Андрей Гончаров
Яд для императора
© Гончаров А., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
* * *
Разговор проходил не в главном кабинете Его превосходительства, в котором он обычно работал, а в каком-то небольшом кабинетике, располагавшемся в конце коридора, в тупике. Но это было не оттого, что Его превосходительство считал разговор неважным, недостойным своих роскошных апартаментов. Совсем наоборот: разговор был необычайно, небывало важным. А поэтому его было необходимо держать в полном секрете. И разговор, и теперешнего собеседника Его превосходительства – щуплого белокурого человека невысокого роста с полным лицом и располагающей к себе улыбкой. Этого человека не должны были видеть ни секретари, ни помощники Его превосходительства – вообще никто. Потому и был перенесен важнейший разговор в эту невзрачную комнату, и прошли они сюда вдвоем, так, что гостя никто не видел.
– Слушайте меня внимательно, – произнес Его превосходительство. – Вы знаете, я повторять не люблю, не в школе. Итак, император Николай должен умереть не позднее 1860 года. При этом смерть его должна выглядеть совершенно естественной и не возбудить ни малейших подозрений. Вы меня поняли? Ни малейших! Поэтому я и даю вам такой большой промежуток времени, чтобы вы могли по собственному усмотрению выбрать удобный момент. Чтобы причина, которая могла бы свести русского царя в могилу, была естественной и понятной. Такой причиной может стать болезнь, несчастный случай, пожар… Не знаю, не буду гадать. Вы человек умный и опытный – по крайней мере, так вас рекомендовали, – и сами сможете выбрать и причину, и момент. Вы все поняли?
– Да, Ваше превосходительство, – отвечал гость. – Задание вполне понятно. Но… Могу я позволить себе один вопрос?
– Спрашивайте, – кивнул хозяин кабинета.
– Я никак не могу уразуметь, почему именно император Николай? Ведь у наших стран прекрасные отношения! Можно сказать, мы союзники. Я понимаю, что это не в моей компетенции, что такое решение принимали умнейшие мужи нашей страны, но понять его не могу…
Гость ожидал вспышки гнева со стороны Его превосходительства, однако ее не последовало.
– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, – сказал хозяин кабинета. – И рад, что вы его озвучили, не затаили в себе. Я всегда говорю: исполнитель приказа должен понимать его смысл и значение. Иначе он может совершить непоправимую ошибку. Итак, почему император Николай?
И затем Его превосходительство коротко и четко, как только он умел, изложил подчиненному причины, по которым тот должен был исполнить приказание.
– Ну, теперь у вас остались какие-то вопросы? – спросил он, закончив свое объяснение.
– Нет, Ваше превосходительство, теперь мне все ясно, – ответил гость.
– Тогда держите вот это, – сказал хозяин кабинета и протянул гостю небольшой металлический сундучок – размерами он походил на саквояж, какими часто пользовались врачи. – Здесь средства, которые вам будут необходимы для выполнения задания. Наши ученые, которые готовили этот набор, постарались учесть все. Взрывчатые вещества, револьверы новейшей конструкции, кинжалы, яды… В частности, там имеется недавно открытое новое отравляющее вещество. Мне описали его действие. Мне кажется, это как раз то, что нам нужно. Теперь у вас есть все. Вперед!
Император Николай Павлович, которого некоторые иностранные политики именовали «Железным императором», чувствовал себя нездоровым. Лихорадило, болела грудь, мучил кашель. Началось это все еще на Крещение, когда Государь простудился, начал чихать и был вынужден пользоваться носовым платком (чего терпеть не мог). Не любил самодержец также проявлений слабости – ни в других, ни тем более в себе. А потому только отмахнулся от своего лейб-медика Мартина Мандта, который советовал Государю отлежаться хоть пару дней.
Вместо этого Николай поехал на свадьбу дочери графа Клейнмихеля. При выезде камергер Гримм осмелился заметить Государю, что он слишком легко оделся, а между тем на дворе стоит сильный мороз. «Теперь уже поздно переодеваться», – отвечал самодержец и поехал в одной легкой шинели. Со свадьбы он приехал совсем больным и согласился на уговоры врачей начать лечение: горчичники, пиявки и примочки.
В следующие дни Николай чувствовал себя ничуть не лучше. Однако он полагался на свое здоровье, которое его до сих пор не подводило. Конечно, он был уже не молод, ему шел 59-й год, но все еще крепок и полон сил.
Поэтому 9 февраля, почувствовав себя немного лучше, он отправился в Михайловский манеж, на огромный неотапливаемый плац. Врачи опять всполошились, забегали, пытаясь его отговорить, но Государь только отмахнулся от них, как от назойливых мух. Врачи не могли понять государственной необходимости этой поездки. Ведь Николаю предстояло проводить на театр военных действий в Крыму лейб-гвардии Преображенский, Измайловский и Егерский полки. Дела в Крыму шли плохо, соединенная армия англичан, французов и турок одолевала доблестные русские войска; граф Паскевич терпел одно поражение за другим. Тем более важно было императору лично напутствовать воинов, отправлявшихся на битву. Он думал и сам направиться в Крым, чтобы своим присутствием воодушевить армию. И пусть в связи с проклятой хворью эту поездку приходилось отложить, но проводить солдат в путь он был обязан!
Из Манежа Николай вернулся уже совсем больным. Скрыть недуг было невозможно. Несмотря на все старания медиков, Государю становилось все хуже и хуже. Он уже не вставал с постели и даже не ходил на церковную службу. У Николая появилось стеснение в груди, приступы лихорадочного жара сменялись ознобом. 12 февраля Государь повелел наследнику цесаревичу Александру прибыть в Зимний дворец. Речь шла о передаче ему всех государственных дел. Министр государственных имуществ граф Киселев, выслушав это повеление Государя, не мог сдержать слез. Ясно было, что император предчувствовал свой близкий конец…
Правильно говорит пословица: «Пришла беда – отворяй ворота». Как занедужил Государь, так у всех в Зимнем все из рук стало валиться. Хотя, конечно, грех сравнивать великую беду – болезнь помазанника Божия – и такую невеликую неприятность, как гибель чаши лучшего саксонского фарфора, а все одно к одному – расстройство. Великая княжна Ольга, находясь в волнении по случаю болезни своего царственного родителя, изволила уронить чашу с теплой водой, которую несла в комнату отца. Драгоценный расписной фарфор превратился в кучку осколков, которые разлетелись по всему нижнему коридору дворца.
