Михаил Михеев - Гроза чужих морей

– Итак, операция началась?

– Да, хотя, если честно, я все еще сомневаюсь, стоило ли нам лезть в эту авантюру.

– Что авантюра – это точно… Напомните, сколько ваши аналитики дают шансов на успех?

– На полный?

– Разумеется, частичный нас не интересует в принципе, да и не узнаем мы о нем, скорее всего. Ваша система наблюдения, как вы сами предупреждали, не опробована.

– Она не могла быть опробована в принципе. А шансы… Процентов двадцать, может, двадцать пять, не больше. Скорее всего, даже меньше, наши аналитики – неисправимые оптимисты.

– Во-во. Но нам-то чего волноваться? В худшем случае, мы потеряем один бесперспективный корабль, глядя на который все эксперты и без того крутят пальцами у виска, тем более что свою задачу как стенд для обкатки новых технологий он давно уже выполнил. Даже заминать дело не надо будет, раскрутим кампанию в прессе, снимем с постов пару-тройку… ну, вы сами знаете, кого. Этот повод не лучше и не хуже других, так что с определенной точки зрения мы при любых раскладах останемся в плюсе. Да и корабль, будем говорить честно, вышел недорогим, так что с материальной стороны никаких серьезных потерь мы иметь не будем. Людей вот только жалко, все же там отборный экипаж… Но, с другой стороны, других на такое дело и посылать-то нельзя, а этим я верю. Если даже им и не повезет, мы будем знать, что сделали все, что могли, и мальчишки погибли не напрасно.

– А вы циник.

– Нет, я просто пытаюсь выкрутиться в ситуации, когда проще вообще повеситься, и поэтому считаю, что надо использовать любой шанс. Тот, который мы пытаемся реализовать с вашей подачи – ничуть не лучше и не хуже любого другого.

– Да, шанс начать все с начала стоит многого.

– Кому вы это рассказываете? Если бы я считал иначе, ваш институт не имел бы приоритетного финансирования, и это при том, что ваши разработки пока что не дали отдачи ни на копейку. Смешно, но все считают, что я отмываю через него деньги.

– Глупцы…

– Не такие уж и глупцы. Просто они мыслят исключительно с точки зрения своей логики и в пределах той информации, которую мы позволили им узнать. Однако имейте в виду, профессор, если мы проиграем, то ваш институт закроется мгновенно, а за вашу жизнь я не дам ни копейки. Давайте называть вещи своими именами. Свидетели не нужны никому, а вы свидетель, и притом довольно опасный.

– Да все я понимаю…

– Вот и отлично. Эх, жалко, туда нельзя было послать полнокровную эскадру…

– Вы же знаете, масса пока ограничена. Из-за этого нам и пришлось вбивать корабль в такие жесткие рамки по водоизмещению. Если все получится и заработает постоянный канал – тогда да, справимся, а пока что придется пользоваться тем, что имеем.

– Да уж, за неимением гербовой можно писать и на клозетной… Ладно, теперь нам остается только ждать.

– Не так и долго, думаю, все же время – понятие относительное.

– Ой, да не забивайте мне мозги вашей псевдоученой заумью. Отлично ведь понимаете, нет ничего хуже, чем ждать и догонять, а именно этим мы сейчас и занимаемся, причем одновременно.

Настроение капитана первого ранга Плотникова было весьма далеким от идеала. Да что там, первый после Бога был откровенно мрачен, и подчиненные, хорошо знающие своего командира, старались обходить его десятой дорогой. Не отвертеться было только вахтенным, потому что командир АКПД "Мурманск" почти безвылазно находился на мостике. Хотя он и не вмешивался ни во что, не повышал голоса и очень спокойно, корректно отвечал на вопросы, если они появлялись, исходящая от Плотникова почти физически ощутимая волна холодного отчуждения заставляла всех, кто вынужден был находиться с ним в одном помещении, нервно ежиться. Хорошо еще, что после суток такой нервотрепки он сам понял, что не надо стоять у людей над душой, и убрался в свою каюту. Весь экипаж вздохнул свободнее, но неприятный осадочек, как говорится, остался.

Растянувшись на койке, Плотников закрыл глаза, но сон упорно не шел. Нервы, нервы, чтоб их. А что вы прикажете, командир крейсера – он тоже не железный, и когда все обрушивается на него сразу, просто физически не способен мгновенно адаптироваться. Вот как сейчас, к примеру, и ведь все один к одному, будто судьба лишний раз вздумала испытать человека на прочность.

Вначале тяжелый поход. Плотников даже не ожидал такого – ходовые испытания нового корабля превратились в полноценную обкатку техники и экипажа в условиях, максимально приближенных к боевым. Он не спал, иной раз, по нескольку суток, иной раз, пардон, в гальюн сходить было некогда, но все это воспринималось, как норма. Или, точнее, не как норма даже, а как плата за карьеру. Капитан первого ранга и командир новейшего корабля в неполные тридцать пять – шутка ли! Карьера стремительная, как ракета, будто чья-то могучая рука уверенно тянула Сергея Федоровича Плотникова вверх. Некоторые считали, что у него какой-то влиятельный родственник в самых верхах, но сам-то молодой офицер прекрасно знал, что нет таких и быть не может. Просто физически нет – он даже не знал, кто его родители. Подкинула новорожденного мамаша, хорошо хоть, догадалась как следует укутать и оставить не под лестницей, а у дверей районной больнички. Потом интернат, который патронировала ближайшая воинская часть и, на выходе, абсолютное отсутствие выбора. Военное училище – ни о чем другом парень и не думал. Хотя нет, выбор был – какое училище выбрать. Сережка выбрал море…

И вот он командир новейшего, только что сошедшего со стапелей корабля, не имеющего аналогов в мире, и, в ясно замаячившей на горизонте перспективе, адмиральские погоны. Так что три месяца спать вполглаза, разбираясь в особенностях новой техники, не такая уж и высокая плата за будущее. Хотя, надо сказать, он был не один такой, молодой и стремительный. В последнее время и в армии, и на флоте появилось много таких вот, как он, молодых офицеров, никоим образом не связанных со "старой гвардией", да и вообще ни с кем, в звании от майора до генерал-майора и от кап-три до контр-адмирала соответственно. И все повоевавшие, благо локальных конфликтов хватало и с каждым годом становилось все больше. Складывалось впечатление, что кто-то очень могущественный, но, в то же время, очень осторожный создает кадровый резерв на все случаи жизни. Некоторые выводили, и небезосновательно, прямую аналогию с тридцатыми годами прошлого века, когда Сталин, кровавый тиран, как его называли либераствующие интеллигенты, великий император, если верить ура-патриотам и, в любом случае, очень умный человек проводил чистки комсостава, поднимая на самый верх никому не известную молодежь, когда удачно, а когда и не очень. Ох, крутые времена, рождающие крутых героев… Можно высоко взлететь, а можно и больно брякнуться. Правда, контр-адмиралов среди молодой поросли, если честно, пока не было – он, Плотников, был номером первым в строю, и прекрасно осознавал, что от того, как справится с новым кораблем, зависит очень многое и, возможно, не для него одного.