Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)

Бета-версия романа, как и бета-версия программы, служит для поиска ошибок, ускользнувших от внимания авторов. Просьба писать обо всех замеченных ошибках, от простых опечаток до арифметических, логических и фактических, по адресу [email protected] Не верьте авторам на слово, проверяйте каждую мелочь типа фазы луны или долготы дня. А вот предложений по изменению сюжета, характеров героев и т.п. присылать не нужно.

Всякое совпадение имен и названий с известными реальными является неслучайным. Тем не менее, авторы напоминают, что в жанре альтернативной истории не только события, но и характеры могут получать альтернативное развитие, и персонажи романа могут существенно, вплоть до полной противоположности, отличаться от своих прототипов. Несмотря на то, что в романе приводятся в том числе и реальные сведения, авторы подчеркивают, что данная книга не может рассматриваться как источник информации о реально существующих физических и юридических лицах и торговых марках.

Большинство сведений по военной истории соответствует действительности.

Авторы также напоминают тем, кто прогуливал в школе уроки литературы, что взгляды писателя могут как совпадать, так и не совпадать со взглядами его героев.

Вы приступаете к чтению на свой страх и риск. Авторы не несут никакой ответственности за моральные травмы, которые могут быть нанесены вам содержанием романа.

Вокруг был войлок, целые горы сырого войлока. Он давил на грудь, на лицо, вонял мокрой жарой. Откуда-то издалека, из-за войлочной завесы, доносилось непонятное "бу-бу", "бу-бу-бу".

Клаус попытался открыть глаза, но лучше не стало: в горячем тумане плавали какие-то белые пятна. Одно из них приблизилось, и коснулось его лба сухим и холодным. Потом войлок опять накрыл его с головой.

Постукивание серебряной ложки по зубам ненадолго привёло его в чувство. Он послушно разжал челюсти. Ложка скользнула внутрь, и во рту стало горько. Он с усилием сглотнул, и снова погрузился в беспамятство.

- Через два часа ребёнок умрёт, - сказал кто-то из-за войлока.

Клаус знал, что значит умереть. В прошлом году, летом, умерла его маленькая сестричка, Барбара. Мама сидела в гостиной и читала французскую книжку, и тут вошёл отец, высморкался, и сказал: "Господь забрал нашу малютку, Марта". Тут мама сразу начала плакать, а толстый семейный доктор, которого Клаус звал просто "дядя Вальтер", совал ей в руку флакончик с вонючей солью от обморока.

Клаус тоже плакал. Но, по правде говоря, ему не было особенно жалко сестричку: она всё равно была очень маленькая, и ничего не умела, даже говорить. Лежала себе в кроватке и кричала. Он потом спросил у отца, зачем Бог забрал её к себе - чтобы она лежала и кричала на небесах? "Это всё для нашего вразумления" - невразумительно ответил отец и дал ему конфету.

Потом Клаус долго приставал к отцу с вопросом, когда умрёт Бог. Отец сказал, что Бог никогда не умрёт, и опрометчиво добавил, что хорошие мальчики таких вопросов не задают. Клаус, конечно, начал ныть и просить папу рассказать про то, как Бог умрёт. Потом он сообразил, что если быстро-быстро говорить "Бог - сдох", то получается в рифму. И стал бегать по гостиной и кричать: "Бог сдох, Бог сдох! Бог сдох, Бог сдох, Gott ist tot, Gott ist tot" - пока отец не поймал его и не ударил. Он побежал жаловаться маме, но на этот раз ябедничество не возымело обычного действия: мама строго запретила ему говорить такие вещи. Мальчик надул губы, но замолчал, хорошо зная, что маму, в отличие от отца, надо слушаться...

- Gott ist tot, - услышал он совсем близко от себя. - Бог мёртв. Мы убили его.

На этот раз Клаус понял, кто говорит. Дядя Вальтер, вот кто.

- Это, кажется, из Ницше, - ответил отец. Клаус прислушался: да, это был отец.

- Я не читаю подобных авторов... - ответил доктор. - Но как предсмертная записка это сошло бы. Или как признание. Всё зависит от того, как угодно будет истолковать это "мы" господам из Комиссии. Скажите честно, Людвиг, - голос доктора стал масляным, просящим, - вы всегда всё знаете... ведь это же самоубийство? Это самоубийство, да?

Мальчику показалось, что войлок снова облепил его. Но это было просто молчание.

- Значит, вот как... - доктор вздохнул. Его вздох отозвался в ушах ребёнка шуршанием тысяч мягких иголок.

- Мы знаем друг друга много лет, - наконец, ответил отец, - и знаем жизнь. Есть вещи, о которых лучше не говорить.

- Мне нужно знать, Людвиг! Вы вхожи в эти сферы, а я нет. В то время как моё положение...

- Вальтер, подумайте лучше о моём мальчике, - тихо сказал отец, - давайте не будем хотя бы сейчас, у его постели, говорить о политике. Вы можете что-нибудь сделать?

- Медицина бессильна, мой дорогой друг. Давайте ждать и надеяться. Я не хочу обнадёживать, но, возможно, молодой организм...

Жар опять навалился на измученного ребёнка. Но на этот раз Клаус решил не поддаваться. Сосредоточившись, он выплыл из багрового омута бреда.

- Ничего не знаю точно, - говорил тем временем отец, - но лично я не верю в то, что доктор Гёббельс мог пойти на такое. Сейчас, когда Райх на краю пропасти... Нет, нет, нет.

- В таком случае это убийство.

- Я этого не говорил. Что мы имеем сейчас? Есть тело. Есть несомненные признаки отравления. Есть предсмертная записка.

- И есть заключение Комиссии по расследованию, не так ли?

Мальчик понял, что разговор скучный. Такие разговоры отец обычно вёл в курительной комнате. Клаус много раз спрашивал у мамы, зачем папа водит домой каких-то незнакомых людей и тратит на них время. Мама гладила его по голове, вздыхала, и говорила, что ему рано об этом думать. Как-то раз Клаус специально забрался под маленький диван, чтобы послушать, о чём же всё-таки они говорят. Оказалось - ничего интересного: обсуждались какие-то "перестановки в министерстве". В результате Клаус так и заснул под диваном, и его еле нашли...

- Везде шныряют типчики из Комиссии, - говорил отец. - Что-то вынюхивают, шпионят. Говорят, кое-кого забрали.