Лернер. Ма. Н
Другая страна. Часть 3
24 апреля 1958 г.
Большое удобство — этот новый торговый центр. Стоит как раз посредине между старым районом, где с самого начала были арабские дома и новыми зданиями, где люди построились в последние годы, прямо на пустыре. Места для стоянки сколько угодно, а внутри все есть. Магазины, кафе, почта, службы поселкового совета, кинотеатр, два отделения разных банков, поликлиника и еще много всякого разного. Очень скоро и трех этажей будет недостаточно.
Если бы я не знал, из первых рук, сколько это стоило нервов и времени, спросил бы, почему раньше никто не додумался. Два года согласований, утрясаний и разных бумаг. Комиссия по благоустройству, комиссия по архитектуре, еще пятнадцать разных комиссий. Деньги, которые надо было получить от разных фирм на строительство, дележка прибыли между ними и советом, проведение коммуникаций. Зато теперь не надо ехать в Иерусалим за какой-то ерундой. Все здесь, собрано в одном месте. Берешь длиннющий список, а попробуй купить на шестерых, из которых четверо детей. И грузишь, грузишь, грузишь… Это я на работе полковник и начальник — дома я должен таскать сумки с покупками.
Так, а вот это уже интересно… Открытки с полуобнаженными девушками и поздравительными надписями на иврите в газетном киоске. Представил себе, как такое теще на юбилей дарю… Это явная копия французских, или вообще завезенное. Роман Израиля с Францией после войны 1956 г на почве общей нелюбви к Насеру и обиды на англичан и американцев развивается стремительно. Появилась масса французских вещей в продаже. Израиль вообще все под себя гребет и неплохо переваривает. Американский рок-н-ролл и танки, французский ширпотреб и самолеты, советские книги и немецкое промышленное оборудование по репарациям.
Я оставил машину на улице и пошел переодеваться. Надо было снять все эти потные тряпки — под душ и ехать. С прошлого года в Израиле стали устанавливать очень удобную вещь. На крыше стоят два солнечных зеркала, и пока солнце есть — есть и горячая вода. Нет солнца — переключаешь бак с водой на обогрев электричеством. У нас это появилось у первых. А еще года не прошло, половина домов поселка обзавелась баками и солнечными зеркалами. Наверху Давид пытался общаться с внуком, слегка забывая, что это не студент его университета.
— Что такое научный подход? — спрашивал Яир.
— Ну как бы это тебе объяснить… Вот жил в 19 веке археолог по имени Уильям Питри. Никто его не учил, так как вокруг никого не было, у кого можно было научиться. До него никто такого не делал. Ведь как люди представляют себе археологию? Раскопал какую-то могилу, а там полтонны золота! А на самом деле археолог никогда не знает, что его ждет — много дней тяжелой работы и в конце куча мусора или вообще пустое место. Так вот, Питри сумел и на куче мусора стать великим ученым.
Он копал древние захоронения на юге Египта, а там не было ничего, кроме костей и разбитых горшков. И тогда он решил выяснить какие из могил более ранние, а какие поздние. Ведь после этого можно определить, как развивалась жизнь в стране — становилось ли лучше, и как развивалось ремесло. Он обратил внимание на горшки, потому что не все они были одинаковыми.
Питри заполнял по каждой могиле, а всего их было более 700, специальный бланк. И в каждом подробно описывался вид посуды. На ранней стадии эти горшки шарообразные и с ручками, потом ручки становятся все меньше, а сами горшки худеют. Он решил, что горшки превращались из необходимой вещи в чисто декоративную, для украшения.
— Так, может, все наоборот было? Сначала украшение…
— Вот, — радостно вскричал Давид. — Дело в том, что в горшках сохранились остатки содержимого. Вначале они содержали ароматические притирания, потом ароматизированная глина. Последними были горшки с простой глиной.
— Родственники что, жулики были?
— Так не бывает, чтобы все одновременно были жуликами. Просто над вещью произносились заклинания и глина должна была превратиться в необходимое притирание на том свете. В более поздние времена делали просто модель необходимой вещи или вообще рисовали картинку.
— Все равно, это какое-то жульничество — заявил Яир.
— Такая у них вера была. И со временем она изменялась, — растеряно сказал Давид. — Да, — продолжил он, — выяснив, какой сосуд был первым, он начал привязывать к нему и другие горшки. Дело в том, что он выделил всего 9 видов разных горшков и в каждом виде еще 2 разновидности. Почти во всех могилах было два различных вида. Теперь можно было привязать и другие виды посуды, лежащие в могилах. Он дал номера всем подтипам в каждом из 9 классов горшков и написал номера на бланках, по одному на каждую могилу. Теперь он уже мог не перебирать черепки, а смотреть бумажные карточки.
В итоге Питри получил группы могил, в которых керамика формировала совместные структуры, которые перекрывали друг друга. Одна категория могла быть на последних стадиях развития, тогда как другая еще не появилась. Самый древний вид мог исчезнуть, прежде чем самый поздний появился. Однако взаимное перекрывание классов позволяло достаточно точно определить, где более поздние, а где более ранние могилы. Теперь было хорошо видно, что некоторые группы могил составляли одно целое, поскольку имели между собой массу общего. Там, ведь находились не только горшки, но и оружие, инструменты, украшения.
— Это скучно, — решительно сказал Яир. Я понял, что пришло время спасать деда, и хлопнул дверью, чтобы они услышали.
— Папа пришел, — радостно заорал он, кидаясь ко мне. Последнее время было положено сначала ударить со всего размаху ладонь об ладонь, и только потом можно было обниматься. — Это почему ты еще не одет? — с деланным изумлением спрашиваю, — ты что, забыл, что сегодня день Независимости и мы едем смотреть парад?
— Нет! — радостно кричит он. — Уже иду, — и стремительно уносится.
— А остальные где? — спрашиваю спускающегося по лестнице тестя.
— Сейчас придут, к Гарику зачем-то пошли.
— Ну, ему все-таки только семь лет, — извиняющимся тоном сказал я. — Так чем там кончилось? Доказал ваш Уильям, что его метод работает?
— А, — оживился Давид, — в 1925 г Гертруда Кэтон-Томсон раскопала поселение в Хемимие. Такой большой холм, где люди постоянно жили в течение столетий. Самое раннее селение строилось на уровне моря. Потом когда оно разрушалось по каким-то причинам или из-за войны, на его месте строили новое. За столетия получался изрядный холм, где в качестве фундамента для новых домов использовали руины от предшественников. Поэтому всегда город на самом верху — самый новый, а внизу — самый древний. Делается разрез на всю глубину, сверху донизу и можно проследить сменяющие друг друга культуры. Так она нашла все культуры именно в той последовательности, которую он описал. И даже еще одну более раннюю. Так он специально оставил для такого случая дополнительные номера в карточках.
Возле двери раздался грохот, и, отпихивая друг друга, врываются Дов и Дитой. Следом степенно входит Анна, катя коляску.
— Я говорила, что уже пора! — кричит Дита.
— Тихо, еще есть время, — говорю я, заглядывая в коляску. Вера радостно помахала мне рукой. Приятно, черт побери, когда тебе радуются. Когда Аня заявила, что девочку надо назвать в честь моей матери, я как-то не подумал, что эти странные люди, считающие что в цифрах и именах, заключен какой-то тайный смысл, могут быть правы. Еще рано судить твердо, но она явно пошла в мою мать. Старшие — ардитова порода, смуглые и брюнеты. А она обещает быть блондинкой со светлой кожей, может, еще волосы потемнеют, но лицо-то никуда не денется. Совсем другая. Если вырастет похожей на бабку, будет парней штабелями укладывать. У меня сохранилась единственная фотография, где ей лет тридцать, очень симпатичная женщина. Для ребенка его мать всегда самая красивая, но я вполне могу судить — это ведь, если задуматься — еще лет шесть и мне будет столько же, сколько она прожила.
— А у Гарика теперь телевизор есть, — сообщает Дов.
— И ничего особенного, — заявляет Дита. — Маленький, черно-белый… В кино лучше.
— Зато ходить никуда не надо!
— Всему свое время, — успокаивающим тоном говорит Анна. — Будут еще и большие. Пока что, кроме новостей и старых фильмов, нечего смотреть.
С трудом, запихав в машину коляску и целый мешок пеленок, бутылок и прочих крайне необходимых вещей мы, наконец, тронулись. Хорошо еще, что дети мало места занимают. Выруливаю на выезд из поселка, проезжаю мимо мастерских и производственных помещений. Тоже идея Ани. Все, кроме жилья, должно быть отдельно, чтоб не воняло, и не будили людей в пять утра. Из всего, что было вначале, осталась одна пекарня, и то она на нее постоянно облизывается — хочет перенести ее из центра, да хозяин упорно сопротивляется.
