтобы министры иностранных дел (Великобритании, России и США) рассмотрели эту проблему на их первой встрече. Черчилль поддержал эту инициативу. Он согласился с тем, что использование Россией узкого выхода из Черного моря, на берегах которого лежат ее земли, не должно зависеть от воли Турции. Он был бы рад, если бы Иден провел переговоры со своими коллегами. Но он также считал, что турок следовало бы поставить в известность, что вопрос о проливах уже обсуждается; и если конвенция будет пересмотрена, то Турции должны будут предоставить гарантии ее независимости и единства. Казалось, Сталин был доволен этим ответом. Единственным комментарием Рузвельта было пожелание, чтобы национальные границы не защищали силой оружия, чтобы они были открыты, примером чего служила американо-канадская граница.
После Ялты Турция отказалась от нейтралитета и объявила войну Германии и Японии, таким образом став союзником. Тем не менее советское правительство захотело большего: ни много ни мало, но господства над проливами. Это стало ясно, когда в июне турецкое правительство попыталось принять участие в обсуждении нового договора вместо старого, который советское правительство денонсировало в марте. Молотов, который только что вернулся в Москву из Сан-Франциско, сказал турецкому послу, что прежде, чем подписать новое соглашение, следует обсудить различные «важные вопросы».
Советская цена за договор, как сообщили первыми своим правительствам посольства США и Великобритании в Анкаре, основывалась на трех условиях. Первым требованием было возвращение России тех областей, которые были уступлены Турции в 1921 г. Эта уступка, заметил Молотов, имела место, когда русские были слабы, а теперь они обрели силу. До тех пор пока не будет восстановлена историческая справедливость, советское правительство не было намерено обсуждать новый договор; но, как было заявлено, оно брало на себя обязательство уважать, а возможно, и защищать территориальную целостность Турции. Молотов, как об этом стало известно позднее, не назвал конкретно те территории, на которые претендовала советская сторона. Но из его слов турецкое правительство в Анкаре сделало вывод, что Советский Союз, во-первых, хотел возвращения вилайета Карс, с Ардаганом включительно. Во-вторых, русские настаивали на предварительном соглашении между двумя правительствами, которое предусматривало изменение Конвенции Монтрё. Молотов подчеркнул, что в случае выполнения его основных положений Турция могла решить судьбу 200 миллионов русских. И в-третьих, требовали разрешить размещение советских военных баз на турецкой территории вблизи Босфора. Следует заметить, что это было одно из условий, которое Молотов выдвинул еще 25 ноября 1940 г.; оно содержалось в ответе, переданном через Шуленбурга, немецкого посла в Москве, на предложение Гитлера, что Советский Союз мог бы присоединиться к странам оси и договориться с Германией о разделе сфер влияния. Теперь, спустя время, Молотов объяснял советское предложение тем, что опыт войны показал, что сама по себе Турция не имеет достаточно сил и средств для защиты проливов. Во время беседы у турецкого посла сложилось впечатление, что Молотов неявно намекал, что, если Турция откажется от союза с